Джоанна Линдсей - Цветок в его руках

И все это из-за ванны, о которой она мечтала? Но у него должна быть причина, и не та, которую она выдумала. И, как выяснилось, ошиблась.

– Почему ты хочешь, чтобы я вымылась? Боишься, что не получишь награду, если сдашь грязную преступницу?

– Ты смотрелась в зеркало? – только и спросил он.

Макс знала, какая она чумазая, но была полна решимости больше не краснеть. И упрямо вскинула подбородок.

– Я не стану мыться, пока ты в комнате.

Он стал обходить кровать. Она снова перекатилась на другую сторону и побежала к ширме в углу. И в очередной раз сжала зубы, когда он приказал:

– Швырни одежду сюда, пока сидишь в ванне.

Она рывком стащила сапоги, перегнулась через ширму и швырнула ему сапоги. Только один ударил ему в грудь. Но прежде чем снова нырнуть за ширму, она успела увидеть, как он нахмурился.

– Может, мне снова проверить, есть ли у тебя оружие?

– Нет! Ты не посмеешь!

Макс никогда еще не раздевалась так быстро, перебрасывая каждый предмет одежды через перегородку, даже штаны, носки и ремни. Она не даст ему предлога прийти сюда, проверить, все ли сделано по его приказу. Прошел целый год с тех пор, как она могла похвастаться тем, что принимала ванну. Она больше не будет скандалить с ним по этому поводу и даже поблагодарила бы, если бы не ненавидела так сильно. Собственно говоря, у нее не было причин ненавидеть его. Разве то, что он поймал ее и станет причиной ее смерти.

Рядом с маленькой ванной стоял короткий узкий столик с полотенцами и баночками с мягким мылом. Никаких грубых самодельных брусков в этом отеле.

Макс развернула полотенце, посмотреть, насколько оно велико, и фыркнула. Мягкое, но недостаточно большое, чтобы завернуться.

Она услышала, как закрылась дверь, а в замке повернулся ключ, и выглянула поверх ширмы. Он оставил ее одну в комнате!

Но, оглядевшись, Макс увидела, что он взял с собой все: их седельные сумки, ее одежду, даже свой саквояж, не оставив ничего. Ей даже нечем было прикрыться, если не считать полотенец! Но главное – не оставил ей ничего, из чего можно было сделать импровизированную веревку и спуститься по ней из окна. Теперь она поняла, почему он собрал и унес все постельное белье.

Принял все предосторожности, как уже делал раньше, и все же утверждает, что он не охотник за головами. Чертовски умен и готов к любой неожиданности. А она никак не может бежать по городу голая, даже если сумеет пробраться по карнизу к другому открытому окну. И при этом, вероятно, упадет и сломает себе шею.

Вздохнув, Макс села в ванну и с мечтательной улыбкой погрузилась в воду по шею. Бывали моменты, когда она все дни проводила в седле и неделями не могла найти уединенную речку или источник, чтобы искупаться. В холмах была пара прудов, спрятанных в зарослях, поэтому она каждые несколько дней ездила к большому озеру на востоке, мылась и стирала одежду. Но это вовсе не было приятно, поскольку приходилось возвращаться в хижину вымокшей до нитки.

Она старательно вымылась с головы до ног, сознавая, что не помнит, когда в последний раз была такой чистой. А голова! Мыло, которое она таскала в седельной сумке, было таким грубым, что ужасно раздражало кожу головы, так что она давно перестала намыливать волосы. Но их не промоешь одной водой. Не то, что сейчас. Они уже почти высохли и при малейшем движении разлетались во все стороны. Макс даже встала, чтобы посмотреть на это в овальное зеркальце над туалетным столиком. И засмеялась. Макс немного подобрела к Дигану, получив от него такой подарок. Совсем чуть-чуть… Может, просто слегка успокоилась, хотя настороженность все еще оставалась.

– Ты что, заснула там? – спросил Диган.

Услышав его голос и шорох придвигаемых к ширме седельных сумок, она мгновенно вспомнила о своем положении. Пора идти в тюрьму.

Макс повернула голову к Дигану:

– Нет, я как раз ждала, когда принесешь одежду.

Увидев, что сумки по-прежнему лежат довольно далеко, она поняла, что он сейчас это исправит, и поспешно завопила:

– Я сама возьму!

Она вылезла из ванны, наскоро вытерлась и, протянув руку из-за ширмы, подтащила сумки к себе. Вынула единственную смену одежды и увидела на дне сумки сорочку, мягкую и тонкую. Поэтому Макс нечасто ее надевала. Но теперь, когда все вещи все равно конфискуют в тюрьме, стоит надеть все самое лучшее.

– Я забыл это, – сообщил Диган. Через ширму полетело белье Луэллы. Она едва успела поймать его, прежде чем оно оказалось в воде. Макс тоже забыла, что он выхватил из ее кармана не только «дерринджер». Она натянула панталоны и покраснела: Диган видел, какие они красивые, и даже держал их в руках.

Макс оделась и вышла из-за ширмы, с сумками и чистыми носками в руках. Диган проводил ее взглядом. Не нужно было смотреть на него, чтобы чувствовать это.

Остальная одежда лежала на кровати, на полу валялись сапоги. Она взяла их и подошла к стулу, чтобы натянуть. Не хотела сидеть на кровати, вид которой напоминал, какой дурой она была, когда снова пыталась соблазнить его. Этот мужчина равнодушен к ее чарам. Пусть будет так. Она все равно сбежит и долго не будет показывать нос, когда отъедет на приличное расстояние.

– Волосы выглядят получше. Очень грубо ты их обкорнала.

Макс зарделась. Замечание Дигана дало понять, что он по-прежнему глазеет на нее. Но она последовала его примеру, ничего не ответила и, старательно отводя взгляд, пересекла комнату. Потом решила оглянуться и увидела, как он складывает ширму и прислоняет к стене. Ей это казалось странным, пока он не подошел к стойке для бритья. Его волосы были мокрыми, значит, он тоже где-то мылся, но побриться не успел. Она поняла: он сложил ширму, чтобы не терять ее из виду, пока бреется.

Макс с небрежным видом подошла к двери, пользуясь тем, что Диган был занят. Нужно проверить. Попыталась повернуть ручку. Безуспешно. Он снова запер дверь.

Макс была уверена: он видел, что она сейчас сделала, но ничего не сказал.

Она побродила по комнате, но утомившись, стала следить, как он бреется. Бог хорошо потрудился, создавая его. Но в мире всегда сохраняется равновесие. Никто из нас не совершенен. Вот и он – слишком красив и слишком опасен.

– Я часто брила па до того, как он уехал, – неожиданно для себя выпалила она. – Он любил, чтобы все было гладко, но носил усы. Я хорошо умею брить. Хочешь, покажу?

У него вырвался смешок, такой короткий, что она так и не поняла, было ли это на самом деле. Но тут же сообразила, что он таким образом выразил свое мнение о подобной идее: бритва в ее руке у самого его горла!

Однако Макс больше интересовал тот факт, что он засмеялся, пусть и презрительно, очевидно, этого не желая.

– Тебя никак не назовешь смешливым, верно? – осторожно спросила она, не ожидая ответа, потому что он целиком сосредоточился на бритье. Но ответ она получила:

– В моей профессии эмоции вредны.

– Потому что ты убиваешь людей? – предположила Макс.

– В этом-то и дело: когда прекрасно владеешь оружием, вовсе ни к чему убивать. С другой стороны, я потерял счет тем, кого пришлось ранить, но, как правило, они от этого не умирали.

– Так ты никого не убил, даже защищая свою жизнь?

– Этого я не сказал.

На этом разговор закончился. Но Диган, конечно, убийца. Это написано на нем крупными буквами.

Она еще немного понаблюдала за ним. Он был крайне медлителен и методичен, когда брился, возможно, потому, что она мешала ему сосредоточиться.

Макс ухмыльнулась. Она могла побрить его куда быстрее и ни разу не порезать.

– А чем ты занимаешься, когда не стреляешь в людей? – не удержалась она.

– Берусь за работу, где можно применить мое искусство.

– Наемник? И ты никогда не брался прикончить кого-то?

– Это не работа. Это убийство.

– Так и у тебя есть принципы? – удивилась она. – Приятно знать.

Поскольку Диган оставил это заявление без внимания, она позволила ему закончить бритье. Макс хотелось заполучить мыло, которое ужасно ей понравилось – она порылась в сумках, лежавших у ванны, нашла свой маленький кожаный кисет и высыпала его содержимое в ванну.

Диган повернулся и уставился на нее, возможно, потому что не хотел, чтобы она оказалась у него за спиной.

– От чего ты избавилась?

– От золотого песка, – честно ответила она, и схватив горшочек с мылом, перелила содержимое в кисет. – Я немного намыла, когда впервые оказалась здесь.

– Ты предпочла мыло золоту?!

– Да этот песок, скорее всего, ничего не стоит. Мыло для меня куда важнее.

– Почему ты просто не взяла горшочек?

– Это будет воровством.

– А стащить мыло – не воровство?

– Конечно нет. Откуда в отеле узнают, что ты не истратил все на такое большое тело?

– Хотя бы потому, что я моюсь в ванной в конце коридора и слуга это знает.

– Ну ладно, подумаешь, возьмут с тебя несколько лишних центов. Что сделано, то сделано, – заявила она, сунув кисет в сумку, и тут же нахмурилась: – Мне позволят принять ванну в тюрьме?

Он уже отвернулся к овальному зеркальцу:

– Понятия не имею. Не доводилось видеть тюремную камеру изнутри.

Конечно, не доводилось! Наверняка он стрелял в любого шерифа, который пытался его арестовать.

Макс отодвинулась от него и подошла к стулу, где оставила пальто. Пока он отвлекся, занявшись собой, было самое время прочитать письмо бабушки.

Она вынула из кармана конверт и открыла. Глаза сразу наполнились слезами при виде знакомого почерка:

«Дорогая Макс!

Я так тревожилась за тебя! И очень рада получить твое письмо и узнать, что ты здорова. Полагаю, за последние двадцать месяцев ты пережила больше трудностей и бед, чем я и Джонни. Мы так по тебе скучаем! Я давно болею. Пожалуйста, возвращайся домой. Несмотря на трагедию, из-за которой ты была вынуждена уехать, я знаю, что с тобой обойдутся справедливо, как только все объяснишь…»

Сердце Макс упало. Что значит «я давно болею»? А под «трагедией» она подразумевает смерть Карла?

– В моем саквояже есть сумка.

Голос Дигана вернул ее к реальности.

– Возьми ее и скажи, если узнаешь кого-то на этих объявлениях.

Смахнув слезы, чтобы Диган не увидел, Макс спрятала письмо и конверт в карман пальто. Она дочитает, когда останется одна в тюрьме.

Макс повернулась, открыла саквояж, вынула тонкую кожаную сумку. Под ней лежал ее «кольт». Макс подняла его.

– Не возражаешь, если я пристегну его к ремню? – спросила она, подняв пистолет. – Я беспокоюсь, когда не чувствую его вес на правом бедре.

– Возражаю.

– Но там нет патронов.

– Он и без патронов достаточно тяжел.

Она скорчила гримасу. Неужели ему вечно нужно все предусмотреть?

Макс сунула пистолет в саквояж, принесла сумку, открыла, вынула стопку объявлений и стала их просматривать.

Но тут же подняла глаза и спросила:

– Почему я это листаю?

– До возвращения маршала Хейза мне нужно привести к шерифу троих бандитов.

– Решил собрать всех сразу, чтобы сдать скопом шерифу? Я не против, – улыбнулась она.

Он промолчал. Раздумывает?

Макс нашла объявление со своим портретом и прочитала страницу с заметками маршала.

– Здесь говорится, что у меня нет образования! – возмутилась она. – Наглая ложь.

– Возможно, всего лишь предположение. Основанное на твоем отвратительном говоре.

Она подняла брови:

– Надеюсь, ты уже понял, что мне плевать, нравится тебе мое произношение или нет.

– Я уже догадался.

Его губы слегка изогнулись, но она не поняла, улыбка ли это. Возможно, нет. Но она определенно расслышала нотки иронии в его голосе.

– Здесь также говорится, что мне всего пятнадцать. Эти сведения не из Техаса. Должно быть, твой друг получил их от одного из фермеров, которому я продала мясо.

– Может, ты и права, поскольку он знал, что ты скрываешься в его округе.

– «Макс Доусон опаснее, чем кажется на вид», – прочитала она вслух. – Вот это забавно.

– Зато точно, – парировал Диган, потирая то место на груди, куда попал сапог.

Макс выразительно подняла глаза к небу и отложила объявления. Она встречала двоих в своих скитаниях. О троих только слышала. Только за одного давали такую же большую награду, как за нее. Чарлз Биксфорд, жестокий убийца, погубивший пятнадцать человек, также известный, как Красный Чарли. Макс бесило, что ее сравнивают с таким безжалостным, опасным человеком. Это было несправедливо, даже если Карл умер от той царапины. Почему жители Бингем-Хиллз так хотят ее вернуть? И почему бабушка просит ее приехать, если за голову Макс назначена такая высокая цена?

– Что я получу, если помогу тебе? – сварливо спросила она.

– Я еще не решил.

Что это означает, черт возьми? Она не собиралась помогать ему, приближая тем самым собственную смерть!