– Нет, не половину, но значительную часть, – ответил Кронек, – это тоже порядочная сумма. Главная наследница моего покойного двоюродного брата – его жена. Вероятно, в знак благодарности за то, что она с таким самопожертвованием ухаживала за ним, муж Эвелины большую часть своего состояния оставил ей.

– Госпожа Рефельд имеет право распоряжаться этим имуществом по своему усмотрению? – снова спросил поэт.

– А тебя очень интересует этот вопрос? – резко проговорил Генрих.

– Конечно, – непринужденно ответил Гельмар. – Меня интересует все, что касается тебя, а от этого вопроса зависит твое будущее!

– Да, Эвелина может распоряжаться своими деньгами как ей угодно, – проговорил тайный советник, – в духовном завещании так это и сказано. Конечно, для бедняжки это имеет мало значения, так как дни ее сочтены. Катенька будет единственной наследницей всего. Видит Бог, что я не желал бы для Генриха этого богатства, если бы его ценой можно было купить жизнь бедной Эвелине. Кто мог подумать, что такую молодую женщину настигнет эта ужасная болезнь! В последнее время она развивается у Эвелины чрезвычайно быстро. Я испугался, когда увидел свою кузину. Может быть, можно было бы приостановить быстрый ход болезни – на это я и рассчитывал, когда пошел приглашать доктора Эбергарда, но спасти бедную женщину невозможно, на это нет ни малейшей надежды.

Красивые темные глаза Гельмара омрачились глубокой печалью.

– Трагическая судьба! – проникновенным голосом произнес он. – Как бесконечно трогателен вид этого прелестного цветка, находящегося у края могилы и поднимающего головку, чтобы увянуть под горячим солнечным лучом!

Кронек с благоговением внимал словам поэта. Выражение «Прелестный цветок, находящийся у края могилы», казалось ему верхом поэтичности. К сожалению, для его сына не было ничего святого в мире.

– Милый Гвидо, – насмешливо проговорил Генрих, – твои поэтические образы очень красивы, но в них мало смысла. Как это цветок «вянет на солнце»? Я этого не понимаю. Обычно цветы на солнце распускаются, а не увядают.

– Какая бессердечность, – с негодованием воскликнул Гельмар. – Госпожа Рефельд права – ты во всем находишь предмет для издевательства. Я думаю, что ты в состоянии смеяться даже при виде умирающего.

– Возможно. Но я не в состоянии при виде умирающего считать его деньги! – резко и многозначительно ответил Генрих.

У Гвидо, по-видимому, не было желания ссориться со своим другом. Он только пожал плечами и обратился к тайному советнику:

– Уйдемте отсюда, генерал, с Генри сегодня нельзя договориться, он в дурном настроении, и я в таких случаях избегаю с ним беседы.

Он дружески взял под руку старика и вывел его из комнаты.

– Как вы всегда рассудительны и благоразумны, Гвидо, – проговорил тайный советник, спускаясь с поэтом по лестнице. – Как бы я был счастлив, если бы мой сын был похож на вас! Я часто ставлю вас ему в пример, но все напрасно. Для него непонятна такая идеальная натура как ваша. Я иногда удивляюсь вашему терпению с Генрихом.

– Это не так страшно, генерал, – снисходительно смеясь, ответил Гельмар. – Конечно, у Генри есть недостатки и даже очень крупные, но что из этого? Между друзьями это в счет не идет. Я люблю вашего сына со всеми его слабостями.

Отец благодарными глазами смотрел на поэта.

2

На следующий день погода совершенно изменилась. Вся местность, утопавшая вчера в тумане, была теперь буквально залита солнечным сиянием. Величественные горы гордо возвышались во всей своей красоте.

Имение Рефельдов широко раскинулось вдоль горной равнины, дорожки парка постепенно поднимались вверх, где начинался лес, а за лесом, извиваясь спиралью, шли горные тропинки, по которым можно было взобраться на вершины гор.

По одной из таких тропинок спускался Генрих Кронек после своего путешествия в горы. День был очень жаркий; казалось, солнце хотело вознаградить землю за свое долгое отсутствие; несмотря на то, что был уже вечер, воздух был таким душным, как в самый разгар лета.

Молодой человек спускался не один. Рядом с ним шла девушка в живописном местном костюме. Маленькая шапочка с золотыми шнурками ухарски сидела на белокурой головке, бросая легкую тень на смеющееся лицо с румяными щечками и светло-голубыми глазами. Пестрый шелковый платок покрывал шею и плечи девушки, а бархатная безрукавка, отделанная позументом, стягивала стройную талию. На ее правой руке висела большая корзина. По-видимому, девушка была очень довольна своим спутником, по крайней мере, она громко смеялась в ответ на его шутки и весело болтала на местном наречии.

– Ах, ты все-таки заметила, что я теперь реже посещаю гостиницу? Может быть, ты даже скучала в мое отсутствие? Сознайся, Гундель! – сказал Генрих, спускаясь вниз.

Девушка капризно надула губки, а затем ответила:

– И не думала скучать! Кто не хочет бывать у нас, пусть сидит дома. У меня и так много знакомых.

– Я этому охотно верю. Всем известно, какая красивая дочь у хозяина нижней гостиницы! Я думаю, там скоро сыграют и свадьбу. Всякий из деревенских парней с радостью пойдет с тобой под венец, выбирай любого.

– Может быть, найдутся охотники и из городских господ! – колко заметила Гундель.

– Вот как? Значит, кто-то из городских жителей уже предложил тебе руку и сердце? Можно узнать имя этого счастливца?

– Конечно, его имя не Генрих Кронек! – смеясь, ответила Гундель. – Господин Кронек предпочитает сидеть у старого Амвросия и смотреть на горы. Я думаю, он даже позабыл дорогу в нижнюю гостиницу.

– А ты думаешь, что мне следовало бы любоваться красивой Гундель, а не безмолвными горами? В сущности, ты права, но я чувствую слабость к старому Амвросию. Надеюсь, ты меня не ревнуешь к нему?

Молодая девушка как будто не слышала последнего вопроса. Ее лицо вдруг сделалось серьезным, и она робко пробормотала:

– Говорят, что вы скоро собираетесь подняться вместе с Амвросием на Снежную вершину; это правда?

– Да, как только улучшится погода.

– Ну, на вашем месте я этого не делала бы!

– Почему? Разве ты имеешь что-нибудь против Амвросия?

– Нет, но я ему не доверяю!

– Старику Амвросию? Да он ведь считается лучшим проводником во всей округе!

– Возможно, однако, мне делается как-то жутко в его присутствии. Я не хотела бы встретиться с ним, если бы он был за что-либо зол на меня.

– Я бы тоже не хотел, – смеясь, заметил Генрих, – по крайней мере, я в таком случае был бы очень осторожен. Но тебе нечего беспокоиться обо мне, мы с Амвросием – большие приятели, и для меня не может быть лучшего проводника, чем он.

Гундель смотрела вниз и смущенно перебирала свободной рукой складки своего передника.

– Может быть, и так, – наконец пробормотала она, – но у меня не выходит из головы то, что о нем сказал мой отец. Он знает Амвросия давно, со времен своей молодости, когда он тоже был горным проводником. Об Амвросии и тогда все говорили как о самом лучшем и ловком проводнике, но однажды он отправился в горы с одним путешественником. Дорогой их застигла буря, они не могли идти дальше, заблудились, и Амвросий вернулся в сторожку один, а путешественник погиб в снегах.

– Это очень печально, но проводник не виноват в том, что случается несчастье.

– Несчастья не произошло бы, говорит мой отец, если бы Амвросий не растерялся от страха за свою жизнь. Они оба могли бы спастись, погода вовсе не была такой плохой. Со стороны проводника было непростительным оставить путешественника без всякой помощи.

– Гундель, мне кажется, твой отец ошибается, – возразил Генрих. – Проводник Амвросий никогда не оставил бы человека в беде. Он пришел бы к нему на помощь, так как не боится опасности. У меня есть доказательства его храбрости.

– А тогда он боялся, – настаивала девушка, – он преспокойно сидел в сторожке, в то время когда несчастный путешественник погибал. Тогда все были возмущены поступком Амвросия, все отворачивались от него, и ему на время пришлось отказаться от сопровождения путешественников в горы.

– Тем более он не мог поступить так, как ты говоришь. Вероятно, дело было иначе. Никто не может требовать, чтобы проводник, которому платят деньги, рисковал своей жизнью ради постороннего человека; но, как правило, это у них – вопрос чести, и почти никогда не бывает, чтобы проводник спасся, а путешественник погиб. В особенности это непохоже на Амвросия; нет, нет, я не верю, чтобы он мог бросить на произвол судьбы доверившегося ему человека!

– Ну, если вы знаете его лучше, чем мой отец, тогда я с вами спорить не стану, – несколько обиженно возразила Гундель. – Во всяком случае, не подымайтесь с Амвросием на Снежную вершину, иначе может опять произойти несчастье.

– А что тебе до того, если со мной произойдет что-нибудь? – шутливо проговорил Генрих. – Разве ты пожалеешь обо мне? Собственно, мне следовало бы отправиться в опасное путешествие, чтобы посмотреть, будешь ли ты беспокоиться обо мне. Что ты мне дашь, если я принесу тебе букет эдельвейсов, который соберу на Снежной вершине?

Между девушкой и молодым человеком снова начался разговор в легком, шутливом тоне, который, по-видимому, доставлял Гундель большое удовольствие.

Незаметно молодая парочка дошла до последнего спуска, где оканчивался лес и начинались дорожки парка, окружавшего виллу Рефельдов. Гундель громко и весело смеялась, Генрих охотно вторил ей; но вдруг молодая девушка заметила, что он вздрогнул и сделал такое движение, точно хотел вернуться обратно. Посмотрев в ту сторону, куда был направлен взгляд ее спутника, Гундель увидела владелицу виллы, сидевшую у подножья скалы под пледом.

Эвелина почти никогда не поднималась в горы, так как это было ей не по силам, но на этот раз совершила довольно далекую прогулку, по-видимому, даже без посторонней помощи, по крайней мере, возле нее никого не было.

При царившей вокруг тишине молодая женщина, вероятно, уже издали слышала веселый, громкий разговор своего родственника с дочерью трактирщика и отнеслась к нему неодобрительно; в ее лице появилось выражение строгой холодности, вообще несвойственное ей.

Генрих невольно остановился, но быстро овладел собой и, почтительно поклонившись, подошел к Эвелине.

– Каким образом вы здесь? – спросил он. – И, кажется, в совершенном одиночестве.

В ответ на поклон Генриха Эвелина слегка наклонила голову и молча перевела свой взгляд с его лица на лицо молодой девушки, которая сделала реверанс «барыне» и почтительно произнесла:

– Добрый вечер, сударыня!

Эвелина знала красивую дочь трактирщика; она ласково кивнула ей головой и с приветливой улыбкой, с которой обращалась ко всем, тихо ответила:

– Добрый вечер, дитя мое! Не стесняйтесь моего присутствия, Генрих, и продолжайте свою оживленную беседу с Гундель. Вы, конечно, хотели проводить ее домой?

Легкая краска залила лицо молодого человека. Он понял скрытую насмешку, которая для Гундель осталась незамеченной. Внешне спокойно, но, подчеркивая слова, он тихо возразил молодой женщине:

– Вы ошибаетесь, сударыня; я встретился с Гундель случайно, и теперь наши дороги расходятся в разные стороны. До свиданья, Гундель; поклонись от меня своему отцу!

Молодая девушка и не подозревала, как неприятно было Генриху в эту минуту ее присутствие. Она, действительно, встретилась с ним случайно и нашла в порядке вещей, что он не провожает ее дальше, так как тут начинался его дом, а ей нужно было спуститься еще ниже. Она дружески кивнула головой своему спутнику и весело ответила:

– Непременно поклонюсь, а вы приходите к нам скорее, господин Кронек… Спокойной ночи, сударыня!

Эвелина взглядом следила за молодой девушкой, которая оглянулась, кивнула головой еще раз и быстро спустилась вниз.

Несколько минут наверху царило молчание; наконец Генрих нарушил его.

– Не повредит ли вам вечерний воздух? – проговорил он. – Солнце уже зашло.

– Сегодня совсем летний день, и, кроме того, я взяла с собой теплый платок, – ответила Эвелина. – Вы, кажется, очень дружны с Гундель. Ваш приятель Гельмар говорил мне, что вы частый гость в их трактире.

– Не более частый, чем сам Гвидо; он, во всяком случае, бывает там чаще меня.

– Да, я знаю, он изучает крестьянский быт для своих литературных работ; но он признался мне, что эта так восхваляемая жизнь простого люда противна ему в высшей степени. Я его вполне понимаю. Деликатная, тонкая натура поэта должна возмущаться той грубостью, которая царит в низших слоях общества.

– Да, да, таково мнение Гвидо Гельмара. Но я не разделяю его взгляда. Я редко встречал грубость среди народа. Крестьяне, конечно, не так воспитаны, как мы, но у них здоровое, разумное понимание жизни, и мы многому могли бы у них поучиться.

– Вы прекрасно научились, как нужно говорить с деревенскими красавицами, – резко заметила Эвелина. – Я слышала вашу беседу с Гундель и не могу сказать, чтобы она привела меня в восторг. Впрочем, вкусы различны.