Джоанна Линдсей - Цветок в его руках

– Спасибо за то, что ухаживала за мной.

Макс немного покраснела и неловко улыбнулась.

– Я просто сделала все, чтобы ты оставался живым, пока не поможешь мне в Бингем-Хиллз.

– Это не требовало столь нежной заботы.

Теперь она залилась краской. Она вовсе не была нежна с ним, более того, так отчаялась и боялась потерять его, что однажды ударила, пытаясь привести в чувство. И сейчас быстро сменила тему:

– Так от кого пахнет розами?

– Прости?

– Ты сказал, что я не пахну розами. Так оно и было, поэтому с кем ты говорил? Кто благоухал розами?

– Когда?

– В твоем сне.

– Не помню.

Неужели он сейчас солгал ей? Должно быть, действительно был беспомощен, если говорил такое во сне. Макс, вероятно, сумеет вызвать его на разговор о себе, если умело подведет к этому. И если это его не утомит. Сейчас его выздоровление куда важнее ее любопытства.

– Что еще я сказал? – допытывался он.

– Немного. У тебя была такая температура, что ты нес невнятицу. Сказал, что ненавидишь оружие. Мне показалось это весьма забавным. Ты действительно его ненавидел?

– Где мой пистолет?

Хмыкнув, она нашла его «кольт» и положила на небольшой ящик у кровати, который траппер использовал вместо тумбочки.

– И не думай, что можешь не ответить на вопрос, – шутливо предупредила она.

Несколько секунд он смотрел на нее. Наверное, спорил с собой, стоит ли отвечать. Но все же сказал:

– В Чикаго мне ни разу не пришлось задумываться об оружии. В больших городах не стреляют и не носят пистолетов. Оружие есть только у полиции или преступников. У отца была пара дуэльных пистолетов, которые он держал в кабинете заряженными, напоказ: ценное приобретение, которое принадлежало еще деду в те дни, когда честь защищалась поединком. Ему ни разу не представилось случая воспользоваться ими. А моя сестра Айви была убита в перестрелке между пытавшимся сбежать вором и полицейским, гнавшимся за ним по городской улице.

– Мне так жаль, – охнула Макс.

– Этого не должно было случиться, – продолжал он. – Моя мать ушла за покупками и только вышла из магазина, как все случилось у нее на глазах. Она винила себя.

– Почему? Конечно, это трагедия, но…

– Потому что утром Айви должна была ехать с Флинтом в Линкольн-парк. Мать обычно делала покупки одна, но в тот день ей хотелось общества дочери, вот она и настояла, чтобы Айви отправилась с ней. Полагаю, я возненавидел оружие, потому что сестру застрелили.

И все же он взялся за пистолет, когда оказался на Западе, мало того, именно поэтому стал знаменит. Значит, было нечто такое, что он ненавидел даже больше, что-то, заставившее его вести абсолютно другую жизнь.

– Твоя мать жива?

– Нет. Прошло меньше года после смерти Айви, и она умерла. Не смогла жить с чувством вины.

Макс вздохнула. Она и представить не могла, что Дигану пришлось перенести такую трагедию. Неудивительно, что он старается не выказывать эмоций. Неужели это заставило его потерять способность чувствовать? Но она знала, что он способен испытывать страсть. Она могла бы поклясться в этом! Может, она придавала слишком много значения смерти его сестры? Может, он не выказывает чувств потому, что, как он намекал ей, его род занятий не позволяет ему?

Она взяла пустую миску, наполнила, протянула ему, снова села и как бы между прочим заметила:

– Ты говорил, твой отец пожалел, что не воспитывал Флинта, как тебя. Но неужели не мог научить его всему, чему учил тебя? Учиться никогда не поздно.

– Когда ты вырос, ни за что не отвечая и не ожидая, что можешь иметь какие-то обязанности, уже поздно. Самые важные решения Флинта заключались в том, какой бал посетить и кого после потащить в постель. От чего-то более серьезного он бежит, как от чумы.

– Похоже, тебе не слишком нравится его беззаботная натура, – заметила Макс.

– Вовсе нет. Мы с братом были близки.

– Были?

– Когда я жил дома.

– Надеюсь, ты понимаешь, что сейчас мы не так уж далеко от Чикаго. Дорога дотянулась и сюда, так что до Чикаго не больше двух дней пути. Я не возражаю против небольшой проволочки, если хочешь узнать…

– Нет.

А она думала, что, предложив это, сделает ему одолжение. Очевидно, это не так.

Бросив на него раздраженный взгляд, она пробормотала:

– Я слышала, как твоя приятельница кричала на тебя, что человеку необязательно умирать, чтобы отвратно себя чувствовать. Похоже, с твоим отцом что-то случилось.

– Эллисон любит преувеличивать. Можно сказать, это ее сильная сторона.

– Так почему ты не обратил внимания на ее слова? Потому что просто им не поверил?

– Если бы отец хотел моего возвращения, приехал бы сам и нашел меня, а не послал Эллисон Монтгомери.

Макс выразительно закатила глаза:

– Ты очень странный, знаешь ли.

– Не знаю.

– Конечно, странный. В тебе нет не только эмоций, но и любопытства. Почему ты не спросил ее, что с отцом?

– Я убедился, что он жив. Все остальное не важно, поскольку я не вернусь. Никогда.

Он отвел глаза от Макс и продолжил есть. Вероятно, это означает, что больше он не склонен говорить о своей семье. Словно развелся с ней, как мужчина разводится с…

– Ты женат?

Его взгляд медленно вернулся к ней.

– Неужели я сделал бы тебе предложение, если бы был женат?

– Ты не спрашивал. Просто сказал, что женишься на мне. Большая разница, щеголь.

С этими словами она поспешно выбежала наружу и отошла достаточно далеко, чтобы он не слышал ее мысли по этому поводу. Ее трясло от раздражения.

Они пробыли в лачуге еще десять дней. Макс ожидала, что траппер вернется с минуты на минуту, если только Джексон не нашел Артемуса и не сказал, что у него новые гости. Траппер мог не спешить и подождать, чтобы наверняка получить обратно кровать в полное пользование. Она надеялась, что это именно так.

Но Диган уже поговаривал об отъезде. Теперь он снова мог ходить, хоть и медленно, но боль его не отпускала. Конечно, этого он ей не говорил, но она замечала, что он часто морщится и хватается за бок. А в седле ему придется совсем туго. Даже если ехать не галопом, рана может открыться от тряски. Поэтому Макс убедила Дигана остаться до возвращения Артемуса или, по крайней мере, еще хоть на несколько дней.

Атмосфера в лачуге была самой дружеской. Они старались не действовать друг другу на нервы и взяли за привычку каждый вечер любоваться закатами. Закаты в Дакоте были на редкость красивы: небо окрашивалось в оранжевые и багровые тона, и не было ни холмов, ни деревьев – ничто не могло скрыть от них это восхитительное зрелище. Макс выносила из дома стул, а сама садилась возле Дигана на землю. Он всегда смотрел на Макс, чтобы поймать ее улыбку в тот момент, когда солнце скользнет за горизонт. И она тоже смотрела на него. Ей так нравился его взгляд в этот момент!

И почему-то, когда их глаза встречались, она находила это мгновение более интимным, чем поцелуй.

Самое время предупредить его, что помочь ей будет не так просто, как он думает. Макс надеялась на то, что Карл жив, но Диган был убежден в обратном, и она не могла больше цепляться за мысль, что он ошибается.

Но Диган не знал, что Карла уважали так сильно, что никому не был нужен суд, чтобы признать ее вину. Как только они увидят Макс, сразу потащат к ближайшему дереву и линчуют, и даже Диган не сумеет защитить ее от разъяренной толпы, насчитывавшей сотни людей. Эван Бингем потерпел неудачу, пытаясь надеть ей кольцо на палец, не так ли? И хорошо, что в конце концов Бингемы не получат желаемого, хоть она и не сможет позлорадствовать.

Эта тема была слишком тяжелой, так что она молчала. Все равно нужно сказать Дигану до того, как они отправятся на юг. Макс не хотела сбивать его с толку просьбами оставить ее одну. Может, стоило просто сбежать? Все, что угодно, лишь бы не обсуждать это.

Макс все чаще думала о побеге, тем более что сейчас идеально подходящий момент. Дигану гораздо лучше, теперь он сам может о себе позаботиться. Он даже сможет вернуться в Бисмарк, где окончательно поправится. Она оставит ему записку с благодарностью за предложение помощи и объяснит, почему это предложение может его погубить. Убедив ее, что Карл мертв, он также уверил ее, что дело безнадежно. Но этого она ему не скажет. К несчастью, у траппера не было ни чернил, ни бумаги. Но Макс сумеет заставить себя уехать, даже не оставив записки.

Сегодня она для разминки погоняла лошадей на широкой дороге, которая вела в Бисмарк, а потом отправилась на охоту, готовила и пекла хлеб. Вот-вот спустятся сумерки, и она повела своего коня к пруду. А после купанья решилась добраться до другого конца леса, посмотреть, что там. Она действительно разозлится, если найдет город, о котором Джексон забыл упомянуть.

Макс уже подала Дигану ранний ужин: жареные фазаны с тушеными грибами и бесформенные кукурузные булочки, которые испекла в оловянной форме Артемуса. Но Диган съел так много, что заснул еще до того, как она помыла посуду, так что сегодня они не полюбуются закатом. Но она еще успеет вернуться вовремя, если он вдруг проснется.

Она разделась и вошла в воду, сжимая брусок мыла. Диган знал, где она купалась каждый день. Ему не нравилось, что Макс ходит туда одна, и последние несколько дней он стал провожать ее к пруду: еще один признак выздоровления. И стоял на своем. Даже не восстановив силы, Диган мог быть непоколебим. Обычно он стоял футах в двадцати от пруда, чтобы услышать ее крик в случае опасности, но при этом уважал ее желание остаться одной.

Она уже поплыла к берегу, чтобы выйти из воды, но вдруг заметила, что больше не одна, и замерла. Из-за деревьев вышел невысокий, коренастый мужчина и направил свой пистолет на нее. Его лицо было в тени. Через мгновение к нему присоединились еще двое. И все с пистолетами.

Троица медленно направлялась к ней. Бежать было некуда. Пруд был слишком мал, и ее выловят, прежде чем она успеет переплыть его… или застрелят за попытку к бегству. А без одежды она не сможет сойти за преступника и, уж конечно, нечего пытаться убедить их, что она мальчик. Они сразу же поймут, что она женщина. Если уже не поняли.

Макс принесла седельные сумки только потому, что не хотела держать в руке мокрый брусок мыла, и они были почти пусты, если не считать патронов. Она уже вынула чистую одежду, которая висела на кусте у края воды, рядом с грязной. Остальные вещи: посуда, специи, жидкое мыло, которым она пользовалась каждые три дня, чтобы растянуть запас, – были в лачуге. В сумках лежали и деньги: не было смысла вынимать их. И вот теперь их наверняка украдут. Возможно, незнакомцы удовлетворятся этим. А может, и нет. Но это определенно не друзья, раз целятся в нее из пистолетов.

Страх завладел ей. Скорее всего, Макс уже убили бы, если бы им от нее не было что-то нужно.

Она слишком далеко от лачуги. Так что Диган не услышит ее крика, даже если успел проснуться. На седле, под пальто и жилетом, висел ремень с пистолетом, но эти трое отрезали ей путь к Ноублу.

Вдруг тот, что стоял ближе всех, заговорил:

– Пора ехать домой, Макс.

Макс на мгновение замерла, прежде чем вглядеться в мужчину. И задохнулась от ужаса.

– Это ты, Грейди Пайк?

Он не ответил, но теперь она его узнала. Черные волосы длиннее обычного, возможно потому, что он был вечно занят и не находил времени их подстричь, близко посаженные зеленые глаза под сведенными бровями. Теперь она знала, кто перед ней, и от этого ее страх только усилился.

Грейди Пайк был шерифом Бингем-Хиллз, тем самым шерифом – марионеткой Карла Бингема. В свои почти сорок лет он был шерифом так долго, сколько помнила себя Макс. Карл об этом позаботился. Как мэр, именно он определял, когда будут проходить выборы и состоятся ли они вообще. Если кто-то хотел выставить свою кандидатуру на пост шерифа, ему приходилось очень быстро передумать.

В молодости Грейди был славным парнем, и когда видел в городе Макс, всегда бросал ей леденец, которых у него были полны карманы. Тогда Макс была ребенком… Тогда еще у Карла не было проблем, связанных с ней и ее семьей, и он не творил подлости, чтобы эти проблемы обойти. О его проделках не знал никто. Кроме Грейди.

Энди Уайгер, помощник Грейди, был вторым доверенным лицом Карла. Этот пухлый коротышка лет тридцати, с курчавыми каштановыми волосами и карими глазами следовал приказам, не задавая вопросов. Энди возглавлял погоню за ней до самого Канзаса. Храбростью он не отличался, так что ему, должно быть, пообещали нечто особенное, если он забрался так далеко. Возможно, должность Грейди, когда тот уйдет на покой. Однако трудно было представить, что Грейди когда-то уйдет на покой с назначения, которое было сделано пожизненно.

Третьего она не узнала. Он выглядел моложе, лет двадцати пяти: светлые волосы, голубые глаза и легкая хромота на правую ногу. Следопыт, которого они наняли? Как еще они смогли найти ее здесь?