Мила Фомина - Цвет Тиффани

Надежда была только на Игоря. Что он придет, обнимет их и скажет, что все будет хорошо.

Как же она к нему привыкла. Сейчас казалось, что только его лукавая улыбка отвлечет от всего на свете. Что в этой улыбке заключено если не все, то, определенно, многое в жизни. То, как он ласково проводит пальцами по ее лицу, заставляло ее душу петь. И главное, мозги отключало напрочь. Нет страхов, нет проблем. Полет.

Вот только он никак не приходил, а трубка говорила с Наташей металлическим женским голосом…

***

Игорь вышел из ресторана «Оризона» и быстрой походкой направился к машине. И как только сел в салон, тут же закурил, судорожно стаскивая с себя галстук-удавку. Детали разговора будто летали в воздухе, не давая собраться с мыслями.

– Ты же понимаешь, что главный магазин принадлежит не тебе, а супруге Радина? А что будет, когда появится его сын? Придётся делиться же, Игорь. Да и не одним магазином… Как, ты не знал, что у него есть внебрачный сын? Какое упущение…

– Знаешь, я на аукционе так хорошо пообщался с Константином Пуриным. Замечательный человек, не находишь? Кстати, что ж ты не подошел поздороваться?

– Спутница у тебя интересная была, говорят, врач? Хорошая профессия…

– Месяцок-то подожду, я не так тороплюсь, но мы же зря теряем время…

Каждое чертово слово Булатовского словно входило иголкой под кожу. И хотя он не признался, что последние неприятности с салонами его рук дело, Игорь в этом уже не сомневался.

Сдаваться он не хотел. Легче сдохнуть, чем прогнуться под этих тварей. Но и выхода никакого не видел, что раздирало душу. Это чувство безвыходности, когда стоишь перед пропастью, давило. И ощущение, что в любой момент кто-то подойдет сзади и толкнет, не отпускало. На данный момент Игорь сделал все что мог. Усилил безопасность как магазинов, так и поставочных ходов. Контролировал все. А теперь придется еще больше приложить сил, вникая абсолютно во все мелочи, потому что эти уроды могут сделать все что угодно.

А еще слова о Наташе… Правда, он был уверен, что это только запугивания. Им нужен бизнес, и будут давить именно на него, создавая неприятности.

Игорь вел машину на автомате и даже сам слегка удивился, оказавшись на парковке клуба. Но, увидев вывеску, понял, что это ему сейчас необходимо.

Уже сидя за столиком с другом и изрядно выпив, Игорь услышал слова Антона, которые его добили.

– Это боишься, друг, и это нормально.

– Чушь, – сквозь зубы ответил Вольский.

– Да нет. Если сдашься, то потеряешь себя, я же знаю…

Глядя замутненным взглядом на Тоху, он вынужден был себе признаться. Да, боится. До колик боится, что потеряет магазины, даже внутренности скручиваются в чертов узел. А пустить чернуху через них – это и есть потерять. Боится потерять деньги. Остаться ни с чем. Боится потерять Наташку. Зачем ей неудачник?

Игорь похлопал себя по щекам. Нет, это все алкоголь, он позволяет удариться в пучину страха. А Игорь ничего не боится. Он найдет выход.

Домой он добрался уже глубоко за полночь, с удовольствием нырнул под одеяло к теплой и желанной женщине, и крепкий сон сморил его за секунды.

Он уже не почувствовал, как Наташа отодвинулась и положила между ними подушку.

***

После той ночи Наташа была сильно обижена на Игоря, но доводить дело до выяснения отношений она не стала. Тем более Вольский после того случая вел себя безупречно: почти всегда сам забирал Соню и Наташу, не тянул её на эти невозможные светские мероприятия и вообще казался идеальным мужчиной. Поэтому неприятный инцидент быстро стерся из памяти, да и Наташе пришлось с головой уйти в подготовку презентации и доклада для конференции, от которой ей в очередной раз не удалось отвертеться.

Единственно, что омрачало их отношения, так это его задержки на работе: похоже, у него там проблемы. Как Наташа ни пыталась с ним поговорить на эту тему, он всегда находил как выкрутиться, чаще начиная шутить. Но он уже не был для нее чужим человеком, и она видела, что происходит что-то неладное.

В тот солнечный февральский день они высадили Соню около школы, и как только подъехали к больнице, Игорь сказал:

– Я записал тебя на курсы вождения. – Наташа до этого улыбалась, радуясь хорошей погоде и подставляя лицо под теплые лучи солнца. Сейчас же улыбка медленно сползла.

– Зачем? – вкрадчиво спросила.

– Будешь сама ездить. Видишь, у меня бывает не получается вас забрать, и такси не лучший вариант. Купим тебе машинку, будешь сама вольной птицей. – Он улыбнулся и мельком взглянул на нее, отвлекаясь от дороги. Его улыбка тоже исчезла. – Что?

– А меня спросить ты не хочешь, да?

– А что тут плохого? Ты разве против? – Он искренне не понимал ее реакции.

– Я против! Научись уже разговаривать со мной, прежде чем принимать решения!

– Не рычи на меня, – осадил он ее. – И объясни свою реакцию! Это благо для всех нас, и ты не можешь этого не понимать!

– Понимаю. Но спросить у меня ты должен был. И я бы тебе ответила, что никогда не хотела и не хочу водить! До вечера!

Наташа пулей вылетела из машины. Внутри клокотала злость, но не на его желание научить ее водить, а на то, что он с ней не посоветовался! Сложно было у нее заранее спросить? Поговорить? Он постоянно принимал решения сам, что ее уже изрядно начинало раздражать. Он будто завел себе двух куколок и играл с ними в свое удовольствие. Чего только стоила его выходка на прошлой неделе, когда он принес Наташе три пакета с дизайнерскими вещами. Он просто захотел, чтобы она их носила! Он захотел, не она. Может, какие-то женщины радовались бы таким поступкам своих мужчин, а вот у Наташи не получалось. Для нее важно самой участвовать в тех моментах, что касаются лично ее. Она не Соня, которая уж очень сильно радуется каждому подарку. И по этому поводу она с ним хоть и говорила, вот только толка не увидела. Баловство ребенка до хорошего не доведет, а он этого категорически не понимает. Улыбается только, говоря: «Могу и дарю. Не будь букой».

Заходя в ординаторскую, она столкнулась с Горынычем, который и глаз выше пола не поднимал. Он конкретно сдал после их разговора и совсем не походил на себя. И уже который раз Наташа думала поговорить с ним, чтобы оставался тут. Да, они не общаются, но у нее он больше не вызывал отрицательных эмоций, она словно отпустила и забыла ту ситуацию. Даже не ожидала от себя, но ей его стало жаль…

– Федор Григорьевич, я хочу поговорить с тобой, – сказала ему, но тут заметила позади него Андрея, – после работы.

Мужчина поднял мутные глаза и как-то недобро ухмыльнулся.

– Смысла нет, Наташенька. – Он отодвинул ее неожиданно сильной рукой и вышел из кабинета, а Наташа проводила его недоуменным взглядом.

Предчувствие чего-то недоброго сводило горло спазмом. Нельзя ему в таком состоянии оперировать. Поэтому она решилась поговорить хотя бы с заведующим, чтобы не дошло до беды.

– Я тоже пытался с ним поговорить вчера. Неудачно, – будто между прочим сказал Андрей, отвлекая ее от мыслей о Горыныче.

И это была его первая спокойная фраза за долгое время. Последние дни они активно рычали друг на друга, цепляясь друг к другу по мелочам на ровном месте. Но вчера он как раз сообщил, что скоро переезжает и всех «отпускает с миром», что не могло не радовать.

Рабочий день проходил хорошо, Наташа уже собиралась переодеваться, а после поймать Горыныча и поговорить, но ее остановил испуганный вопль в коридоре. Она пулей вылетела из кабинета, поправляя на ходу вещи. Оглядевшись, увидела, как заведующий, а сразу следом за ним Димка бежали к служебному помещению, где санитарки хранили инвентарь. Не раздумывая больше ни секунды, Наташа бросилась туда же, а попав в кладовку – застыла столбом.

На полу в конвульсиях бился Горыныч.

Тело выгибалось дугой, руки сжались в кулаки до такой степени, что побелели костяшки пальцев. Изо рта шла густая белая пена, растекающаяся на полу лужицей. Глаза закатились, а на шее и лбу вздулись синие вены, отчего Наташе казалось, что еще мгновение – и он перестанет биться, сердце просто не выдержит и остановится.

Хлопая глазами, она наблюдала за тем, как Дима с заведующим пытаются оказать Горынычу помощь, перевернув его набок, чтобы тот не захлебнулся.

Только она не могла пошевелиться.

– Наташа! Наташа, твою мать! – Словно сквозь пелену она услышала голос шефа и перевела безумный взгляд на него. – Вызови бригаду! – гаркнул он.

Словно на автомате она достала телефон и набрала номер заведующего реаниматологии. Безжизненным голосом объяснила ситуацию, не сводя взгляда с мужчины на полу, который теперь уже был без сознания.

– Отче наш, сущий на небесах. Да святится имя твое…

Наташа будто только сейчас увидела Петровну, которая забилась в угол и завыла молитву. Димка тоже обернулся на слова и, резко подскочив с пола, вывел женщину из комнатки.

– Нат, ток ты давай без обмороков, белая как мел. – Вернувшийся Димка встряхнул Наташу.

– Вон таблетки… – Она увидела закатившийся за ведро пузырек и, отодвинув Диму, быстро его подняла, безумно боясь утвердиться в своей догадке.

Хоть и посмотрела на название, но не хотела верить своим глазам. Это не случайность. Горыныч действительно пытался покончить жизнь самоубийством. Здесь, на работе. В этой чертовой кладовке. Оставить жизнь, семью, все… Из-за нее?

Наташа, почувствовав укол в сердце, медленно осела, опираясь о стену. Из-за нее человек хотел умереть. Это она его подтолкнула.

В этот момент залетела бригада с носилками, действуя оперативно, и уже спустя несколько секунд Горыныча подняли и увезли. Заведующий побежал за ними, оставляя Диму с Наташей наедине.

– Это я виновата… – В горле стоял ком.

В тишине маленькой комнатушки слова казались безжизненными.

– Эй, ты чего глупости говоришь? – Дима опустился к ней и поднял подбородок пальцами.

– Это он из-за меня… – Слова давались с трудом.

Осознать это было сложно, но Наташа не сомневалась в своих словах.

– Ты какую-то ерунду городишь! Так, а ну пойдём к нам…

С трудом подняв ее, он уже думал, что придётся нести на руках. Но Наташа неожиданно сказала:

– Я сама, – и отмахнулась от его помощи.

Нетвердой походкой, но с поднятой головой дошла до ординаторской и села за свой стол. Через несколько секунд перед ней оказалась рюмка, наполненная коричневой жидкостью, и Наталья, не задумываясь, выпила ее залпом.

Воспламеняющий сосуды напиток немного привёл в чувство, и на Димку она посмотрела более осознанным взглядом.

– Позвони им, узнай… – Проговорить вслух «жив ли» не хватило духа.

Дима тут же поднял стационарную трубку, и в этот же момент зазвонил телефон у Наташи. Игорь.

– Наташ, ты где? Мы уже заждались. – Она перевела взгляд на часы. Двадцать минут уже ждут…

Посмотрела на коллегу, который ещё не договорил с реанимацией.

– Езжайте без меня. Я… потом сама приеду, – тихо произнесла, следя за реакцией Димы.

– Что случилось? Давай поднимусь, – обеспокоенно спросил Игорь.

– Не надо. Я дома расскажу… – Она сбросила вызов и с надеждой ждала ответа врача напротив.

– Живой. Пока без сознания, но должен очухаться.

Вздох облегчения сдержать не удалось.

– Встанет, задушу сама! – зло проговорила, впервые за эти минуты ощутив хоть какие-то эмоции.

– Да уж… Может, с женой проблемы какие были, вот он и…

Наташа промолчала, только обняла себя руками, чувствуя неприятные мурашки от снова пришедшей в голову мысли, что Горыныч мог умереть.

Открылась дверь, впуская заведующего. Он, увидев на столе пузатую бутылку коньяка, молча подошёл, сам налил полную рюмку и выпил махом, даже не скривившись.

– Завтра будем это обсуждать. Смену сдали? Дуйте домой, – раздал распоряжения и вышел.

Они оба молча подошли к шкафу и начали одеваться. Выйдя на свежий воздух, Дима, державший Наташу под руку, спросил:

– Может, пойдём посидим, а? – мотнул головой в сторону, намекая на ближайший бар.

Домой ехать желания не было совершенно. Обида на Игоря за его выходку ещё не прошла, и неожиданно сильно захотелось высказаться. Димка поймёт ее лучше. Он Горыныча не один год знает. Может, станет чуть легче на душе, и отпустит сердце та колючая проволока, которая пока держала в своих шипах.

Уже через полчаса двое коллег сидели в баре, где перед ними стояла бутылка пятилетнего коньяка. Наташа вообще не любила алкоголь, но сейчас будто душа сама требовала. Она опустив голову, потихоньку рассказала все Димке. Что интересно, он не казался удивленным.

– Я знал про Катьку. Ну, что он ее имеет. Застукал как-то…

– И, конечно, держал язык за зубами? – поджав губы, спросила она. Хотя глупый вопрос, прекрасно понимала.