— Просто стараюсь, чтобы собаки обрели хозяев, — говорю я.

— Да ты святая.

Вспоминаю о фотке, о которой упоминал Марко и которую он, как выяснилось, не стер с телефона.

— Ошибаешься. Я вовсе не святая. В прошлом я совершила много глупостей и до сих пор себя за это виню.

— Такое со всеми случается. — Луис поднимает ладонь. — Помнишь, ты спрашивала меня, что с рукой, откуда шрамы? Я не врал, когда сказал, что меня укусила змея и я свалился со скалы за две недели до свадьбы брата. Я только не сказал, что лез на ту скалу без снаряжения и подстраховки.

— Зачем?

— Затем, что мне нравится иногда балансировать на грани. Жить на краю. А тебе разве не нравится?

— Нет. По крайней мере больше не нравится.

Луис продолжает листать фотографии. Последней снята Гренни, и снимок совершенно ни о чем.

— Постой-ка. — Я приношу Гренни и передаю ее Луису. — Садись вот тут и держи ее на руках.

Выставляю свет. Луис спокойно сидит и гладит собаку, а я фотографирую. Когда он переворачивает бульдожку на спину и чешет ей живот, а Гренни, свесив голову, чуть ли не улыбается в камеру, я понимаю, что поймала нужный момент. Пусть эта собака стара и слепа, но для меня она — просто идеальный домашний любимец. Смотрю, как тепло улыбается Луис, гладя и почесывая Гренни, и мне хочется распечатать последнюю фотку и повесить на стену у себя в комнате. Не могу отделаться от ощущения, что эта собака уже моя.

— Твоя очередь, — командует он и передает мне бульдожку. Держу ее и улыбаюсь, а Луис фотографирует нас на телефон.

Тут звонит мой сотовый, и мама сообщает, что мне нужно немедленно вернуться домой и помочь ей повесить в гостиной новые шторы. Она еще вещает что-то об абстрактных цветных узорах, которые напоминают ей какую-то художницу по имени Джорджия О’Киф или как-то так, но я быстро сворачиваю разговор.

— Мне пора бежать, — говорю Луису, и мы идем на практически пустую парковку приюта. Когда подходим к моей машине, я наконец решаюсь спросить: — Тебе не кажется, что мы слишком торопимся?

— Вот об этом тебе точно не стоит переживать, mi chava. Все просто замечательно. — Он надевает шлем, садится на мотоцикл и выкручивает рукоятку газа.

— Только не убейся! — пытаясь перекричать рев двигателя, ору я.

Луис успокаивающе показывает мне большой палец, дожидается, пока я сяду в машину, и с воем уносится с парковки.

А я вдруг понимаю: мой парень — адреналиновый наркоман. Интересно, под силу ли мне за ним угнаться?

31. Луис

НА ФУТБОЛЬНЫХ МАТЧАХ в старшей школе обычно не бывает ни полиции, ни охранников. Если только речь не идет об игре между Фремонтом и Фейерфилдом. Вся наша команда еле дождалась выходных — в субботу утром мы играем с Фремонтом. Наши школы соперничают, как соперничают и банды в наших городах. Видимо, после прошлогоднего инцидента, когда кто-то из фремонтовцев напоролся на нож игрока Фейерфилда, сюда и решили подогнать полицейских. Они патрулировали трибуны и служебные помещения — на тот случай, если ситуация накалится и все полетит к чертям собачьим.

К счастью, все проходит более-менее мирно, мы побеждаем со счетом пять: четыре. После игры Алекс, Карлос и Бриттани остаются поболтать со старыми школьными друзьями. Пако невестка сплавляет мне, и я так и держу его на руках, когда ко мне подходит Мариана с кучкой своих подружек.

— Какой симпатичный малыш, — умиляется она.

Пако — настоящий магнит для девчонок. Он задорно дает им пять и даже зовет Мариану «chica» — именно так Алекс называет Бриттани. По факту это звучит как «ча-ча», и вся компания весело смеется. Боже мой, этому ребенку два года, а он уже знает, как заигрывать с девушками! Племяш растет весьма подкованным в этом вопросе. Впрочем, от Фуэнтеса я ничего другого и не ожидал.

Рядом со мной Карлос жмет руку какому-то чуваку, которого я вижу первый раз в жизни.

— Передавай сестре привет от меня, — говорит брат этому парню.

Я дожидаюсь, когда незнакомец отойдет подальше, и спрашиваю Карлоса, кто это.

— Брат Дестини, — отвечает он.

Дестини. Его бывшая. Понятия не имею, виделись ли они или разговаривали хоть раз с тех пор, как разбежались много лет назад. Но я совершенно точно знаю, что Карлос с ума сходил по этой девушке, даже расклеивал над кроватью ее фотографии. Он здорово расстроился, когда Дестини порвала с ним, и тогда сделал бы все что угодно, чтобы вернуть ее. Правда, это все случилось задолго до того, как в его жизни появилась Киара.

Оглядываюсь вокруг — ищу Никки — и наконец вижу ее на трибунах. Она болтает с кем-то из своих подружек.

— Эй, Ник! — кричу я, чтобы привлечь ее внимание.

Никки коротко косится на меня и отводит глаза. Какого черта?

Я иду к ней, по-прежнему с Пако на руках.

— Никки, в чем дело?

Ее подружки скомканно здороваются и убегают.

Никки скрещивает руки на груди — высокомерно, как настоящая мексиканка. Все-таки как бы она ни старалась, ее происхождение нет-нет да и дает о себе знать, процарапывается на поверхность.

— Честно говоря, я успела взревновать, пока ты трындел с Марианой.

— Что, вот прямо серьезно ревнуешь? — забавляюсь я. — Здóрово.

Значит, ей не плевать на меня и наши отношения.

— Ничего смешного, Луис. Ты с ней заигрывал.

— Это не я. Это Пако. Ты будешь обвинять ребенка, которому и двух лет не исполнилось? — Чуть наклоняю голову набок и меняю тему: — Видела два гола, что я для тебя забил?

— Для меня?

— Неужели не видела, как я показывал на тебя, когда забивал их?

— Ты показывал на небо, Луис. В сторону бога.

— Это одно и то же.

— Нет, не одно и то же, и ты это знаешь. — Она забирает у меня Пако, и племянник сразу принимается играть с ее волосами. Теперь ревную уже я. — Как ты вообще можешь шутить о таких вещах? — продолжает Никки.

— Потому что это полная тупость, Ник. У меня за весь день не было ни минутки свободной, чтобы думать о ком-то еще, кроме тебя. — Пако несколько раз слюняво целует девушку пухлыми губами в щеку. — Смотри-ка, он к тебе подлизывается.

— Ну хоть кто-то.

— То есть ты собралась со мной ругаться? Прежде чем ты ответишь, предупреждаю: ты потрясающе сексуальна, когда вот так злишься на меня.

— Я просто… ладно, проехали. Что толку об этом говорить, если ты даже не осознаешь, что с кем-то заигрываешь.

Мои братья ржут, видя, с каким холодным равнодушием Никки со мной разговаривает.

— О нет, — издевательски тянет Карлос. — У нашего маленького братишки большие проблемы.

Он обнимает нас с Никки за плечи.

— Ребят, поцелуйтесь и помиритесь уже. Киара будет тут меньше чем через час, а у меня есть для вас ужасно важное задание. Тебя это тоже касается, Алекс.

— И что же это за задание? — спрашиваю я.

— Откопать мамину шкатулку с украшениями.

Что, опять? Нет, только не это. Когда Карлос был маленьким и глупым, он обожал притворяться пиратом, спрятавшим где-то свои сокровища, — ему это казалось жутко прикольным. Его добычей стали и украшения mi’amá — они хранились в специальной шкатулке. Закончилось все далеко не прикольно — Карлос забыл, где именно зарыл свой «клад». А ведь в шкатулке хранились мамино обручальное кольцо и все ее нехитрые драгоценности и бижутерия. Несколько лет подряд мы перекапывали крошечную рощицу возле нашего дома, но уходили с пустыми руками.

— Вряд ли Никки рвется на охоту за сокровищами, — кривлюсь я.

— А я не против, — улыбается она. — Где зарыт клад?

— Хороший вопрос. Где-то в овраге рядом с нашим домом. — Карлос трет остриженную ежиком макушку и морщится. — Эта долбаная шкатулка нужна мне до зарезу. Киара вот-вот приедет, и мне обязательно нужно отыскать чертов клад. Я сегодня утром уже сам попытался порыть там, но проклятая нога подвела.

Возвращаемся домой. Карлос уезжает в аэропорт встречать Киару, а мы все, захватив лопаты, топаем в чертов овраг. Никки заставила меня заглянуть в приют и привезти немецкую овчарку по кличке Хэнк. Предполагается, что он нам поможет, — Никки клянется, что в жизни до приюта этот пес был натаскан на поиск различных предметов.

Приходим на место, и Алекс делит площадь на квадраты. Ни он, ни я, ни Бриттани особо не рассчитываем на успех. Но нам всем с лихвой хватает оптимизма и энергии, которыми так и лучатся Хэнк и Никки. Овчарка возбужденно нюхает воздух и шастает вокруг, шурша листьями и сухими ветками, а мы с Никки беремся за лопаты.

Бриттани вскидывает над головой маленькую садовую лопатку — ну прямо школьница на уроке, поднявшая руку.

— Глубоко копать-то? — кричит она.

— Понятия не имею, — отвечает Алекс. — Но, думаю, не особо. Карлос ведь был ребенком, а мелким быстро все надоедает.

Я принимаюсь за раскопки, разметив выделенную площадь на десятидюймовые квадраты, чтобы ничего не пропустить. Шкатулка была белой, и пусть даже она долго пролежала в земле, увидеть ее будет несложно. Я смотрю на Никки. Она о чем-то разговаривает с Хэнком и дает собаке команду: «Ищи!» Да ладно, неужто пес правда понимает, что это значит?

Я смеюсь, глядя, как Хэнк сосредоточенно вынюхивает воздух. Наконец он садится на землю, и Никки принимается копать именно в том месте, которое указала ей овчарка. Она так увлечена делом, что даже не смотрит никуда — только под ноги. Значит, можно безнаказанно за ней наблюдать.

Я примерно понимаю, о чем думает Никки. Согласно ее представлениям о жизни, она нужна Карлосу. Он уже отчаялся найти дурацкую коробку, а для Никки нет лучшей мотивации, чем чужое горе, которому она в силах помочь. Я не удивлюсь, если она теперь до ночи будет раскапывать каждую точку, которую укажет ей Хэнк. Моя девушка на задании, она помогает людям. У меня не хватает духу сказать Никки, что Хэнк, может быть, всего лишь вынюхивает себе местечко поудобнее, чтобы пристроить туда свою задницу, а не ищет мамину шкатулку. И мне очень интересно, что бы сказала моя девушка, если бы услышала от меня, что мне она тоже нужна.

Минут через двадцать, раз пять сорвавшись на ложную тревогу, я слышу крик Никки:

— Кажется, Хэнк ее нашел!

Вскидываю голову. Никки стоит на коленях и отчаянно машет руками, подзывая нас. Я подхожу ближе и вижу: она вправду откопала какой-то предмет. Виден только светлый угол, но это скорее всего именно то, что мы ищем. Хэнк заливается радостным лаем.

— Это не собака, а чертов гений, Никки, — говорит Алекс, хватается за лопату и откапывает «клад» целиком. Через пару минут я помогаю ему достать шкатулку.

— Напишу эсэмэс Карлосу, скажу, что мы ее нашли, — говорю я, а Алекс, покопавшись немного, поднимает сгнившую за эти годы крышку.

Никки широко улыбается, подзывает Хэнка и принимается хвалить и гладить его, угощая лакомством, которое прятала в кармане. Я до сих пор в ступоре и не могу поверить, что собаке реально под силу проделать такое. Может, Хэнку просто повезло? Но когда я снова смотрю на пса, мне кажется, на его морде тоже сияет гордая довольная ухмылка.

Алекс достает из шкатулки обручальное кольцо mi’amá, поднимает его к рассеянному свету, пробивающемуся сквозь кроны. Бриллиант ярко вспыхивает в солнечных лучах.

Мы возвращаемся домой, и Никки радостно делится с mi’amá хорошим и новостями. Моя мама открывает шкатулку, достает оба кольца — обручальное и венчальное, надевает их, а по щекам ее текут слезы.

— Сколько же времени прошло, — с трудом произносит она, тяжело сглатывая на каждом слове.

Пако немедленно интересуется: раз она плачет, значит, ей бо-бо?

— Да, — отвечает mi’amá. — Мне очень бо-бо.

Она убирает кольца обратно в измазанную землей шкатулку как раз в тот момент, когда в дом входят Карлос с Киарой. Киара сердито кричит на Карлоса, чтобы он со своей больной ногой не смел тащить ее багаж, но на ее возмущение мой братец не обращает ни малейшего внимания. Хотя кому, как не Киаре, знать, что Карлос — тот еще упертый засранец. Позже они собираются поселиться в отеле неподалеку, но брат не хочет оставлять недешевые вещи Киары в машине, раз она просто припаркована перед домом.

— О, да у вас настоящая война, — смеется Алекс. — Ничего, что вы почти год не виделись?

— Нам нравится ругаться, — огрызается Карлос. — Это одна из двух вещей, которые мы делаем лучше всего. Правильно, mamacita?[55]

Киара вздыхает.

— Нап-п-помни, с чего вдруг я снова в тебя влюбилась?

Карлос озорно улыбается и привлекает ее к себе.

— Я тебе потом покажу.

Ответ Киару, видимо, устраивает, и она бросается обнимать меня, Бриттани и Алекса.