Симона Элькелес - Цепная реакция

Марко заглядывает мне через плечо, изучает внутренности домика, но свет выключен, так что ничего толком он увидеть не может. Закрываю дверь и топаю к дому, надеясь так увести Марко подальше от Никки. Она не хочет, чтобы он узнал о том, что только что произошло между нами, это очевидно. Черт, а может, она и вовсе станет отрицать, что мы чем-то таким занимались. Или Никки уже настолько пьяная, что утром и не вспомнит ничего?

Мы заходим в дом.

— Отстой какой, — морщится Марко. — Пошли подрыгаемся. — Он расталкивает людей, и на нас уже начинают подозрительно коситься.

— Кто вообще позвал этих «мокрых спин»[50]? — кричит нам вслед Джастин Дуган. Он торчит на лужайке перед домом, вокруг него толпятся парни из футбольной команды, и все они уже явно основательно назюзюкались. Парни ржут и обмениваются с Дуганом поощрительными жестами — молодец, типа, что указал мексикашкам их место.

Мы с Марко замираем, переглядываемся и синхронно разворачиваемся к Дугану и его шайке.

— Как ты, блядь, только что нас назвал, а? — Марко готов к драке.

— Ты же слышал, — отвечает Дуган. — Иммигранты только и умеют, что дома нам отмывать да лужайки стричь.

— Серьезно? — Марко понемногу закипает. — А то пару недель назад, когда я трахал твою сестру у нее в комнате, она что-то ни о чем таком не упоминала. На самом деле я теперь точно знаю, что твоя сестренка обожает большие жирные буррито.

Вот черт. У Дугана от гнева раздуваются ноздри, а его приятели начинают понемногу придвигаться к нам.

— Ты труп, Дельгадо.

— Ты правда поимел его сестру? — бормочу я не разжимая губ, чтобы меня слышал только Марко.

Он ехидно ухмыляется и кивает.

— Проваливайте в свою Мексику, грязные свиньи, вам там самое место, — рычит Дуган и плюет в нас, видимо, для большей убедительности.

Не колеблясь ни мгновения, Марко заряжает Дугану в челюсть. Встаю рядом, готовясь к драке, потому что парочка дружков Джастина оттаскивает поверженного главаря наземь и принимается метелить Марко в четыре кулака. На то, чтобы мне тоже ввязаться в драку, много времени не нужно.

Толпа тоже собирается практически мгновенно. Я редко когда машу кулаками, но уж если приходится, даю таящемуся во мне зверю развернуться на полную катушку. Может, в словах Дугана про свиней и есть резон — если говорить о животных вообще. Любовь к драке течет в моих жилах вместе с кровью Фуэнтесов. В результате теперь меня крепко держат двое парней, а третий пинает в живот. Почему-то мне даже не больно… просто во мне растет, поднимается ярость, с каждым ударом делая меня сильнее. В конце концов я вырываюсь из их хватки и успеваю уложить обоих, прежде чем, еле поднявшись на ноги, оттащить от Марко напавшего на него футболиста. Дерусь с ним, повалив на землю и методично избивая, пока он не перестает даже пытаться мне ответить. Тут на меня налетает Дуган, и приходится разбираться еще и с ним. Пропускаю удар кулака, который едва не сворачивает мне челюсть, и отвечаю хуком справа, который окончательно заставляет Джастина угомониться.

Увлекшись, я не замечаю за оградой синие проблески полицейских машин и понимаю, что здесь копы, только когда меня грубо прижимают к земле. Один из полицейских упирается коленом мне в спину и надевает наручники. Выворачиваю голову и вижу, как еще двое полицейских вяжут Марко.

— Вставай, Луис, — приказывает один из офицеров.

Ха, а этот голос я знаю. Оборачиваюсь, чтобы проверить свою догадку. О черт… Это не кто иной, как офицер Рейес, мой сосед и парень, который флиртовал с mi’amá.

— Зараза… — мычу я. — Тебя только не хватало.

— Ты знаешь его, что ли? — спрашивает Рейеса его напарник.

— Угу. И знаю, что его матушка не обрадуется тому, что сын ввязался в драку.

Рейес напряженно смотрит на землю, но не на меня, а куда-то рядом. Перехватываю его взгляд и вижу на траве два пакетика, завернутых в синий целлофан.

— Что это? — спрашивает он меня. — Они у тебя из кармана выпали, пока дрался?

— Нет.

Рейес поднимает пакетики.

— Похоже на нюхло[51], — говорит один из копов, что держат Марко. — Вы двое сегодня что, поторговать сюда пришли? — Этот вопрос явно адресован нам обоим.

Марко мотает головой.

— Нет, сэр.

— Цезарь, клянусь, это не мое, — говорю я Рейесу.

Смотрю в собравшуюся вокруг толпу и вижу Никки. Она стоит, в ужасе прикрыв рот рукой. Когда наши глаза встречаются, девушка с отвращением отворачивается. Она мне не верит. А судя по выражению лица Рейеса, он тоже.

Офицер медленно выдыхает и разочарованно качает головой.

— Ладно. Вы двое, к патрульным машинам. Быстро!

Слышу приказ расставить ноги, чтобы Рейес смог меня обыскать.

— Оружие, наркотики, шприцы, Луис?

— Ничего нет, — отвечаю я.

— Ты под кайфом или пьян? — продолжает он, не отвлекаясь от обыска.

— Нет.

— Тогда почему дрался?

Пожимаю плечами.

— Видимо, просто захотелось.

Уверен, Рейес не проникнется историей про то, как какой-то pendejo назвал нас «мокрыми спинами». Он наверняка и сам считает мексиканцев людьми второго сорта.

— Подумай получше, потому что мне придется звонить твоей матери и объяснять, почему я упек тебя в обезьянник и подозреваю в распространении наркотиков, да не абы каких, а серьезной дряни. Я бы предпочел озвучить ей более приятную причину того, чего ради ты поперся через весь город, чтобы огрести себе проблем на задницу.

Неужто Рейес тоже думает, что нищие мексиканцы в северных кварталах только газоны стригут да дома моют?

— Я пришел сюда не за проблемами на задницу, — отвечаю я.

— Серьезно? Тогда почему ты здесь?

— Его пригласили, — слышу я голос Дерека. — Я пригласил.

— И кто ты, черт возьми, такой? — интересуется Рейес.

— Я здесь живу.

— Правда? Дай-ка взглянуть на твои документы.

Дерек достает удостоверение, и мой сосед несколько секунд его изучает. Хмыкает.

— С днем рождения.

— Спасибо.

— Уверен, ты в курсе, что алкоголь в Иллинойсе разрешено употреблять с двадцати одного года. Тебе восемнадцать. — Рейес притворно-сокрушенно цокает языком и качает головой. — Где твои родители?

— В Вегасе.

— А ты, стало быть, решил этим воспользоваться и, никого не спрашивая, устроить дома вечеринку по поводу дня рождения?

Дерек кивает.

— До сих пор это казалось хорошей идеей.

— Угу, я вижу. Отправляй всех по домам, закрывай дверь, поедешь с нами в участок. С твоими родителями мы свяжемся, — командует Рейес.

Дерек — единственный гринго, кто не побоялся выйти и вступиться за меня.

— Не надо тащить его в участок, Рейес, — говорю я. — Оставь парня в покое. У него все-таки день рождения.

Офицер качает головой.

— День рождения — не повод нарушать закон, Луис.

Меня подводят к задней двери одной из патрульных машин. Марко и Дерека — к другой. Двое напарников Рейеса увозят их в участок, а сам он разговаривает с Дуганом и его прихлебателями. Я вижу, что офицер все время делает какие-то пометки в блокноте. Наконец он вместе с еще одним напарником возвращается и садится в машину.

Рейес занимает сиденье водителя. Заводит двигатель, поворачивается ко мне.

— Ты сегодня нереально облажался.

— А то я сам не понял.

— Луис, послушай меня. Я забочусь о твоей матери. Новость, что ты подрался и что тебя застукали с наркотой, здорово ее огорчит.

— Я уже сказал: кокс не мой.

— Тогда чей? Заначка твоего приятеля?

Пожимаю плечами.

— Не знаю.

— Вот как мы поступим. Ночью, позвонив вашим родителям, я отпущу тебя и твоих друзей — потому что конкретно у вас я наркоты не нашел, а несколько свидетелей заявили, что на драку вас с Марко спровоцировали. Но отныне я буду следить за тобой, как ястреб за цыпленком. И если узнаю, что ты снова ввязался в драку или дилером подрабатываешь, — загребу в кутузку так быстро, что ты и глазом моргнуть не успеешь.

Вот дерьмо, этот парень и так уже пролез в жизнь mi’amá, а теперь еще и заботливого папашу будет из себя корчить. Я рос без отца всю жизнь и вроде нормально справлялся, зачем он мне теперь?

— Ты мне не отец, — напоминаю сквозь зубы.

— Ты прав. Но если был бы — запер бы в камере на ночь, чтобы ты хорошенько усвоил урок.

Я РАССЛАБИЛАСЬ И ПОТЕРЯЛА БДИТЕЛЬНОСТЬ. Это в мой план не входило. Сегодня, когда мы с Луисом были в домике у бассейна, я на какое-то время позволила себе поверить, что Луис и Марко — совершенно разные.

А потом увидела драку.

Но Луис и Марко не друг с другом дрались — они вместе сцепились с Джастином и парнями из футбольной команды. Кулаки Луиса просто летали, и хуже всего, что ему это, как мне показалось, даже нравилось. Драка словно утоляла в нем какую-то важную потребность.

Не знаю, кто начал первым. На самом деле это не так важно. Важно, что Луис не отказался в ней участвовать. И даже больше: он был единственным, кто до самого конца оставался на ногах, готовый принять вызов от любого, осмелившегося выступить против него. Луис не остановился, пока его копы не скрутили.

А потом я увидела наркотики. Прямо у его ног, на траве.

Я не могу встречаться с тем, кто ввязывается в драки и торгует наркотой. Марко когда-то тоже дрался чуть ли не с каждым, кто на него косо смотрел, из-за чего его даже исключали из школы. Директор Агирре, конечно, говорит на каждом углу о политике нулевой терпимости, однако, стоило нашему классу оказаться в девятом, он быстро сообразил, что если, как того требуют правила, после трех провинностей исключать ученика, то практически никого с южной стороны в школе не останется. Он, конечно, по-прежнему грозит нам отчислениями, но редко воплощает эту угрозу в жизнь.

Нужно заставить себя перестать думать о Луисе. Вернувшись домой после вечеринки, я падаю в кровать, но не могу заснуть — и не могу удержаться, чтобы не корить себя за мягкотелость и уязвимость. Я сорвала все свои запреты, но я знала, чтó делаю. А Луис не сказал, что связался с наркотой, и это все меняет.

Утром в воскресенье я просыпаюсь с надеждой, что Гренни наконец начала есть сама.

— Ну как там Гренни? — спрашиваю Сью, едва зайдя в приют.

— Так толком и не ест ничего. У бедняги явно депрессия.

Я бегу к отсеку старушки. Подхожу к дверце, и Гренни начинает принюхиваться.

— Привет, девочка, — говорю я, тянусь и подвожу ее к своим коленям. — Ты скучала по мне?

Бульдожка виляет хвостом мне в ответ. Какая же она худая. Слишком худая.

Глажу ее за ухом, и собака немедленно плюхается на спину. Вдоволь начесав ей животик, я беру из миски еду и принимаюсь кормить ее с рук. Слава богу, собака ест, хотя мне и приходится для этого подносить пищу прямо ей к носу.

— Хочешь, чтобы я забрала тебя домой?

Она отвечает — утыкается носом мне в ногу.

— Осталось уговорить родителей, чтобы они разрешили тебя взять, — говорю я ей.

Но когда возвращаюсь домой и рассказываю родителям о Гренни, оба выступают против.

— У тебя слишком много всего в жизни происходит, тебе некогда будет ею заниматься, — говорит мама.

Папа с ней согласен:

— И потом, когда ты уедешь в колледж, что будет с псом?

— Но она же старая совсем, и слепая, и живет в клетке! Вот если бы вы были слепыми стариками, захотели бы последние дни своей жизни провести в клетке? — спорю я.

Мама гладит меня по руке.

— Никки, это замечательно, что ты хочешь помочь собаке, но…

Я вздыхаю.

— Тогда… тогда, может, хотя бы познакомитесь с ней? А потом уже примете окончательное решение, хорошо? Уверена, она будет идеальным домашним псом. Вы только взглянете на нее и сразу же поймете, что я права.

Родители смотрят на меня с жалостью. Я знаю, о чем они думают: я пытаюсь позаботиться о животном, попавшем в беду, потому что мне самой хочется, чтобы обо мне кто-то заботился. Эта тема уже всплывала в разговорах, и я даже допускаю, что мама с папой правы. Но я не могу избавиться от этого чувства — чувства необъяснимой связи с собаками, которым не очень повезло в жизни, которые попадают к нам в приют… ведь они беспомощны. Да, я переживаю за аутсайдеров и невезунчиков, что ж поделаешь.

— Вот что я тебе скажу, — наконец решается отец. — В следующие выходные, если Гренни еще будет в приюте, мы с мамой поедем с ней знакомиться.

Широченная улыбка озаряет мое лицо. Я кидаюсь обнять родителей.

— Это потрясающе! Огромное спасибо!