Рексанна Бекнел - Цветок страсти

С этими словами он оттолкнул ее еще дальше и прижал руки к бокам.

– А теперь ступай, иначе я за себя не отвечаю. Ни перед Дрюсом, ни перед тобой.

Кливу не пришлось повторять дважды. Позабыв о буре и не заботясь о том, что ее плащ брошен где-то на полу в конюшне, Уинн молниеносно повернулась и бросилась к двери. Она выбежала в дождь, ослепивший ее своей яростью, ветер рвал на ней промокшее платье. Она неслась к единственному крову, который знала, к единственному утешению, которое было у нее целых семь лет.

Бабушка Гуинет была ее последней надеждой. Уинн успокаивала себя, с трудом перебирая босыми ногами по грязи и скользким камням. Бабушка Гуинет должна помочь ей. Обязательно.

Уинн стояла неподвижно, как каменное изваяние, устремив взгляд на Черную гору, и хотя низкие облака скрыли две неровные вершины, она все равно мысленно представляла их. На грязном дворе перед замком кипела жизнь.

На лошадей навьючивали провизию. Воины проверяли седла и подпруги. Дети бегали с возбужденными криками и всем мешали, пытаясь помочь.

Кук плакала, прикладывая к лицу фартук, даже когда вручала Дрюсу еще один круг твердого козьего сыра. Но она одна проливала слезы, с горечью отметила Уинн.

Хотя бурные хлопоты протекали у нее за спиной, Уинн не нужно было смотреть, чтобы знать, что происходит. Гуинет наверняка восседает в своем любимом кресле, наслаждаясь скудным теплом прозрачных солнечных лучей, которые иногда прорывались сквозь утренние облака. Она уже успела подозвать к себе всех детей по очереди и с каждым тихо переговорила. Дрюс и его брат Баррис тоже уже получили наставления от Гуинет.

Теперь она поджидала Уинн, но та не была уверена, что сумеет заставить себя проститься с бабушкой по-дружески. Неужели Гуинет надеется на это?

И все же Уинн не могла больше злиться ни на бабушку, ни на Дрюса, хотя они того заслуживали. Она была слишком измождена и душевно, и физически, у нее остались силы только на то, чтобы стоять в стороне от всех, упиваясь своим одиночеством и несчастьем.

Те, кого она всегда считала самыми надежными людьми, предали ее. И Гуинет, и Дрюс встали на сторону этого коварного англичанина. Всю ночь напролет, когда за окном бушевала буря, она спорила сначала с бабушкой, а затем с тем, кто считался когда-то ее другом. Уинн ругалась и кричала. Угрожала и запугивала, затем, когда это не помогло, умоляла и плакала.

Но, несмотря на все ее бурные сцены, эти двое остались тверды – хотя Дрюс пару раз, казалось, начинал сомневаться. Но Гуинет сама стойко держалась своего и его заставила не отступать. Этот Сомервилл желал передать значительное наследство своему сыну, хотя ребенок был всего лишь бастардом да еще наполовину валлийцем. «Какие возможности для ребенка!» – снова и снова повторял Дрюс. «Какое благо для Уэльса!» – без конца твердила Гуинет.

Уинн ни за что не соглашалась, но, в конце концов, ее уговорили. Что могла сделать одна женщина, когда противник объединил свои усилия с ее домашними?

Она тяжело вздохнула, усилием воли подавляя слезы и не выпуская из рук раднорский амулет. Ей казалось, что она выплакала все слезы. Кляв Фицуэрин, расположившийся в главном холле, наверняка слышал каждое злобное слово, произнесенное ею в спальне у бабушки, как и все ее слезные мольбы. Но он не слышал, как она рыдала на исходе прошлой ночи. Она плакала в тишине, завернувшись в простыни, пока слезы не иссякли.

Вчера она почти не видела Фицуэрина, потому что провала все время в лесу, где прятала свою боль и искала утешения в знакомых уголках. Но напрасно. День отъезда настал, а она и теперь не была готова ехать, как и раньше.

– Уинн!

Услышав робкий голосок Изольды, Уинн очнулась. Она безуспешно попыталась улыбнуться, а потом просто взяла племянницу за руку и крепко сжала.

– Я… Я думаю, тебя ждет бабушка Гуинет.

Уинн, всхлипнув, кивнула:

– Да. Я знаю.

Затем, решив показаться такой же непреклонной, как прежде, Уинн гордо вздернула подбородок и направилась к бабушке.

Она увидела, что с десяток или более лошадей уже готовы отправиться в путь. Дети сбились в кучку. Воины, англичане и валлийцы ждали только сигнала «по коням». Приказ, наверное, отдаст Клив, подумала она. А тот медлил, ожидая, пока она попрощается с Гуинет.

Интересно, сколько он так сможет ждать? А что, если она откажется подойти к бабушке? Что, если она откажется сесть на лошадь? Но на это было глупо надеяться. Незачем дольше откладывать расставание. Собрав все высокомерие и гордость, она подобрала одной рукой простую дорожную юбку из грубой шерсти и осторожно ступила на грязный двор.

– До свидания, бабушка. Не болей, пока меня не будет. Ответа не последовало, и решительность Уинн была слегка поколеблена. Взгляд Уинн, вперившийся куда-то повыше бабушкиного плеча, скользнул на ее невидящие глаза.

Только тогда старая женщина заговорила:

– С нами все будет в порядке. Но мы будем ждать твоего возвращения каждый долгий день, пока тебя не будет.

– Даже, несмотря на то, что я вернусь, лишившись одного, а то и двух своих сыновей?

Гуинет не отреагировала на укор, прозвучавший в тихом голосе внучки.

– Может случиться так, что ты вернешься с большим достатком, чем увозишь, – загадочно произнесла старушка.

Уннн хотела было съязвить, но замолкла на полуслове, открыв рот. Она склонилась к седовласой женщине.

– У тебя было видение? – спросила она, отбросив враждебность.

Лицо Гуинет приняло серьезное выражение, знакомое Уинн с детства.

– Я уже стара, внучка. И зрение, и видения давно покинули меня. Но некоторые вещи лучше видит сердце, а не глаза. Этот путь, который ты начинаешь с такой болью, закончится радостно. Я чувствую это здесь, – проговорила она, прижав шишковатый кулачок к костлявой груди.

Уинн широко распахнула глаза, и в ее сердце зажглась крохотная искорка надежды. Она опустилась перед бабушкой на колени, не заботясь, что грязь пристанет к юбкам, и схватила руку Гуинет.

– Значит ли это… возможно, ни один из наших мальчиков не приходится сыном английскому лорду? Возможно, как только он увидит их, то поймет…

Уинн замолчала, потому что старушка печально покачала головой.

– Дитя мое, да ты более слепа, чем я, раз видишь только то, что хочешь видеть. Разве я не учила тебя, что Богиня-мать, да и Бог-творец видят гораздо лучше нас? Так доверься им и позволь указать тебе путь.

Надежда, которая было, затеплилась в душе Уинн, моментально угасла.

– Довериться им? – презрительно бросила она. – Они дважды присылали сюда англичан. Они лишили меня родителей и единственной сестры. Теперь они пытаются отнять у меня детей. И я еще должна им довериться? – Уинн покачала головой. – Нет никогда. Старушка вздохнула.

– Бог послал тебе детей взамен потерянной семьи, – расстроенно напомнила она внучке. – Если будешь здесь вещуньей, ты должна чувствовать больше, чем обыкновенный человек. Ты должна научиться видеть не только глазами.

Но Уинн была не в настроении слушать. Она резко поднялась и отступила от бабушки.

– Прощай. Кажется, всем не терпится отправиться в путь. За исключением меня, разумеется.

На секунду их глаза встретились: одни – потухшие от возраста, но в то же время очень целеустремленные, другие – молодые и блестящие, тем не менее, наполненные страхом и неуверенностью. И болью.

– Подойди поцелуй меня, – сказала бабушка, протягивая руку.

Уинн неловко наклонилась и коснулась губами морщинистой щеки. Хоть она и злилась из-за бабушкиного упрямства, ее внезапно охватило чувство любви к старой женщине.

Гуинет тоже, должно быть, это почувствовала, потому что улыбнулась, когда Уинн выпрямилась.

– Доверься будущему, дитя мое. Доверься Богине-матери и Богу-творцу. Судьбе, если хочешь.

Уинн попыталась найти в бабушкиных словах утешение, но не смогла. Она пересекла двор и, избегая взглядов Дрюса и Фицуэрина, подошла к спокойной кобыле, которую для нее подготовил Дрюс. Посмотрев на детей, которые, наконец, притихли, Уинн ободряюще улыбнулась им.

Потом все сели на коней. Изольда и Бронуин ехали с Дрюсом и Баррисом, Рис и Мэдок устроились впереди двух англичан. Уинн предполагала, что Артур поедет с ней, но мальчик настаивал на том, чтобы ехать с Кливом. Прежде чем она смогла возразить, вмешался Дрюс и напомнил ей, что она не очень часто сидела в седле и что, возможно, так даже лучше, по крайней мере, пока она не привыкнет к лошади.

Уинн почувствовала комок в горле. Никогда еще ей не было так одиноко. Выезжая со двора, она слышала дружелюбные выкрики тех, кто остался, и громкое завывание Кук. Но Уинн устремила взор вперед, изо всех сил моргая, чтобы не расплакаться.

«Доверься судьбе». Все дело в том, что существовал всего один человек, к которому у нее было доверие, – она сама. Если ей суждено спасти своих детей из лап бездушного английского лорда, придется доверять только себе.

А разве ей самой не нужно спасаться от Клива Фицуэрина?

Странная дрожь пробежала у нее по спине, но Уинн стойко поборола ее. Рука скользнула к увесистому кисету на талии. В нем она везла небольшой запас монет. Но, что было важнее, в кожаных складках разместилась настоящая кладовая. Пусть он только попробует смутить ее своими обжигающими прикосновениями и дурманящими поцелуями. На этот раз она не растеряется. Самые быстродействующие порошки. Самые коварные коренья и мази. Увезти удалось лишь крошечные порции, поэтому придется все время быть начеку, выжидая удобного случая. Из своих обширных запасов она выбрала самые сильные и действенные снадобья. Остальное можно будет найти в лесу.

Уинн вздернула подбородок и уставилась Кливу в затылок. В лучах восходящего солнца его темные волосы блестели, неожиданно напомнив ей, как она вплетала пальцы в эти длинные пряди.

Какая же она все-таки порочная!

Уинн отвела взгляд от проклятого англичанина и снова уставилась на Черную гору, оставшуюся слева. Дрюс сказал, им предстоит провести в пути четыре или пять дней. За это время ей нужно придумать, как отделаться от сэра Уильяма.

Уинн напомнила себе, что отныне ей не придется воевать с англичанами, Дрюс и Гуинет не позволят. Теперь ей предстояло убедить английского лорда, что ни один из ее мальчиков не приходится ему сыном.

А если ничего не выйдет?

Если ничего не выйдет, тогда опасные для здоровья снадобья, которые она везла в кисете, помогут ей только в одном – отомстить.

И если это все, чем они окажутся полезными для нее, значит, так тому и быть.

Клив почувствовал, как голова Артура тяжело упала ему на грудь. Весь последний час мальчик боролся со сном. Каждый раз, начиная засыпать, он встряхивал головой и принимался задавать бесконечные вопросы о деревьях, под которыми они проезжали, о птицах и зверюшках, вспугнутых ими, а больше всего – о местах, куда они направлялись.

Но сейчас Артур не проронил ни звука, и Клив улыбнулся, бросив взгляд на крепко спящего ребенка. Маленькое личико излучало покой, ручки ослабели.

Поразительный парнишка, в который раз подумал Клив. Слишком смышленый для своих шести лет. Ясно, что Уинн поощряла любознательность ребенка и его склонность к мечтательности. Тут, как теперь часто с ним случалось, Клив погрузился в размышления о непокорной женщине, которую он вез с собой в Англию.

События разворачивались самым лучшим образом – или самым худшим, вынужден был признать он с тяжелым вздохом. Она ехала с ним в Англию, и это радовало его непонятно почему.

Клив подавил желание обернуться и посмотреть на нее. Нет, ничего необъяснимого в этом не было. Все очень ясно и просто. Он вожделел ее. Его желание было всепоглощающим и безмерно глупым. А как же младшая дочь лорда Сомервилла, на которой ему предстоит жениться, как только он выполнит поручение хозяина? И как тогда быть с Уинн?

Охваченный внезапной тоской, Клив быстро натянул поводья и остановил лошадь. Когда к нему подъехала Уинн, он зло посмотрел на нее.

– Возьми Артура, – пробормотал он.

Поймав настороженный взгляд Уинн, он отметил про себя ее бледность и тени под глазами. Из-за него она подверглась большому испытанию. Это очевидно. Но как иначе он мог поступить?

Подавив проклятие, он передал ей на руки Артура и резко рванул поводья. И хотя резвая Сита быстро оставила позади неспешно передвигающуюся колонну путников, убежать от внезапно нахлынувшего чувства вины Кливу не удалось.

Он хотел заполучить Уинн и ради этого готов был пойти на все. Сегодня утром Дрюс взял с него клятву никоим образом ни к чему не принуждать Уинн, но Клив понимал, что соблазнить ее не составит труда. Она легко воспламенялась, судя хотя бы по двум случаям.

– Черт бы все побрал! – выругался Клив, останавливая Ситу. Если вовремя не удастся обуздать назойливые мысли, поездка в замок Керкстон превратится для него в невыносимую пытку.