— Кто последний, тот тухлое яйцо!

Но я колебалась. Не могла продвинуться дальше третьей пуговицы…

— Ух! — Питер вынырнул на поверхность и отбросил волосы назад. Серебристые бисеринки воды разлетелись от него в разные стороны. Он рассмеялся и вытер капли с лица, а затем встал, слегка дрожа. Он несколько секунд молча смотрел на меня, и улыбка сходила с его лица. — Что не так?

Я прочистила горло и опустила глаза.

— Пуговица запуталась в нитке.

— Помощь нужна?

Внезапно я смутилась и не могла даже посмотреть на него. Могла лишь медленно расстегивать пуговицы одну за другой с низко опущенной головой.

— Справилась. Теперь все нормально.

Но я не чувствовала себя нормально. Казалось, что я — это не я. В последнее время всё было как-то не так.

Наконец я расстегнула последнюю пуговицу, сняла платье и положила его на песок рядом с одеждой Питера. Босиком дошла до кромки воды и коснулась её большим пальцем ноги.

— Вода ледяная! — с улыбкой закричала я. — Чья это вообще была идея?

— Твоя, и ты так просто не уйдешь! — Когда я не двинулась с места, он нахмурился. — Да что с тобой? Ты никогда так не копалась.

Это было правдой. Питер хорошо знал меня. Я всегда во всем была первой — и весьма этим гордилась, принимая во внимание то, что моими лучшими друзьями всегда были двое мальчишек.

Но в тот день все пошло иначе, и я не совсем понимала, почему. Может быть, дело в том, что Мэтт больше не с нами, и я об этом беспокоюсь? Или есть другая причина?

— Мне что, затащить тебя сюда? — спросил Питер.

— Придержи коней, я уже иду.

Сжимая кулаки и напрягая плечи, я двинулась вперед, в ледяную воду. Когда я по бедра зашла в озеро, то глубоко вдохнула и нырнула.

— Как лёд! — закричала я, выныривая обратно на поверхность.

Питер обрызгал меня.

— Сама всё это придумала, дурочка!

И все снова стало обычным, и я вздохнула с облегчением, чувствуя, что все опять пришло в норму.

***

— Ты когда-нибудь задумывался, есть ли рай на самом деле? — спросила я у Питера, располагаясь на полотенце рядом с ним и глядя на белые пушистые облака, медленно плывущие по небу.

Питер перекатился на бок.

— Нет, не задумывался.

Я прикрыла глаза ладонью и посмотрела на него.

— Ты не задумывался, потому что знаешь, что он существует? Или не существует?

— Знаю, что существует.

Я снова посмотрела в небо и переплела пальцы на животе.

— А откуда ты знаешь? Бывал там?

Он фыркнул.

— Нет, но каждое воскресенье хожу в церковь и верю в Бога. Поэтому должен верить в рай.

— Должен? — переспросила я. — Тебя кто-то заставляет в него верить?

— Нет. Я просто никогда не задавался этим вопросом. И не могу поверить, что ты сомневаешься. Ты же поешь в церковном хоре!

Я следила, как маленькая тучка наплывает на солнце, заслоняя его.

— Наверное.

Спустя секунду Питер вновь перекатился на спину.

— Зачем ты вообще задала этот вопрос? Боишься смерти?

— Все мы когда-нибудь умрем, — ответила я.

— Это угнетает.

— Но ведь правда же.

Он повернул голову ко мне.

— Да, но до этого еще далеко, Кора. У нас вся жизнь впереди, поэтому нет смысла сейчас беспокоиться о смерти.

— А кто сказал, что я беспокоюсь?

— Но ты же задала этот вопрос.

Я приподнялась на локте.

— Тебе станет легче, если я пообещаю начать думать о смерти попозже? Когда, по-твоему, можно начать? Когда мне будет пятьдесят? Или шестьдесят? А как насчет семидесяти пяти?

Я улыбнулась. А Питер покачал головой.

— Не думаю, что об этом вообще нужно думать. Какой смысл? Умрем и умрем.

Я бросила на него взгляд.

— А я-то думала, ты веришь в рай.

Он уставился на меня, обдумывая мои слова.

— Ты слишком много думаешь.

— А ты — недостаточно много. Ты всегда такой…

— Какой?

Я запнулась, не в силах выразить свои чувства вслух.

— Тебе всегда все кажется нормальным таким, каким оно есть. Тебя ничто не расстраивает и не бесит. Кажется, что ты вовсе не расположен что-то менять.

— А зачем? Жизнь хороша.

— Правда?

— Ну да. — Он на несколько секунд задумался, а затем сел и покрутил локон моих длинных светлых волос двумя пальцами. — Особенно сейчас.

Странная теплота вернулась в мой живот, и сердце вновь забилось быстрее. Мы смотрели друг на друга, согретые солнцем, и я все больше осознавала, что Питер лежит рядом со мной с голой грудью, а мокрые пряди волос падают на его лицо. Я увидела, как он облизнул губы кончиком языка, и поняла, что дышу тяжело, словно после марафонского забега.

Он придвинулся чуть ближе и наклонился.

Я закрыла глаза, когда его губы коснулись моих. Они были мягкими и теплыми, совсем не такими, как я ожидала. Его горячее влажное дыхание обожгло мне щеку, а кожа пахла природой и свежестью.

Поцелуй продлился всего несколько секунд — которые я никогда не забуду — а затем Питер отстранился и удивленно посмотрел на меня.

— Ты только что поцеловал меня, — заметила я.

— Ага. Ты сердишься?

— Нет.

Он тоже тяжело дышал. Мы продолжали смотреть друг на друга широко раскрытыми глазами, и я не могла вымолвить ни слова. Я смущенно сглотнула, но прежде чем поняла, что происходит, он снова наклонился ко мне и провел ладонью по моей щеке.

И снова поцеловал меня, только на этот раз приоткрыл рот и немного прикусил мою губу, чтобы мои губы тоже приоткрылись. Наши языки соприкоснулись. Я ахнула и удивилась, услышав этот звук, поскольку никогда прежде не издавала ничего подобного. Звук не выражал неприязни. По правде говоря, мне даже нравился вкус его языка и то, как Питер заставил мои внутренности дрожать, как желе.

Питер положил меня на спину и склонился сверху, продолжая целовать меня. Он провел рукой и по моему боку и положил ладонь на моё обнаженное бедро.

Я никогда прежде не чувствовала ничего подобного — такого дикого волнующего возбуждения. Я потянулась, чтобы обвить руками его шею и коснуться гладких четко очерченных бугорков мышц на его плечах.

Он полностью опустился на меня. Затем что-то прижалось к моему бедру. Я потрясенно вздохнула, и внезапно почувствовала, что он всем весом пригвоздил меня к земле. Я сразу же уперлась ладонями ему в грудь и оттолкнула его.

— Питер, прекрати.

Он сразу же скатился с меня.

— Прости. Я не собирался заходить так далеко.

Я села и прижала колени к груди.

— Все нормально.

Мы оба смотрели прямо перед собой на широкую гладь озера. Я слушала кряканье уток и плеск рыбы по воде. Пыталась восстановить ровное дыхание и поняла, что дрожу.

— Это было странно, — наконец выдавил из себя Питер.

— Ага. Меня никогда раньше не целовали.

— Знаю.

Конечно, он знал. Он мой лучший друг. Он знал обо мне всё.

Но теперь все стало совсем по-другому. Теперь я чувствовала себя неуютно и неловко, чего раньше никогда не было.

— Не говори никому, ладно? — попросила я.

— Ты же знаешь, что не скажу.

Я поверила ему, потому что из всех моих знакомых Питер был самым надежным человеком. Я бы доверила ему и свою жизнь.

— Наверное, пора уходить, — предложил он.

Он поднялся на ноги и протянул мне руку. Я позволила ему помочь мне встать, затем мы молча оделись. По пути домой через лес мы мало говорили. Полную тишину нарушали лишь изредка ломающиеся под ногами веточки и цоканье белок на верхушках деревьев.

Дойдя до подъездной дорожки моего дома, Питер сказал «До завтра!» и пошёл дальше.

— Ага, встретимся на остановке.

Вот и всё.

***

До конца учебного года и на протяжении лета ни Питер, ни я ни разу не упоминали о случае на озере. В июле нам обоим исполнилось по шестнадцать лет. Питер работал на отца на целлюлозно-бумажном комбинате, а я подрабатывала мороженщицей в «Лизни капельку» и добровольно помогала в больнице и местном приюте для животных.

Что касается Мэтта, то вскоре после окончания учебного года он уехал из города не попрощавшись. Он отправился жить к тетке в Чикаго, но к тому времени наше трио уже превратилось в дуэт. Мы с Питером постепенно привыкли к этому и забыли о Мэтте.

Так мы и жили: плавали и катались на велосипедах по тем же местам в выходные, ходили под парусом с моими родителями. Наша дружба продолжалась так, словно поцелуев на озере никогда не было. Ни один из нас никогда о них не заговаривал. Мы полностью вычеркнули их из памяти.


Глава 28

В тот год лед и снег таяли медленно, но вовремя, и солнце согревало землю своим теплом. Холодная земля становилась мягкой и теплой, а в садах, радуя глаз, расцветали крокусы и нарциссы. Природа просыпалась, оживая сотнями цветов и запахов. На высоких изгородях расцветала сирень, трава становилась сочной и ярко-зеленой, а свежие весенние дожди песней проливались на крыши домой.

 Мы с Питером тяжело трудились в последние школьные дни, осуществляя учебные проекты, готовясь к экзаменам и отчаянно ожидая первого дня каникул.

— Ты не поверишь, что случилось на четвертой перемене, — сказал он однажды после уроков, присаживаясь рядом со мной на скамейку на автобусной остановке.

Я жевала шоколадное печенье из коробки для завтраков и спросила с набитым ртом:

— И что же?

— Сьюзен Николс пригласила меня на выпускной.

Я с трудом проглотила печенье.

— Ты шутишь.

— Не-а. Можешь в это поверить?

— Неужели ты ей нравишься?

Он недоверчиво фыркнул.

— Не знаю, наверное. Я не знал, что и ответить.

Я положила наполовину съеденное печенье обратно в коробку и сказала себе не ревновать. Мы с Питером просто друзья. Но все равно мне вовсе не понравилось то, что я только что услышала.

— Ты должен был что-то сказать, — возразила я. — И ты сказал, что пойдешь с ней?

— Конечно, нет, — ответил он. — Я не хочу идти с ней на танцы.

Я коротко вздохнула.

— Я ей сказал, что иду с тобой, — продолжил он. — Просто как друзья. — На мгновение он замолчал и неловко посмотрел на меня. — Прости! Слова просто сорвались с языка. Мне нужно было как-то отвязаться от неё.

Наши глаза встретились, и я с удивлением почувствовала, как по телу пробегает волна удовольствия.

— Так ты в самом деле хочешь пойти? Серьезно?

Ни один из нас прежде не ходил на школьные танцы.

Он пожал плечами.

— Даже не знаю. А ты?

Я тоже пожала плечами.

— Люди наряжаются…

— Ага, и всех обсуждают.

Автобус подъехал к парковке, выпуская из выхлопной трубы облака дыма. Мы встали и медленно подошли к кромке тротуара.

— Все знают, что мы дружим, — объяснил Питер.

Дверь автобуса открылась. Мы зашли внутрь, поздоровались с водителем и направились к задним сиденьям. Я села первой. Питер примостился рядом.

— Что скажут наши родители? — спросила я.

— Твоя мама, наверное, захочет купить тебе новое платье. Она всегда пытается уговорить тебя пройтись по магазинам.

— Ну да, наверное. — Автобус отъехал от остановки. — У Мэтта случится инфаркт, если он узнает, — сказала я.

— Он и не узнает. Он же в Чикаго, да и какая, в общем-то, разница?

Я посмотрела в окно.

— Действительно, какая разница.

Мы случайно соприкоснулись плечами, когда автобус подпрыгнул на ухабе. Мы долго сидели молча, а затем заговорили о других вещах и болтали всю дорогу до дома.

Наконец мы подъехали к своей остановке.

— До завтра, ребята, — попрощался мистер Хановер, дергая за ручку, чтобы открыть дверь и выпустить нас.

— До свидания, — ответила я.

Мы спрыгнули с подножки и пошли по улице.

— Это не будет ничего значить, — сказал Питер, вновь возвращаясь к теме бала, как только автобус отъехал. — Ты просто спасешь меня от похода туда со Сьюзен Николс.

— Как любезно. Ты определенно знаешь, как завлечь девушку, — улыбнулась я.

Он ответил мне улыбкой, осветившей его глаза, и я задумалась, не вспоминает ли он о поцелуе на озере. Внезапно я четко осознала, насколько он мужественен, как ведет себя и какая у него молодцеватая походка.

— Ладно, я согласна, — сказала я. — Посмотрим, от чего все в таком восторге, посмеемся над украшением зала и понаблюдаем, кто с кем пришёл.