Он потер пальцем кусочек кремового платья девушки на картине, откинулся назад и одобрительно хмыкнул.

– Какая изумительная вещь, – похвалил он.

Вебб услышал дрожь в его голосе и понял, что для Лейка это станет не просто покупкой следующего по счету произведения искусства. Это будет новый объект для поклонения. Не один десяток лет семья Феверстоунов слыла одной из самых богатых семей в Калифорнии, их мебельная империя существовала уже несколько поколений, а собрание картин старых и новых мастеров было предметом зависти в художественных кругах.

Кроме того, они давали постоянную пищу для светских сплетен.

Августа, сводная сестра Лейка и Лили, была основной темой пересудов, но и сами близнецы вызывали много разнообразных толков своими любовными похождениями. Они еще не связали себя узами брака, и поэтому их подозревали в платоническом, но чем не менее зазорном чувстве друг к другу. Считалось, что Лейк старался заглушить это чувство своей страстью к искусству, а Лили – увлечением лошадьми. Но никто, включая Вебба, достоверно не знал, где кончается вымысел и начинается правда.

– Согласен, изумительная, – отозвался Вебб. – И весьма дорогая. Хотите знать, во сколько она вам обошлась?

– Мне все равно.

В дрожащем голосе Лейка было столько подлинной страсти, что она напугала его самого. Он рассмеялся и махнул рукой, как бы отгоняя от себя наваждение, но, когда он поднял взгляд, Вебб прочел в нем безудержный азарт коллекционера.

Вебб мало знал о ранних годах Лейка., за исключением того, что близнецов вырастила экономка Феверстоунов. Их собственная мать после рождения Джиллиан, младшей дочери, погрузилась в депрессию и в одно пронзительно холодное зимнее утро утонула, решив, не раздеваясь, искупаться в океане. Молва утверждала, что это было самоубийство. Отец близнецов, Лейк-старший, женился во второй раз. Его новой женой стала мать Августы, которая прожила с ним всего год и бросила мужа, в основном из-за его скупердяйства. Поэтому, как это происходит даже в лучших семействах, дети, изголодавшиеся по материнской любви и лишенные эмоциональной поддержки, пытались найти замену этим чувствам, и такой заменой в первую очередь становились вещи материальные.

К счастью или несчастью, но Феверстоуны имели деньги, чтобы удовлетворять свои прихоти.

– Расскажите мне о похищении, – прервал молчание Вебб, чувствуя напряженность Лейка. Его клиент уже больше не был таким бледным. – Как обстоят сейчас дела?

Теперь Лейк избегал смотреть в сторону картины.

– Никаких новостей, разве что к поискам теперь подключилось Федеральное бюро расследований. Целое утро они меня «опрашивали». Им почему-то очень нравится это слово. Судя по их вопросам, можно подумать, что это именно я похитил Гас.

Когда я уходил, они взялись за Лили.

– Сотрудничайте с ними, – посоветовал Вебб, направляясь к маленькому бару, где он держал виски. – Отвечайте на все их вопросы. Угощайте агентов хорошим бренди и выказывайте им побольше сочувствия. Можете даже перейти на настоящий коньяк. – Он постучал по графину. – Налить вам?

Лейк, казалось, не слышал его.

– Сомневаюсь, что кто-нибудь мне поверит, – сказал он, глядя мимо Вебба в окно на туманные синие горы за Санта-Моникой, – но я очень беспокоюсь об Августе. Эти террористы или кто там еще, которые ее захватили, могут принести ее в жертву своей безумной идее, даже забыв о выкупе.

Слова Лейка тронули Вебба, и в его душе на секунду проснулось сочувствие, но так же быстро и угасло. Тем не менее ситуация требовала, чтобы он выразил Лейку свою поддержку.

– ФБР имеет отличных специалистов, которые занимаются только похищениями, – напомнил он Лейку. – У них редко бывают неудачи.

Федеральное бюро расследований действительно отлично справлялось со своими обязанностями. Другое дело Центральное разведывательное управление. Вебб неплохо разбирался в компетенции и обязанное ях различных участников международного разведывательного сообщества, особенно Национального агентства безопасности. Считалось, что именно оно подготовило и использовало Мага.

Вебб взял со стола пачку цветных фотографий работ старых мастеров разного уровня ценности и протянул ее Лейку. Он собрал их во время своего летнего пребывания в Лондоне.

– Взгляните, возможно, вас что-то заинтересует, к примеру, пейзаж Дюге. Он относится к его зрелому периоду, где-нибудь около тысяча шестьсот пятьдесят седьмого года.

Лейк без особого энтузиазма просмотрел снимки, остановившись только на пейзаже.

– Вы уверены, что это Дюге? – спросил он. – У вас есть на него документация?

– Продавец из Антверпена. Он сказал мне, что может представить любые документы, подтверждающие подлинность, которые мы затребуем. – Вебб подал Лейку увеличительное стекло. – Обратите внимание на фигуры вдали, деревья, облака. Вы сразу убедитесь, что это не подделка.

Лейк воспользовался лупой, но через секунду отложил ее в сторону.

– Я хочу взглянуть на саму картину, – сказал он, явно думая о чем-то другом. – Если ее еще не купят, то в следующем месяце по пути в Лондон я заеду в Антверпен.

Он взглянул на графин с виски.

– Пожалуй, я немного выпью. Вы не против, если я сам налью?

Вебб молча кивнул.

Потянувшись за стаканом, Лейк заметил рядом с подносом колоду карт Таро и взял ее в руки. На его лице появилось беспокойство.

– Боже мой, Вебб, – сказал он, вынимая колоду из футляра и веером рассыпая карты. Он был явно напуган мрачными изображениями демонов и магов. – Я не видел ничего страшнее. Откуда они у вас?

Вебб засунул руки в карманы своих брюк цвета хаки.

– Мне прислал их кто-то из знакомых, который знает, что я коллекционер. Я еще не успел их хорошенько рассмотреть, но, по всей вероятности, они из Румынии, и им, наверное, не менее ста лет. Они называются Дьявольское Таро.

– Они в прекрасном состоянии, если действительно такие старые. Вы когда-нибудь погадаете для меня на них?

– Лейк, вы серьезно просите меня об, этом, да еще на таких картах?

Лейк вздрогнул, как от озноба, и сунул карты обратно в футляр.

– Нет, пожалуй, не надо.

– Мудрое решение, – с улыбкой одобрил Вебб, наблюдая, как Лейк наливает себе хорошую порцию виски.

Он очень сомневался, что его посетитель останется доволен предсказаниями Таро.

* * *

Гас Феверстоун допустила большой просчет. Она не ожидала, что ее тюремщик, как она его теперь называла, поддастся на уговоры, и в этом была ее ошибка. К тому же он не только был совершенно голым, но еще и в полной боевой готовности, о чем свидетельствовало, помимо прочего, и очень целеустремленное выражение лица. Гас не позволила себе особенно внимательно разглядывать его фигуру.

– Если я не ошибаюсь, кто-то приглашал меня сюда, – сказал он.

– Просьба оставить ваше оружие при входе.

Гас хотела произнести слова решительно и с вызовом, но вместо этого ее голос был еле слышен из-за плеска воды. Сердце гулко билось, усиливая ее растерянность. Если раньше ей хотелось смутить своего тюремщика, то теперь она отказалась от этой мысли.

Неужели Гас Феверстоун вдруг сама засмущалась? В таком случае апокалипсис был совсем близок.

– Ну как, у тебя тут найдется местечко еще для одного? – спросил Джек.

– А может быть, для двоих? Похоже, ты прихватил с собой своего друга, – пошутила Гас.

Она улыбалась и говорила одновременно, не глядя вниз на означенного «друга». Она позволила себе лишь один короткий взгляд украдкой, и у нее закружилась голова.

Абсолютно голый тюремщик был шести футов роста, все его мускулистое тело с головы до ног блестело от пота, и он смотрел на нее в упор, словно ожидая, что она одобрит его появление.

– Так кто же из нас не нравится тебе? – спросил он. – Я или мой друг?

Гас в раздумье склонила голову набок:

– Твой друг может остаться, а тебе лучше уйти.

К ее великому облегчению, он рассмеялся. Ее ответы были автоматическими, вся ее жизнь держалась на готовых стандартных репликах. Если сомневаешься, используй клише. Гас давным-давно познала эту истину. Она была равнодушной пожирательницей сердец. Но сейчас ее собственное сердце работало на оборотах, близких к аварийным.

– В чем дело? – спросила она.

– Ты выглядишь испуганной.

– Я? Ни в коем случае. – Гас сделала недовольную гримасу. – Испуганной? Неужели?

На этот раз он едва заметно улыбнулся. Его глаза блестели, что делало еще более привлекательными мужественные черты его лица. Гас не могла не признать, что из него вышел бы потрясающий манекенщик для демонстрации нижнего мужского белья. С его шрамами и телосложением он, мог бы, заработать для Келвина Кляйна еще целую кучу миллионов.

– Нет, ты испугалась, – настаивал Джек. – Ты боишься? Боишься меня? Того, что я взял инициативу в свои руки?

Ты любишь распоряжаться всем сама, чтобы ты начинала, чтобы все было по-твоему. А теперь тебе надо ждать и догадываться, как я себя поведу, что буду делать и буду ли делать что-нибудь вообще. От этого ты нервничаешь, верно, Гас?

Джек подошел к ней ближе, и ей пришлось отступить назад.

Это было не слишком красивое отступление на скользком деревянном полу. Ей пришлось ухватиться за голые ржавые водопроводные трубы и прижаться к стене, чтобы избежать соприкосновения с его телом.

Другого выхода у нее не было: душевая была крошечной, а он чересчур большим.

Солнечный свет проникал сквозь щели в стенах и потолке и ложился на их тела яркими радужными полосками. В своем бегстве от него Гас не заметила, что вышла из-под душа. Искрящиеся водяные капли соединились на ней в ручейки, а ручейки самым неприличным образом устремились во все углубления на ее теле.

Это не прошло мимо его внимания.

Он коснулся пальцем ямки между ее ключицами и сразу обнаружил, как бешено скачет ее пульс: немыслимо притворяться безучастной, когда кто-то пристально наблюдает за вами.

– Неизвестность заставляет сильнее биться твое сердце, – продолжал Джек.

– Это от страха, я чуть не упала, – объяснила Гас. – Пол очень скользкий.

– Как и ты. Гас. Ты сумеешь вывернуться.

Тем не менее, судя по выражению его лица, ей не удастся ускользнуть от него. И хотя ей хотелось пропустить мимо ушей его замечание, она действительно гадала, каков будет его следующий шаг. Этой мыслью был целиком занят ее мозг, как, впрочем, и ее тело. Гас вдруг вспомнила о своем теле: каким розово-золотистым оно было в маленьком тесном душе с этими полосками солнечного света, каким настороженным и нетерпеливым, как бокал шампанского, которое ждет, когда его выпьют.

К сожалению, она сознавала, что сама первая готова пригубить вино и что ведет, себя слишком вызывающе. Ее голова казалась ей необычайно легкой, груди очень полными, бедра напряженными. Даже губы больше не подчинялись ей и стали неуклюжими и припухшими.

– Неужели я сошла с ума? – спросила она со значением. – Или что-то изменилось? Вчера ты пытался одеть меня, потому что моя нагота была вызовом Всевышнему. А сегодня ты со мной под душем, мы оба голые, и вдобавок ты говоришь мне, что я скользкая штучка.

– Это правда, – подтвердил Джек, не в силах расстаться с нежной ямкой между ее ключицами.

– Значит, что-то, изменилось?

– Да, мы оба нагие.

Одна капля скользнула с ее плеча на грудь, задержалась на ее упругом изгибе и продолжила путь вниз. Джек проследил за ее опасным спуском сначала взглядом, потом движением большого пальца.

Кожа Гас здесь была особенно чувствительной, сквозь нее просвечивали голубые жилки. Даже легчайшее прикосновение к этому месту вызывало дрожь, как если бы кто-то провел по нежной глади кусочком льда. Это было невыносимо, и Гас невольно вскрикнула и широко открыла глаза. Она не помнила, когда раньше их закрыла.

Как далеко она может позволить ему зайти?

Как далеко зайдет он сам? Два простых и ясных вопроса мгновенно отрезвили Гас, и она уже спокойнее приступила к оценке ситуации. У нее не было разработанной теории относительно секса и похищения как единого целого, но у нее была теория относительно искушения. Она всегда считала, что если ты способна поддаться соблазну, то тебя обязательно соблазнят. Одно дело показывать ему груди, и совсем другое разрешать их трогать вот так просто, как будто это входило в цену ужина. И не надо разбираться, кто начал первым, прежде всего не следует забывать; что у тебя есть гордость.

– Тебе это нравится? – спросила она с издевкой.

Солнце золотило его темные волосы и заставляло его щурить глаза.

– Смотря с чем сравнивать.

– Не знаю с чем… Ну, к примеру, если тебя Вдруг укусила змея.

– Если змея, то, пожалуй, я выберу это.

Он подложил ладонь под ее грудь и большим пальцем размазал по ней воду, отчего грудь заблестела, как мрамор. Палец ритмично ходил взад и вперед, и Гас зачарованно следила за его движением, с раскаянием сознавая, что наблюдает за практическим воплощением своей теории. Его палец был все равно что работающий дворник на стекле автомобиля под светлым теплым дождем. Он гипнотизировал и возбуждал.