Джоанна Линдсей - Цветок в его руках

– Какого черта? – выдохнул он.

Макс съежилась. Он поднял голову достаточно высоко, чтобы увидеть обугленную плоть, и теперь обвиняет ее?

– Я поискала нитку с иголкой, – поспешно пояснила она. – Правда. Обшарила комнату и твои сумки. Хотела уж сделать иголку из дерева, даже начала остругивать, но поняла, что ты можешь занозиться.

– Ты шутишь, верно?

– Разумеется, – ухмыльнулась она.

– Похоже, я доставил тебе уйму неприятностей. Тебе просто нужно было привезти доктора.

– Я подумывала об этом. Но на дорогу ушли бы два дня, и я уверена, к тому времени ты просто истек бы кровью.

Она осмотрела его бок. Хоть она и пыталась прижать лезвие только к ране, примерно на дюйм по обе стороны от нее сгорела кожа.

– Надеюсь, рана все еще не болит? – с надеждой спросила она.

– Все еще?

– По пути сюда ты сказал, что не чувствуешь боли. Это сильно меня обеспокоило.

– Тебе вообще не стоит думать об этом, особенно сейчас.

Макс снова поежилась, представив боль, которую он терпел, и повернулась к огню.

– Обед горячий. Если не сможешь поесть, покормлю тебя с ложки.

Он фыркнул. Ободряющий звук, которого он раньше никогда не издавал в ее присутствии. Видимо, он слишком сильно ослаб, потому и оттаял.

Она принесла ему миску с едой и поискала в мешке Дигана оставшийся хлеб. Пусть Диган макает его в рагу! А ей пора проверить запасы Артемуса, посмотреть, есть ли у него мука и закваска. Тогда она сможет испечь свежий хлеб. Может, траппер просто жил на мясе, фруктах и диких овощах, как она сама. В лесу она видела много грибов и одуванчиков. Завтра соберет.

Диган нашел в себе силы чуть приподняться, чтобы поесть. Даже подложил себе под спину подушку и прислонился к стене. Изголовья у кровати не было, только рама, но на ней хотя бы лежал матрас. Все лучше, чем пол, где будет спать она. Макс понятия не имела, сколько времени уйдет, прежде чем он поправится и снова сможет сесть в седло. Но он сильный и крепкий, так что нужно не больше недели-двух. При виде Дигана, державшего миску с рагу, она ощутила такое счастье!

Макс положила себе рагу и придвинула единственный стул к кровати, чтобы поесть вместе с Диганом. Хорошо, что у него есть аппетит. «Добрый знак», – решила она.

– Что ты положила в рагу? – спросил он.

Она расплылась в улыбке. Разговор!

– Овощной банан, грибы и сушеную крольчатину, так что не жди, что мясо будет мягким. Я хорошенько посмотрю, что еще есть в погребе, и завтра сготовлю что-то посвежее. На ленч уже задуман суп из куропатки.

– Ты охотилась?

– Не совсем. Немного побродила в лесу и спугнула стайку куропаток. Успела подстрелить одну, прежде чем остальные разлетелись.

Тут она рискнула проверить, действительно ли он смягчился и согласится ли говорить о себе.

– Как считаешь, твоя приятельница сдалась и вернулась домой?

– Она мне не приятельница. Больше не приятельница.

– Но когда-то была?

– Мы росли вместе с ней. И брат тоже.

Его тон стал ледяным. Поэтому она постаралась сменить тему:

– Сколько у тебя было братьев и сестер?

– Сестра умерла подростком. Остались только мой брат Флинт и я.

– Вы похожи?

– Нет, ничуть. И никогда не были.

– Так Флинт улыбается и смеется, и не убивает людей?

Это было сказано с улыбкой – пусть видит, что она шутит. Но его взгляд все-таки был злобным:

– Он не работает.

– Ну да, точно, ведь твоя семья живет в большом городе и богата. И это сделало из него избалованного бездельника.

Он не ответил. Но видимо, нашел разговор о брате приемлемым, потому пояснил:

– Флинт очень обаятелен. И может выживать только благодаря своему обаянию, не важно, в богатстве или бедности. Будь он честолюбив, стал бы видным политиком, но наш отец никогда не поощрял таких стремлений.

– Так это тебя воспитывали, чтобы стать во главе? Не его?

– Его тоже следовало бы готовить к этому. О чем наш отец, возможно, сейчас сожалеет!

– Расскажи об отце. Почему ты его ненавидишь? – спросила она.

– Вовсе нет. Никакой ненависти.

– Тебе просто все равно, что с ним будет?

– Мы не поняли друг друга.

– По какому поводу?

Он снова не ответил, только протянул ей пустую миску. Она пошла к двери помыть посуду и едва расслышала ответ:

– Он попросил у меня нечто такое, чего я не был готов дать. Он стоял на своем. Я тоже. Поэтому и уехал.

Вот так и было?

Макс была окончательно сбита с толку. Неужели несогласие между отцом и сыном может быть таким сильным, что сын отвернулся от богатства, привилегии и всего, к чему его готовили?

Диган целовал Макс, но знал, что этого делать нельзя. Он поклялся, что не станет снова целовать ее. Принял твердое решение. Что случилось? Почему он передумал?

Он не мог связно мыслить, да и не хотел: ведь она так нежно льнула к нему. Откуда этот аромат роз и запах свежего сена? Ведь Макс не пахла розами…

Диган поднял голову и увидел разбросанное вокруг сено и Эллисон, лежащую под ним. Ему не следовало любить ее в конюшне, но она страстно целовала его, и это был счастливейший день в его жизни. День, когда она выбрала его, – и он не мог сдержаться.

Она была его первой любовью. Единственной любовью. Флинт тоже любил ее. Их борьба за Эллисон была слишком яростной и продолжалась с того времени, когда они были детьми и просто дрались за ее внимание. Когда оба стали взрослыми, захотели жениться на ней. Эллисон поощряла их соперничество, наслаждаясь сознанием того, что двое самых завидных женихов в городе принадлежат ей.

Диган и Флинт продолжали бороться, иногда дело доходило до кулаков. Оба желали ее, но по-прежнему оставались братьями. Их родственная связь была сильнее. Диган был бы бесконечно разочарован, но все же радовался бы за Флинта, выбери его Эллисон. И Флинт сдался бы без возражений, прими она предложение Дигана. Меньшего никто не ждал.

Счастье Дигана растаяло. Аделаида Миллер вопила на него:

– Если не сумеешь поразить цель, умрешь! Будь внимательней, парень!

Он не любил оружия. Последним, которое он держал, был дуэльный пистолет отца. После того, что он сделал, поклялся никогда не касаться его. Но теперь пистолет вновь был в его руке. И опять он слышит крик, побудивший взять его. Он услышал ее крик и помчался наверх. Вверх по вьющейся лестнице, по бесконечным ступенькам. Почему они не кончаются? И жара, страшная жара. Наверное, горит дом. Может, она кричит именно поэтому? Но он не чувствует дыма. Только аромат роз. Ее аромат. Это он гонит Дигана наверх. Она кричит, и как бы быстро он ни летел, он не может добежать до нее. Но он должен ее спасти! Она для него – все, но чертова лестница не заканчивается…

– Я не собиралась его использовать, – говорит женский голос. – Ему нельзя доверять. Ни на секунду! А вдруг это яд? Но я пришла в такое отчаяние, когда твой жар усилился! Ты слышишь меня? Черт возьми, Диган, я думала, ты идешь на поправку!

Это голос Макс и ее трогательное раздражение, от которого так и хочется улыбнуться! Диган почувствовал, как на грудь кладут что-то мокрое. Он не открывал глаз. Не понимал, сон это или нет. Если сон, пусть он не заканчивается. Только бы не кошмар!

– Кому ты не доверяешь? – спросил он.

– Слава богу! – ахнула Макс. – Тебе нужно поесть, пока ты в сознании.

Он открыл глаза и увидел протянутую миску.

– Что это?

– Суп из индейки с одуванчиками и стеблями крапивы.

Он осторожно повернулся на бок, еще не осознав, сон ли это или реальность. Вид у Макс был встревоженным.

– Случилось что-то?

– Ты два дня не приходил в себя, Диган, – заявила она. – Испугал меня до смерти! Ешь суп. Нужно восстановить силы. Может, тогда спокойно заснешь.

Он действительно заснул и, к счастью, на этот раз без кошмаров. Когда он проснулся, в лачуге было почти темно, лишь от очага исходил тусклый свет. Макс спала в углу, на конских попонах. Она ничем не укрыта, но окна и дверь были закрыты, потому огонь поддерживал тепло. К тому же она была одета и спала на боку, подложив под голову пальто. Видимо, очень устала, ухаживая за ним. Еще одно одолжение, сделанное ему Макс.

Кое-как обмотавшись простыней, Диган поковылял на воздух, облегчиться. Он и не помнил, когда в последний раз чувствовал такую слабость. Его качало. Он даже не был уверен, что сможет снова добраться до кровати. Сил не было совершенно. И болела не только рана, а все тело. Но Макс рассердится на него, если утром увидит, что он упал за порогом. Поэтому он усилием воли дотащил себя до кровати. Ему даже удалось не разбудить ее.

Диган несколько минут сидел, глядя на Макс. Она была такой милой и невинной, поджав босые ноги и свернувшись калачиком. Но сброшенная косынка и расстегнутая до груди рубашка делали ее соблазнительной. Диган видел округлость ее грудей… Ему никогда не забыть ту ночь в Монтане.

После их первого поцелуя в тот день он не был удивлен случившимся ночью. Очень много вело к этому, слишком часто он видел ее полураздетой, хотел этого, когда она была одета, как и сейчас.

Самым трудным было спросить, остановиться ли ему. Наутро она рассердилась и отвергла его предложение, не приняв его благородного порыва. Пусть будет так. Все это было ошибкой, и она не позволила им еще сильнее ошибиться. Что она тогда сказала? Что подождет лучшего случая выйти замуж? И была права. Есть только одна причина для этого: когда человек делает тебя счастливым, и это взаимно.

Макс спасла ему жизнь, вытащив пулю. И в Батте пыталась ему помочь. Он обязан разобраться с ее проблемами в Техасе.

Диган снова заснул, и кошмар вернулся. Он наконец добрался до верхней площадки лестницы.

Макс проснулась в поту. Наверное, не стоило закрывать окна перед сном. Но мухи не оставляли в покое рану Дигана – она битый час охотилась на них. К тому же Макс боялась, что прохладный воздух снова вызовет жар у раненого.

Макс направилась к пруду, захватив брусок мыла. Она хотела наскоро вымыться и вернуться до того, как очнется Диган, поскольку по-прежнему тревожилась за него. Последние два дня были кошмаром! Она думала, что он умрет: кожа была горяча, как раскаленная печь. Она даже плакала, понимая, что не может ему помочь. Едва не решилась снова открыть его рану и заново прижечь. Обтирала лицо и грудь холодной водой, но и это не помогало. Не помогло ничего!

Наконец она отчаялась настолько, чтобы посыпать рану порошком из кисета Джексона. Состояние Дигана улучшилось прямо на глазах. Краснота, расползавшаяся вокруг раны, стала уменьшаться, а утром последние признаки воспаления исчезли. Через три дня на ране образовался струп, так что она, скорее всего, не обожгла его так сильно, как казалось.

Когда она, освежившись, вернулась в лачугу, Диган по-прежнему спал. Макс подумывала нагреть воды и обтереть его тряпкой, пока он не очнулся. Она не хотела делать это вчера вечером. Он так мирно спал, что не стоило его тревожить. Ее слишком сильно напугала его лихорадка. Он метался, бредил, даже кричал, а она боялась отойти и спала на стуле рядом с кроватью, пока не свалилась на пол и ушибла локоть.

Одно дело – обтирать его прохладной водой, пока он в бреду. Но делать что-то столь интимное, когда он может проснуться и взглянуть на нее – разные вещи. Она решила, что не стоит. Если ему лучше, сможет умыться сам.

Поэтому она отправилась готовить обед.

– Мне нужна ванна, – сказал Диган.

Макс улыбнулась себе под нос. Проснулся и по обыкновению начал командовать!

– Никаких ванн, щеголь! Нельзя мочить рану! Я принесу тебе воды, умоешься, но только после того, как съешь это.

Она дала ему миску с кукурузным пюре, взяла себе порцию и уселась на стул, который так и не отодвигала от кровати с тех пор, как у Дигана начался жар.

– Как ты себя чувствуешь сегодня? – спросила она.

– Устал так, словно не спал месяц.

– Да, лихорадка очень выматывает. В детстве у меня однажды была высокая температура, но бабушка знала, как быстро ее сбить. Жаль, я не спросила, как она это делает.

– Сколько дней я спал?

– Почти три дня.

– Я был отравлен?

– В смысле?

– Ты что-то сказала насчет яда, или мне приснилось?

– А, это! – догадалась Макс. – Ты, может, помнишь, что Джексон был здесь, когда мы приехали. Он помог уложить тебя в постель и оставил кисет с порошком. Утверждал, что он лечит раны, но я ему не поверила. Но пришлось воспользоваться им, когда ничего не помогало. Оказалось, что порошок прекрасно действует.

– Джексон все еще здесь?

– Уехал. Я настояла.

– Потому что он лжец и трус?

– Да. Он признал, что был человеком Нолана в городе. Сказал, что пытался сбежать, когда они кого-то убили, но ему не позволили. Он использовал тебя, чтобы решить свою проблему. Если хочешь знать, это ему следовало бы заплатить тебе за работу, а не наоборот.