Джулиана Маклейн - Цвет небес

— Да.

— Он не станет возражать, — заверила Мэтта я. — Я скажу ему, что ты в городе. Он поймет.

— Дело не только в этом. — Мэтт разжал пальцы и снова вцепился в руль.

— Так а в чем? Ты должен встретиться с кем-то ещё?

— Нет, — ответил он. — Я просто не хочу усложнять твою жизнь.

— А как ты её усложнишь? Мы старые друзья, и ты приехал навестить меня. Мне кажется, всё очень просто.

Но Мэтт всё равно сомневался, и я поняла, что давлю на него, умоляя подарить мне ещё один совместный дружеский день, который ему совершенно точно не был нужен.

— О, забудь, — беспечно сказала я, желая провалиться сквозь виниловые сидения и исчезнуть с глаз долой. — Мне и так предстоит суматошная неделя. — Я потянулась к дверной ручке. — Но я рада, что ты вырвался повидаться, Мэтт. Я отлично провела время, и если ты как-нибудь заглянешь в Кэмден, прошу, не стесняйся зайти к нам.

Я уже собиралась выйти из машины, когда он схватил меня за запястье.

— Подожди.

Я замерла.

— Когда? — спросил он. — Когда ты хочешь встретиться?

Несколько безумных секунд я даже не могла пошевелить губами, но потом наконец заговорила.

— Послезавтра? По вторникам у меня только одна пара, и я могу её прогулять.

— Как насчет утра? Я заеду за тобой в десять.

Я подумала, не обидится ли на меня за это Питер, но поспешила выкинуть эту мысль из головы.

— Хорошо.

Мэтт отпустил мою руку, и я вышла из машины. Мэтт перегнулся через только что освобожденное мною сиденье и теперь выглядывал из окна темной машины, хмуро смотря на меня.

— Значит, до вторника?

Я кивнула и захлопнула дверь. Секунду спустя он отъехал, и я поняла, что даже после этой ночи он всё ещё держится на расстоянии.

И я хотела узнать, почему.

Следующим утром я сунула монетку в щель телефона-автомата. Она звякнула внутри аппарата, и я набрала номер комбината и присела на стул.

Раздалось три гудка, прежде чем миссис Уэзерби сняла трубку.

— «Вентворт Индастриз».

— Здравствуйте, миссис Уэзерби. Это Кора. Могу я поговорить с Питером?

Голос на другом конце провода сразу же потеплел.

— О, здравствуй, дорогая. Как ты? Как дела в колледже?

— Чудесно, спасибо. Как дела у вашей мамы?

— Ей уже намного лучше. Доктор выписал ей какие-то таблетки, и они помогли. Передай от меня привет маме, хорошо?

— Конечно.

— Сейчас соединю тебя.

Раздался громкий щелчок, и Питер снял трубку.

— Питер слушает.

— Привет, это я. — Я неуверенно поерзала на твердой поверхности стула.

Он задержался с ответом:

— Почему ты звонишь мне в середине дня? Что-то случилось?

Я пыталась говорить жизнерадостным и беззаботным голосом:

— Нет, ничего. Просто захотела позвонить и рассказать, кого я вчера видела.

— И кого же? — Его голос звучал рассеянно, и я услышала, как он нажимает на кнопки счетной машины.

— Мэтта.

Клавиши перестали щелкать.

— Ты шутишь?

Я не знала, чего ожидать, и с облегчением вздохнула, услышав, что он не разозлился и не озаботился, а просто удивился.

Я начала ковырять краешек уже наполовину оторванной желтой наклейки в форме солнца на телефоне-автомате.

— Нет, не шучу. Он явился ко мне в общежитие. Приехал в Бостон навестить брата и заехал поздороваться.

Клавиши счетной машины снова защелкали, и я услышала, как со стрекотом выползает кассовый чек.

— И что он сказал? Как у него дела?

Я рассказала Питеру о работе Мэтта на стройке, и о том, что он помирился с отцом.

— Никогда не думал, что когда-нибудь мы получим от него весточку, — сказал Питер.

— И я. Я правда удивилась, когда увидела его.

Я продолжала ковырять желтую наклейку, пытаясь засунуть ноготь большого пальца под слой клея и оторвать её сразу, но она не поддавалась, и мне пришлось продолжить скрести её ногтями.

— И когда он возвращается домой?

— Через неделю.

Секунду он помолчал.

— Ты собираешься снова встречаться с ним?

Я почесала переносицу, зная, что позвонила Питеру именно потому, что хотела сообщить о происходящем, чтобы не чувствовать, что обманываю его. Но слова, казалось, застряли у меня в горле.

— Думаю, да, — наконец сумела выдавить я.

На другом конце провода повисла тишина. Никаких щелчков по клавишам. Никакого стрекота кассовой ленты.

— Уверена, что это хорошая идея?

— Почему бы и нет?

Я словно воочию увидела перед собой его лицо. Скорее всего, он сейчас неодобрительно качает головой.

— Потому что это Мэтт. Ну же, ты сама знаешь, какой он.

Несколько секунд я не могла говорить, потому что не была уверена в том, что чувствую. Питер удерживал меня, пытался увещевать, словно я ребенок, которого необходимо беречь и защищать.

Иногда он вёл себя слишком благоразумно. И его предположение о том, что встреча с Мэттом не стоит моего времени, неизвестно почему вызвало во мне желание закричать.

Да, у Мэтта была репутация бесшабашного и сумасбродного парня, равно как и ненадежного товарища, но он оставался Мэттом, другом нашего детства, и он вырос и признал, что совершал ошибки. Я просто не могла отшить его.

Наверное, во мне всё еще гнездилась обида на Питера за то, что наша троица распалась много лет назад, когда я хотела попытаться собрать её воедино, а Питер удержал меня. Сказал мне, что это безнадежно.

Я посмотрела на остатки наклейки и заговорила твердым убедительным голосом:

— Это же не проблема, верно? Он приехал в город всего на неделю. И не собирается соблазнять меня.

Я не знала, почему так сказала.

Он коротко вздохнул.

— Я просто не думаю, что это хорошая идея. Я бы не стал доверять ему, Кора.

Я сжала зубы.

— Слушай, не стоит обо мне беспокоиться. Я уже большая девочка.

Он замолчал.

— И, возможно, он тоже изменился, — сказала я. — Может быть, он заслуживает второго шанса. Хочет сделать свою жизнь лучше, и если это так, то я считаю, что мы должны поддержать его. Не только я, Питер. И ты тоже. Попробуй вспомнить все то хорошее, что мы пережили вместе — снежные крепости и летние купания. И ты знаешь, как трудно ему было с отцом, без мамы. Не его вина в том, что все так запуталось.

Я не собиралась вываливать на Питера всё. Собиралась только сказать ему, что намереваюсь провести несколько часов с Мэттом.

Тем не менее, я продолжила более спокойным тоном:

— Я просто думаю, что нам следует забыть кое-какие моменты. Похоже, что Мэтт на самом деле кое о чем жалеет.

Я ждала ответа Питера.

— Жалеет, — повторил он. — Он так и сказал?

— Да. Он сказал, что всегда знал, что Дуг Джонс и его приятель — идиоты… И, как я уже говорила, он наладил отношения с отцом.

Я услышала вздох Питера.

— Почему он не вернулся в Кэмден? Что он делает в Уэллсли?

— Он навещает брата в Бостоне, — напомнила я.

После длительной паузы Питер сказал:

— Ну, думаю, будет нормально, если ты с ним встретишься. Передай ему привет от меня, ладно?

Я на самом деле вовсе не спрашивала у Питера разрешения, и от того, что он мне его дал, мышцы на моих плечах напряглись. Я потерла шею, чтобы немного их расслабить.

— И скажи ему, чтобы приехал домой зимой, когда озеро замерзнет, — добавил Питер. — Сможем достать коньки и нарезать пару кругов.

Я попыталась улыбнуться, но не смогла.

— Передам, и, возможно, он приедет.

Мы поговорили еще несколько минут на отвлеченные темы и попрощались.

Я повесила трубку с иссушающим чувством облегчения, потому что поступила правильно и ответственно. Я рассказал Питеру о своих планах, отстояла свои убеждения и не позволила ему отговорить меня сделать то, что я хочу.

Но почему же тогда, думала я, возвращаясь в комнату и запирая за собой дверь, я чувствую себя так, словно чуть было не шагнула с края отвесного утеса?

Когда в десять утра следующего вторника Мэтт приехал за мной, я даже не подозревала, что позже буду вспоминать этот день как определяющий смысл всей моей жизни, поскольку именно тогда я наконец начала верить в то, что рай существует.

То чудесное утро началось с рассвета цвета голубого топаза — чистого, прозрачного и сверкающего.

Я проснулась от пронзительных лучей солнца, пробивающихся сквозь оконное стекло. В ветвях деревьев чирикали птицы, на траве переливались капельки росы. Именно в такие дни случаются неожиданные радости и новые открытия.

Мэтт приехал вовремя, и я с любопытствующей улыбкой забралась в его машину.

— Так чем мы сегодня займемся? — Я поставила сумку на пол у своих ног. — Ты сказал мне надеть брюки и захватить с собой теплую куртку. Дай-ка угадаю. Мы выйдем в море?

Он бросил на меня взгляд, лишь на мгновение отвлекшись от дороги:

— Угадала.

— На яхте твоего брата?

— Снова верно.

Я ощутила прилив волнения:

— Он тоже поедет с нами?

— Нет, он сегодня работает. Мы будем только вдвоем.

Я посмотрела в открытое окно на сменяющие друг друга деревья и их ветви, дрожащие на ветру.

— Я уже давно не выходила в море. Надеюсь, мы не утонем.

— Ты помнишь, как завязывать булинь[19]?

— Думаю, да.

— Рифовый узел[20]?

— Угу.

— А с какой стороны левый борт?

— Слева, — засмеялась я. Мэтт прибавил газу, когда мы выехали на главную дорогу.

— А что будешь делать, если я закричу «Меняю курс!»?

— Отскочу с дороги, чтобы не получить гиком[21] по голове.

Он улыбнулся:

— Думаю, мы справимся.

Стояло не по сезону теплое осеннее утро, и первые несколько миль за окраиной Уэллсли мы ехали с опущенными стеклами. Говорили о наших семьях, в частности, о брате Мэтта, Гордоне, который работал биржевым брокером, и его жене Рите, школьной учительнице. Я слышала, что в прошлом году Гордон женился на девушке из Бостона, но, насколько я знала, он никогда не приезжал вместе с Ритой в Кэмден. Мэтт сказал, что в январе они ждут рождения первенца.

Чувствуя себя свободно и расслабленно, я высунула руку из окна и ощутила силу ветра, бьющего в раскрытую ладонь. Когда мы доехали до Марблхеда и вышли на финишную прямую, я посмотрела вперед, желая ощутить порывы ветра на лице.

Мы ехали быстро. Вскоре мы уже проехали по историческому центру, мимо церкви Богородицы Звезды морей, и повернули в гавань к Бостонскому яхтенному клубу.

Мы спустились на пирс и увидели судно, названное «Ритой» в честь второй половины Гордона, пришвартованное к причалу. Мэтт забрался на борт и протянул мне руку. Я перешагнула через борт и ступила на деревянную палубу.

— Она прекрасна. — Я оглядела кубрик, уделив особое внимание сверкающему латунному рулю и лакированной кленовой отделке. Смерила взглядом высокую деревянную мачту. Чайки кружили в голубом небе над головой, крича друг другу. Где-то неподалеку раздался звон корабельного колокола.

— Да, жаль, что она не моя, — ответил Мэтт, подходя к люку каюты за моей спиной.

Я ощутила его влажное дыхание на своем ухе, когда он заговорил, и покрылась гусиной кожей. Слегка взволнованная, я смотрела, как он открывает люк.

— Можешь положить сюда вещи. — Он сошёл по трапу в темную глубину. — Я принес сэндвичи.

Я спустилась за ним и положила сумку на кожаное сиденье рядом с иллюминатором уютной каюты, обшитой кленом и пахнущей лимонным маслом. Здесь стояли прочный стол, камбузная плита, а в алькове расположилось укромное спальное место для двоих.

— Очень красивая яхта. Ты много на ней ходил?

— В прошлом году мы были в Виргинии, — ответил Мэтт. — Вдвоем с Гордоном, за месяц до его свадьбы.

— Последний глоток свободы?

— Ну, можно сказать и так, хотя я думаю, что сейчас он счастливее, чем когда-либо. Рита — лучшее, что случалось в его жизни.

— Так приятно это слышать.

Он встал передо мной, темноволосый и красивый в тускло освещенной кабине, и я с болью поняла, что моё сердце колотится как барабан. Внезапно в голове промелькнул образ Питера, и меня накрыло чувством вины.

— Готова поднять парус? — спросил Мэтт.

Яхта качалась на волнах, плескавших по обшивке.