Симона Элькелес - Цепная реакция

— Послушай меня, Луис. И послушай внимательно, потому что я слишком хорошо знаю, что было у тебя в голове, когда ты решил забраться на скалу без снаряги. Тебе нравится прилив уверенности, когда ты плюешь на опасность. Один мой брат в армии, лучший друг уже четыре с лишним года лежит на глубине два метра под землей, и я не стану сидеть сложа руки, пока мой младший братишка ловит кайф, заигрывая со смертью.

Я обхожу его и говорю:

— Ты слишком серьезно относишься к жизни. Я больше не твой младший братишка, Алекс, и уже не невинный, хотя ты, может, думаешь иначе. Мне почти шестнадцать. Видел эту девушку, Брук, которая мне печенье принесла? Она тоже уже не невинна. А хочешь знать, откуда мне об этом известно?

Не могу удержаться от ухмылки, глядя, как Алекс закрывает ладонями уши, словно большие наушники надевает.

— Только не рассказывай мне, — просит он. — Ты еще слишком, черт тебя подери, молод, брат. Поверь мне: если кто-нибудь от тебя залетит, перевязанными руками ты точно не отделаешься.

НЕ ПОНИМАЮ, СКОЛЬКО прошло времени. То и дело звонит телефон, но я не отвечаю — ведь это не Марко мне звонит. То и дело приходят эсэмэс, но я молчу — ведь это не Марко мне пишет.

Не знаю, сколько уже сижу на пляже и плáчу. На самом деле мне плевать на это. Прошу малыша в животе дать мне сил, но чувствую себя слабой как никогда.

Наконец до меня доносится знакомый голос.

— Ник!

Поднимаю глаза. Это Кендалл. Мы с ней лучшие подруги аж с детского сада — там мы однажды, чтобы сфотографироваться, нарядились в одинаковые платья и говорили всем, что мы близнецы. Хотя мисс Труди укорила нас, что вранье не относится к «основополагающим принципам» обучения. В четыре года мы и знать не знали ни о каких «основополагающих принципах», но когда мисс Труди произнесла эти слова таким суровым тоном, мы поняли, что вляпались.

Не успеваю ничего сказать, как Кендалл плюхается на колени рядом со мной.

— Я слышала.

Наверное, она имеет в виду наше расставание с Марко, но вряд ли догадывается, что я могу быть беременна. Утыкаюсь лицом в ладони.

— Не могу в это поверить.

— Понимаю. — Она сидит совсем близко.

— Он променял меня на банду. — Я смотрю на подругу. У нее светлые волосы и карие глаза — в общем, она совершенная моя противоположность. — Сказал, что я, типа, не совсем мексиканка.

Кендалл мотает головой, раздраженно фыркая.

— Вот ублюдок.

Несколько раз вдыхаю и выдыхаю. Пытаюсь стереть слезы с лица.

— Как ты узнала?

Она морщится.

— Пыталась до тебя дозвониться, писала эсэмэски, а ты молчишь. Тогда связалась с Марко и спросила, где ты. Ну, он и рассказал.

— Я призналась, что люблю его. Он ответил, что хочет встречаться с другими людьми. Потом заявил, что уже давно тусит с «Кровью» и что мы можем остаться друзьями. Типа, я всегда могу рассчитывать на секс по дружбе. Представляешь, Кендалл? Как будто я могу вот так просто взять и выключить свои чувства, словно кран закрыть.

От слов «секс» и «дружба», произнесенных на одном дыхании, меня просто передергивает.

Кендалл вздыхает.

— Знаю, сейчас в это трудно поверить, но ты найдешь себе другого парня.

— Я не могу делать это ни с кем другим.

— Что делать? — спрашивает подруга, явно смущаясь.

Гляжу на нее — единственного человека, которому я могу доверять больше, чем кому-либо еще.

— Кажется, я… я беременна.

Ее взгляда, в котором смешались ошеломление и жалость, оказывается достаточно, чтобы я снова разрыдалась.

Кендалл обхватывает мое лицо ладонями и заставляет посмотреть на нее.

— Все будет в порядке, Никки. Я здесь, с тобой. Помни об этом, хорошо?

Киваю. Не от нее, а от Марко мне хотелось бы услышать эти слова.

— Какой срок? — спрашивает подруга.

— Недели полторы.

— Тест сделала?

Мотаю головой. Я рассчитывала, что, после того как расскажу об этом Марко, мы с ним поедем в аптеку в какой-нибудь город подальше от нашего, чтобы нас никто не узнал.

Кендалл тянет меня за руку, вынуждая подняться.

— Сначала я куплю тебе тест, и мы сможем во всем убедиться. Слушай, случилось то, что случилось, и ты это не исправишь. Давай пока что узнаем наверняка. Договорились?

Проблема в том, что сейчас я понятия не имею, хочу ли знать все наверняка. Меньше знаешь — крепче спишь, так, кажется?

Я молчу всю дорогу, пока Кендалл везет меня в аптеку, а потом обратно, к ней домой. Сижу на краешке ванны и нервно грызу ногти, пока она, прочитав инструкцию, не вручает мне палочку теста. Нужно пописать на эту палочку, и я узнаю, ношу ли в себе ребенка Марко или нет.

Я смотрю на тест.

— Не могу, — наконец говорю я Кендалл. — Мне просто… просто нужно еще раз увидеться с Марко. Нужно поговорить с ним лицом к лицу. А потом я сделаю тест. Марко сейчас у Малнатти. Если у меня получится вытащить его с вечеринки и поговорить, может быть, мы все уладим.

— Не… не думаю, что это хорошая идея.

— Я должна увидеться с ним сегодня вечером, Кендалл. — Снова смотрю на тест. — Не смогу сделать это без него.

Я понимаю, что мои слова звучат жалко. Но мне просто нужно выяснить, смогу ли я сделать что-нибудь, чтобы изменить его мнение о «Мексиканской крови»… и обо мне… и о торговле наркотиками.

Кендалл поднимается.

— Уверена, что хочешь с ним разговаривать?

— Да.

На самом деле мне столько нужно ему сказать сейчас — того, что раньше не удавалось произнести. Если Марко узнает, как сильно я о нем беспокоюсь, он обязательно передумает. Не могу представить, чтобы другая девушка любила его сильнее, чем я. Кладу тест на беременность обратно в коробочку и засовываю в сумку.

— Ладно, тогда давай подготовим тебя как следует, — заявляет Кендалл, ведет меня к себе в комнату и изучает свой шкаф в поисках того, что бы мне надеть. — Я по-прежнему считаю, что встречаться с Марко прямо сейчас — отвратительная идея, но если ты твердо решила это сделать, не стану тебе мешать. Только прежде мне надо убедиться: ты выглядишь так сногсшибательно, что Марко наложит в штаны от твоего вида.

В конце концов подруга останавливается на узких облегающих джинсах и дизайнерском топе, доставшемся ей от матери, когда та решила, что больше не хочет его носить.

Оказавшись на вечеринке, я делаю глубокий вдох и с высоко поднятой головой, взяв Кендалл под руку, пересекаю огромный белый шатер посреди лужайки.

Осматриваюсь. Кажется, праздновать начало летних каникул тут собралась вся школа. Играет музыка. Одни едят. Другие танцуют. Ищу вокруг знакомое лицо, от одного взгляда на которое у меня каждый раз начинает бешено биться сердце.

Ищу — и наконец вижу… как в дальнем углу шатра Марко обжимается с Марианой Кастильо. Она одна из самых неприступных и красивых бандитских подружек, и девушки в Фейерфилде предпочитают держаться от нее подальше. Марко целует ее, целует так знакомо — я слишком хорошо знаю как. И лапает Мариану за задницу — теми же пальцами, что всего два дня назад прикасались к моему обнаженному телу.

«Нет».

Закрываю глаза, изо всех сил мечтая, чтобы только что увиденная картина исчезла из памяти. Напрасно.

Снова открываю глаза — и только теперь замечаю, что многие девяти- и десятиклассники откровенно пялятся на меня. Девчонки, живущие в северных районах, смотрят с жалостью, но мексиканки из южных кварталов перешептываются и хихикают. Злорадствуют, довольные, что Марко дал своей богатой зазнавшейся подружке от ворот поворот.

Буркнув Кендалл, чтобы не ходила за мной, поворачиваюсь и выскакиваю из шатра, не останавливаясь ни на секунду, пока через двадцать минут не вваливаюсь к себе домой. Поднимаюсь наверх и запираюсь в своей в комнате. Какая же я идиотка.

Достаю из сумочки тест на беременность и вынимаю его из упаковки. Долго медленно выдыхаю. Вот оно. «Момент истины». Незаметно проскальзываю в ванную, радуясь, что вся семья смотрит в гостиной телевизор.

Сделав все, что требуется по инструкции, я держу полоску теста и с нетерпением жду результатов. Гляжу в пластиковые окошечки, где вот-вот проявится моя судьба, а в голове вихрем проносятся три урока, которые Марко сегодня, сам того не зная, мне преподал.

Парни соврут тебе в лицо, чтобы просто заняться с тобой сексом. Не верь парню, который говорит: «Я люблю тебя». И никогда не встречайся с парнем из южных кварталов Фейерфилда.

ПРОШЛО ДВЕ НЕДЕЛИ после моих разборок со змеей, и вот я, в смокинге, на свадьбе брата. Не думал, что Алекс когда-нибудь женится. И опять же не думал, что когда-нибудь снова вернусь в Иллинойс. Но вот же мы, все здесь, в съемном особняке на Шеридан-роуд в Уиннетке[9]. До южных кварталов Фейерфилда, где мы раньше жили, отсюда меньше пятнадцати минут езды, но я словно оказался в совершенно другом мире.

– ¿Estás nervioso?[10] — спрашиваю я, глядя, как Алекс безуспешно пытается заставить галстук-бабочку сидеть ровно.

— Estoy bien[11], Луис. Просто эта зараза не хочет вести себя как полагается, — сердито ворчит Алекс. Он вытягивает непослушную полоску ткани из-под белоснежного накрахмаленного воротника и в ярости швыряет на пол. Потом проводит рукой по волосам, тяжело вздыхает и смотрит на меня. — Как, черт тебя подери, ты умудряешься справиться с галстуком, чтобы не казалось, что его завязывал ребенок?

Я вытаскиваю из кармана взятого напрокат смокинга сложенный лист бумаги. Стараюсь не обращать внимания на ноющую боль во все еще не зажившей руке. Гордо машу этим листочком у Алекса под носом.

— Нашел в инете инструкции и распечатал, — говорю я.

— Ну ты гений, Луис, — встревает в разговор наш брат Карлос. Быстро подойдя, он выхватывает у меня из рук листок с инструкцией.

Карлосу вообще не надо беспокоиться ни о смокингах, ни о галстуках — он в парадном военном мундире. По тому, как он стоит, высокий и стройный, в этой форме, я вижу: брат гордится тем, что он на военной службе, вместо того чтобы впахивать на банду, как в те времена, когда он жил в Мексике со мной и Mamá[12].

— Вот, — Карлос поднимает с пола галстук и сует его вместе с инструкциями Алексу в руку. — Ты же не хочешь заставлять невесту ждать у алтаря? А то решит еще бросить тебя и выйти замуж за какого-нибудь бледнолицего чувака с инвестиционным портфелем в загашнике.

— Ты специально меня бесишь? — спрашивает Алекс, отпихивая ржущего Карлоса от прозрачного пластикового контейнера с аккуратно упакованной красной розой-бутоньеркой.

Тот кивает.

— Estoy tratando[13]. У меня не было шанса тебе подгадить, Алекс, с тех пор как я завербовался девять месяцев назад. No puedo parar[14].

Только я собираюсь предложить Алексу помощь с галстуком, как входит mi’amá.

— А что это вы тут делаете, мальчики? — спрашивает она таким тоном, как будто мы всё еще заигравшиеся маленькие шалуны.

— Спорим, — выдает Карлос очевидное.

— На споры уже нет времени.

Карлос чмокает ее в щеку.

— Всегда есть время на споры, когда ты Фуэнтес.

Мама косится на него и воздевает глаза к потолку.

— Dios mío ayúdame[15].

Она забирает у Алекса галстук и накидывает ленту ему на шею. Поскольку наша мама — профессионал, меньше чем через десять секунд бабочка готова. Алекс бормочет:

— Спасибо, ма.

Закончив, мама глядит на Алекса, потом обхватывает его лицо ладонями.

— Мой старший hijo[16] женится… Отец гордился бы тобой, Алехандро. Колледж окончил, а теперь и женат… Только не забывай, пожалуйста, откуда ты родом. ¿Me Entiendes?[17]

— Не забуду, — обещает Алекс.

Mi’amá прикалывает бутоньерку к его лацкану, потом отступает и обводит нас взглядом, всех троих. Кладет ладони на грудь над сердцем. Глаза ее блестят от слез.

— Мои мальчики совсем выросли.

Алекс просит:

— Мам, не плачь, пожалуйста.

— Да я и не плачу, — лукавит она, а слеза предательски вытекает из уголка глаза и бежит по щеке. Мама быстро смахивает ее, выпрямляется и направляется к двери. — Карлос, Луис, соберите всех друзей жениха и скажите им, пусть готовятся. — Она переводит взгляд на Алекса. — Заканчивай одеваться, Алехандро. Свадьба вот-вот начнется.

Дверь за мамой закрывается, оставляя нас одних. Я наблюдаю, как Алекс приближается к окну, выходящему на озеро Мичиган. Стулья, рядами расставленные по пляжу, уже заполнены гостями. Все ждут жениха и невесту.

— Я не могу, — говорит он.