Маурин Ли - Цепи судьбы

Или почти всех. Кэти совсем забыла о Марион. Когда она вошла в соседнюю комнату, Марион сидела за столом, уставившись в пространство перед собой.

— Хочешь шампанского? — спросила Кэти. — Там еще осталось.

— Спасибо, нет, — ответила Марион. Это была молодая женщина с лицом землистого цвета, черными, как вороново крыло, волосами, неестественно тонким носом и густыми бровями, которые делали ее лицо несколько грубоватым. Ей недавно исполнилось двадцать, но выглядела Марион на все двадцать пять. К тому же она была несколько высокомерна и настаивала на том, чтобы называть Чарли Чарльзом. В сентябре они должны были пожениться, но никто не понимал, что он в ней нашел.

— Ума не приложу, как Эми могла поступить так с собственной матерью, — с ожесточением произнесла Марион. — Чарли рассказывал мне, как тяжело миссис Карран работала все эти годы, чтобы ее дети ни в чем не нуждались, и смотри, что она получила взамен от своей дочери! Я с пяти лет вынуждена была работать в семейном бизнесе. Но бриллиант вырезают бриллиантом, как говаривала моя мама.

Кэти никогда не слышала этого выражения. Оказалось, что оно означает «око за око».

Мисс Бернс закурила еще одну сигарету. В кабинете было накурено, как в пабе. Пепельница на столе полна окурков, а ведь был только полдень.

— Бриллиант вырезают бриллиантом. Ты когда-нибудь слышала такую поговорку, Маргарита?

— Марион все время ее повторяет. Она означает расплату. Возмездие. Что-то в этом роде.

— Зуб за зуб. Именно это она сказала в тот день, когда твои мама и папа поженились. Она была единственной, кого не удалось околдовать твоему отцу. Всех остальных он быстренько приручил, даже меня. До этого я думала, что он мне не нравится, что было совершенно несправедливо, потому что я его совсем не знала. Ты его помнишь хоть немного?

— Почти нет, — призналась я. Мы не были близки, и он внушал мне страх, скорее даже ужас. Он пугал меня, когда кричал на мать, оскорблял ее. Иногда отец рассказывал мне какую-нибудь историю, придумывая ее на ходу, так что ни один из нас не знал, чем же она закончится.

С тех пор как неделю назад моя мать вышла из тюрьмы и, как написали в газетах, «легла на дно», мисс Бернс вызывала меня к себе в кабинет каждый день, чтобы обсудить, где она может быть и с кем. Директриса проводила половину обеденного перерыва, глядя в пространство и предаваясь воспоминаниям о своей старинной подруге.

— На днях я позвонила Хэрри, вдруг он знает, где Эми, но он ответил, что понятия не имеет, — говорила она на этот раз. — Удивительно, учитывая все происшедшее, что ни он, ни его отец не затаили на Эми злобу. Миссис Паттерсон, напротив, ненавидела Эми. После суда она подняла ужасный шум, заявляя, что ее следовало повесить. Она даже подала прошение министру внутренних дел. — Мисс Бернс затушила окурок и прикурила еще одну сигарету. Был ли за целый день хоть один момент, когда у нее во рту не было сигареты или она не собиралась прикурить следующую? Она выпустила густой клуб дыма и с отвращением посмотрела на него. — Ты не поверишь, Маргарита, но в юности я поклялась себе, что никогда не буду курить. Беда в том, что во время войны все в армии курили.

Я пыталась придумать способ перевести разговор с прошлого на настоящее.

— Может быть, человек, заехавший за моей матерью, это кто-то, с кем она познакомилась в тюрьме? — высказала я предположение.

— Это могла быть та манекенщица, с которой подружилась Эми, Нелли-как-там-ее.

Я не ответила. Я никогда не слышала о Нелли-как-там-ее. Возможно, мое молчание подействовало на мисс Бернс и она поняла, как мне надоело все это обсуждать, или же просто подумала, что я хочу есть.

— Я заняла весь твой перерыв, правда, дорогая? Может быть, мы могли бы как-нибудь вместе поужинать? Я угощаю, конечно же. Там бы все и обсудили.

— Было бы неплохо. — По крайней мере, это было лучше, чем ее постоянные звонки в учительскую и вызовы к себе в кабинет. Хильда Доули уже что-то подозревает. Может быть, она боится, что меня, самого молодого учителя в школе, к тому же совсем недавно поступившего на работу, собираются повысить.

Вечером Чарльз вслух поинтересовался, где может находиться моя мать. У Марион это вызвало раздражение.

— Эми из всего способна раздуть драму, — пожаловалась она. — Я могу понять ее желание спрятаться, но не от нас же. В смысле, не от тебя, — поправилась она, когда Чарльз на нее покосился.

В тот день, когда Эми Паттерсон выпустили на свободу, журналисты ожидали у ворот Холлоуэя и их по-прежнему интересовало ее исчезновение. В газетах появились фотографии белого «роллс-ройса», на большой скорости уносящего мою мать от тюрьмы. Как потом выяснилось, машина была арендована. Чарльз подпрыгивал каждый раз, когда звонил телефон или раздавался стук в дверь, думая, что это его разыскал кто-то из репортеров. Эйнтри находился очень далеко от Бутла, но от этого не переставал быть одним из районов Ливерпуля.

— Больше всего они хотели бы пообщаться с тобой, Маргарита, — сказал Чарльз. — Дочь Эми стала бы для них настоящей находкой.

Эта неопределенность начинала меня угнетать. В субботу я сделала то, что делала всегда, когда хотела справиться с подавленным настроением. Я поехала в город и купила себе кое-что из одежды. Я убедила себя, что остро нуждаюсь в чем-то летнем и одновременно не очень броском для школы. Блуждая по отделам женской одежды «Льюиса» и «Оуэн-Оуэнса», я жалела, что уже купила костюм на свадьбу Триш, и одновременно пыталась задвинуть все, не имеющее отношения к одежде, в глубины своего сознания.

Спустя некоторое время я обнаружила, что это не так уж и трудно.

Примерив целую гору платьев, блузок и юбок, я наконец остановила свой выбор на тонком полупрозрачном платье серого цвета с белым воротником. Платье принадлежало мне меньше минуты, когда я решила, что оно слишком нарядное для школы. Поэтому я купила еще темно-синюю льняную юбку и белую блузку с вышивкой.

Со всем этим я отправилась в ресторан на верхнем этаже «Оуэн-Оуэнса» и заказала кофе. Вечером мы с Чарльзом и Марион собирались пообедать в городе, и я решила надеть новое платье. Я мысленно перебрала свои туфли. Платье будет идеально смотреться с белыми босоножками на танкетке.

Официантка принесла кофе. Уставившись в его коричневые глубины, я почувствовала, что настроение меняется. Чарльз и Марион пойдут в ресторан только ради меня. Сегодня суббота. Триш уехала в Лондон выбирать дом для себя и Иана, что означало, что мне совершенно нечего делать и некуда податься в субботний вечер. Чарльз и Марион просто сжалились надо мной.

Я добавила в кофе сливок и помешивала его ложечкой, когда услышала тоненький голосок, который произнес: «Здравствуйте, мисс». Это был Гари Финнеган, мальчик, которого мама целовала возле двери класса у всех на виду, из-за чего другие дети над ним насмехались. Тихий ребенок с чудесным характером. Предполагается, что у учителей не должно быть любимчиков, но я ничего не могла с собой поделать: Гари нравился мне больше других мальчишек.

— Привет, Гари.

Он смотрел на меня широко открытыми, круглыми, как блюдца, зелеными глазами, как будто не мог поверить, что его учительница действительно существует вне школьных стен.

— Где твои мама и папа? — спросила я.

— Папа вон там, он уже идет сюда.

К нам устало подошел высокий хорошо сложенный мужчина лет тридцати, в легком сером костюме, весь увешанный пакетами с покупками. У него были прямые светлые волосы и неулыбчивое, но приятное лицо со следами загара. Его карие глаза смотрели очень грустно, и мне захотелось узнать почему.

— Иди сюда, Гари. Не приставай к людям. — Мужчина вымученно улыбнулся. — Простите, иногда он бывает чрезмерно общительным.

— Но папа, — пропищал Гари, — это мисс из школы.

— Мы действительно знакомы, — пояснила я.

— А, ну если так… — Один из пакетов упал на пол, и мужчина за ним наклонился. — Я покупал Гари вещи для школы, шорты и все такое.

— Шорты? — Я сморщила нос.

— А что, шорты не подходят? — встревожился он.

— Подходят, но только для игр. — Я кивнула на свободный стул. — Присядьте на минутку, мистер Финнеган. Кстати, меня зовут Маргарита Карран. Я работаю с первоклассниками, и Гари в моем классе.

— Роб Финнеган. Очень приятно. — Пожимая мне руку, он уронил и остальные пакеты. Я помогла сложить их под столом и, пока он усаживался, пододвинула еще один стул для Гари. Тут же подошла официантка. Она вопросительно посмотрела на меня.

— Вы не возражаете, если я что-нибудь закажу? Или вы кого-нибудь ожидаете?

— Заказывайте все, что хотите. Я никого не ожидаю.

— Кофе с молоком, пожалуйста, и клубничный коктейль. Что ты будешь есть, сын?

— Сосиску с жареной картошкой, пожалуйста, папа.

— Какой вежливый маленький мальчик, — похвалила его официантка. — Сейчас все принесу.

— Так чем же вас не устраивают шорты… как мне к вам обращаться, Маргарита или мисс Карран? — Мужчина провел пальцем под воротником рубашки и ослабил узел галстука. Теперь он выглядел не таким измученным.

— Зовите меня Маргарита. Шорты считаются старомодными, сейчас их надевают только когда идут играть.

— Старомодными? Но я носил шорты до одиннадцати лет, пока не окончил начальную школу.

— То было тогда, а это сейчас. Большинство маленьких мальчиков ходят в длинных брюках, обычно в джинсах. В шортах Гари будет выделяться. — Я не решилась предложить ему попросить жену в будущем прощаться с сыном за воротами школы.

— А как насчет рубашки с короткими рукавами и галстука для лета?

Я покачала головой.

— В нашей школе нет обязательной формы. Директор школы, мисс Бернс, предпочитает, чтобы дети ходили в удобной неофициальной одежде: мальчики в джинсах, девочки в простых юбках и красных футболках или свитерах. — Мисс Бернс не хотела обременять родителей стоимостью формы, поскольку некоторые из них вынуждены были покупать одежду для детей в сэконд-хэнде. — Вам должны были сообщить все это в письменной форме, прежде чем зачислить Гари в школу.

— Наверное, я потерял это письмо. Февраль у нас был несколько суматошным, правда, Гари?

— Это был настоящий сумасшедший дом, — кивнул мальчик. — Мы тогда только что вернулись из Уганды, правда, папа?

— Из Уганды? — удивилась я.

— Я там работал в полиции, — сообщил мне Роб, — но потом случился переворот, и к власти пришел парень по имени Иди Амин[3]. Нам посоветовали поскорее уносить ноги. Это опасный тип.

— Где вы живете сейчас?

— В Сифорте, у моей сестры, пока не подыщем себе дом. У нее квартира на Сэнди-роуд. — Он поморщился. — Там тесновато, но за те несколько лет, что нас не было, цены на жилье взлетели, и нелегко будет найти дом, который я смогу купить. К тому же времени на поиски у меня мало, потому что я работаю в ночную смену на почте. Когда мы наконец устроимся, возможно, я вернусь на работу в британскую полицию, хотя, наверное, благоразумнее будет опять уехать за границу, например, в Австралию или Канаду. Там больше перспектив.

— Если мы поедем в Австралию, папа, ты мне купишь медвежонка-коалу?

— Коалы находятся под охраной, Гари, — сообщила я ему. — Их запрещено держать как домашних животных.

Малыш выглядел разочарованным.

— В Уганде у нас был Джимми, но в Англии его бы держали на карантине целых шесть месяцев, поэтому нам пришлось его оставить.

— Джимми — это собака?

— Нет, это кот, — Гари сосредоточенно нахмурился. — Он полосатый, поэтому мы считали его тигром.

— Джимми уже очень старый, — вмешался в разговор Роб. — Он достался нам по наследству примерно за год до отъезда от другой семьи, которая возвращалась в Англию. Я сомневаюсь, что он пережил бы шесть месяцев карантина. Их там держат в клетках.

— Люди, у которых он теперь живет, такие же хорошие, как и вы? — обратилась я к Гари.

Он кивнул с серьезным видом.

— Даже лучше. Он живет у девочки по имени Петрон… как ее зовут, папа?

— Петронелла.

— У нее золотые волосы до самой земли.

— Пожалуй, тут ты немного преувеличиваешь, сынок. У Петронеллы волосы всего лишь до пояса. — Улыбка преобразила лицо Роба. Он начал понемногу отходить.

Где его жена? — подумала я. Обычно отцы не ходят по магазинам, покупая одежду своим детям. Вслух я произнесла:

— Вы можете отнести всю эту одежду назад и поменять на другую.

— А ее примут?

— Примут, если у вас сохранились чеки.

— Они где-то здесь. — Он порылся в карманах и вытащил оттуда ворох мятой бумаги.