— Кажется, Тай лежит в постели и его лихорадит, но он приказал прислать сюда ваши вещи и вашу прислугу.

— Он серьезно болен? — спросила Имоджин.

— Как мне сообщили, не так уж все страшно.

— А-а-а, что он сказал по поводу меня?

— Он приказал прислать сюда ваши вещи.

— И все?

— Он передал мне, что ни при каких обстоятельствах вы не должны покидать Клив. Это значит, что он смирил свой гнев и не собирается вас убивать.

— Спасибо, — слабым голосом сказала Имоджин.

— Имоджин, я сомневаюсь, что он станет вас сильно бить. Хотя Тай и может сделать это совершенно спокойно, но только если будет уверен, что наказание принесет какую-то пользу.

— Может, ему станет после этого легче, — робко заявила женщина. Она отметила, что Ренальд принял как должное, что Фицроджер обязательно станет ее бить.

Тут Ренальд внезапно захохотал.

— Имоджин, надо выждать хоть какое-то время. Он обязательно простит вас.

Ей было приятно слышать это, потому что Ренальд лучше знал ее мужа, чем она сама. А если он меня немного поколотит — ничего страшного, правда, если потом простит, подумала она.

Тут Имоджин вспомнила, что еще не покаялась в лжесвидетельстве. Теперь все встало на свои места, а Ланкастер был мертв. Ей срочно было нужно исповедаться в грехах.

Через час из деревни пришел священник. Он был простым человеком, и она не стала усложнять его задачу лишними деталями, а просто призналась в том, что ложно поклялась на кресте. Священник сначала пришел в ужас, но когда понял, как она искренне раскаивается, дал ей отпущение грехов и наложил на нее епитимью — Имоджин должна была каждый вечер на коленях молить Пресвятую Деву Марию, чтобы та помогла ей в будущем избежать грехопадения.

Имоджин была рада этому. Теперь ей оставалось надеяться только на Бога.

* * *

Элсвит одела Имоджин в наряды, присланные ее мужем.

Она также рассказала своей госпоже, что лорд Фицроджер пока еще не покидает постели, но уже выздоравливает. Ел он обычную пищу, и, видимо, дела у него шли совсем не плохо. По замку ходили слухи о смерти Ворбрика и о том, что Имоджин ударила камнем своего мужа. Но почти никто не верил этому. Все, кто присутствовал при этой сцене, стали страдать от провалов памяти!

Имоджин поняла, что Ренальд отправил всех свидетелей сюда в Клив. Остальным было сложно что-либо ясно рассмотреть в таком густом тумане. У девушки появилась надежда. Если все останется между ней и Тайроном, то будет гораздо лучше, чем если бы это было предано огласке.

Как сообщила ей Элсвит, никто не понимал, почему Имоджин оказалась в Кливе. Все решили, что, пока муж болен, она готовит замок на тот случай, если его захочет посетить король.

Это был просто гениальный ход. Имоджин интересовало, исходила ли эта идея от Фицроджера. Ей очень хотелось бы надеяться на это.

Конечно, ей будет очень тяжело томиться в ожидании своей участи. Но ей хотелось бы хорошо выглядеть, когда наконец она узнает все новости. Она все еще была Имоджин из Каррисфорда и жена Фицроджера из Клива!

Имоджин переживала из-за волос, но потом решила, что ей стоит носить покрывало, чтобы по возможности скрыть ужасный ущерб, причиненный ее роскошным кудрям. Она накинула на голову полупрозрачную накидку.

— Элсвит, дай мне тот золотой плетеный обруч.

Ответа не последовало, и Имоджин повернулась к девочке. Та покраснела.

— Леди, мне запретили взять сюда ваши украшения. Так велел хозяин.

— Ты что, вообще ничего не привезла? — спросила Имоджин и похолодела.

Девочка отрицательно покачала головой.

— Даже подарок моего мужа — драгоценный пояс?

— Именно так, леди.

Имоджин отвернулась. Ей стало плохо от таких новостей. Отсутствие этого особого подарка почти довело ее до слез. Этот поступок еще раз обозначил намерения Фицроджера.

Это также означало то, что он полностью распоряжался ее богатствами. Странно, но Имоджин теперь это не волновало. Так или иначе он использует все средства, чтобы укрепить их социальное положение и власть. Но если только Фицроджер продолжает считать, что они все еще остаются семьей.

Имоджин стиснула зубы и сказала:

— Мне стоит попытаться сделать повязку из длинного шарфа, Элсвит. Найди мне его.

Имоджин не желала, чтобы ее в таком неприглядном виде видели посторонние. Поэтому она проводила все свободное время с Элсвит. Имоджин подрубила края белого батистового лоскута и стала думать, как бы его попрочнее укрепить на голове так, чтобы повязка скрывала ее короткие волосы.

Элсвит помогла ей добиться кое-каких результатов. Имоджин провела остаток дня в своих покоях, лениво перебирая струны арфы. Фицроджеру нравилось, как она поет. Может, с помощью пения она сможет смягчить его сердце.

Уже в первый день пребывания в Кливе Имоджин поняла, что если станет безвылазно сидеть в своей комнате, то вскоре сойдет с ума. На второй день она смогла снова надеть легкую обувь и занялась делами кливского замка. Она поняла, что хозяйство в замке велось согласно строго определенному порядку, но чувствовалось отсутствие женской руки. Мало внимания уделялось запасам продуктов, и неважно обстояло дело с шитьем. Когда отсутствовал брат Патрик, то уход за больными был просто на грани катастрофы.

Вспомнив о брате Патрике, Имоджин снова стала беспокоиться о состоянии здоровья Фицроджера. Потом она написала ему записку:

«Брату Патрику. Добрый брат Патрик, сообщите последние новости в Клив. Я хочу знать, находится ли при смерти мой муж и повелитель. Если это так, то я приеду к нему. Имоджин из Каррисфорда и Клива».

Записку отослали в Каррисфорд, но ответа не последовало.

Каждый день Ренальд посылал курьера в каррисфордский замок. Каждый день тот возвращался с вестями, но Фицроджер никогда напрямую не обращался ни к Рональду, ни к Имоджин. Они наконец узнали, что он поправляется после лихорадки.

Потом пришли вести, что лорд Фицроджер поднялся с постели, но ходит с палочкой. Видимо, у него было сильно разбито колено.

Через несколько дней из Каррисфорда сообщили, что лорд Фицроджер надел доспехи и приступил к тренировкам.

Имоджин перестала беспокоиться о его здоровье. Теперь ее волновало только свое будущее. Она думала, что когда-нибудь ее муж решит, как ему поступить с ней, и тогда завершится эта тяжкая неизвестность. И наверно, когда-нибудь Фицроджер пожелает навестить свой замок. Он найдет его в хорошем состоянии.

Имоджин, коротая время, ревностно занималась делами. В глубине души у нее теплилась надежда, что ее муж будет покорен, увидев плоды ее усилий и стараний.

Она сделала так, чтобы работало больше ткацких станков, и следила за порядком в хранилищах и кладовых, где готовили запасы к зиме. Имоджин приказала побелить парадный зал, от чего в нем стало гораздо светлее и уютней.

Каждый раз, когда она смотрела на голые, ничем не украшенные стены, она думала, что пора расписать их цветами, но потом вспоминала об эфемерности своего положения и грустно улыбалась.

Но по истечении двухнедельного пребывания в Кливе она взбунтовалась и приказала расписать стены парадного зала.

В Кливе был живописец, который мог выполнить ее заказ. Она заставила его составить простенький орнамент и сделать трафареты. Потом Имоджин научила слуг, как смешивать краски. Вскоре они затонировали побелку и стали копировать рисунок по всем стенам.

Ренальд вошел в зал тогда, когда она давала указания рабочим. У него от изумления даже открылся рот.

— Имоджин… — сказал он и покачал головой.

— Цветы. Розовые цветочки! Зато каким веселеньким стал этот зал, — заметила госпожа. — Мне кажется, что гонец в Каррисфорд должен перед отъездом посмотреть результаты нашей работы.

Ренальд еще раз поразился ее изобретательности, и в его глазах появились огоньки восхищения.

— Мой маленький цветочек, вы или сумасшедшая, или просто умница. Вероятнее всего, и то, и другое.

Имоджин весь день нервничала, ожидая реакции мужа. Гонец вернулся вечером с отцом Фульфганом.

Имоджин не могла понять, что это было: желание отомстить или простое стечение обстоятельств?

Преподобный дерзко вошел в зал и оглядел все вокруг возмущенным, осуждающим взглядом.

— Дочь во Христе! — провозгласил он. — Ты совершила ужасную ошибку!

Имоджин как бы со стороны услышала свой ответ:

— Мне не кажется, что цветочки настолько плохие!

Она с трудом удержалась от нервного хихиканья.

— На колени! — громогласно возгласил возмущенный священник. — Ты мятежная, непослушная чертовка, дочь дьявола!

Имоджин хотела было повиноваться ему, но потом одумалась.

— Может, мы побеседуем в моих покоях, святой отец? — предложила она и, не оглядываясь назад, пошла вперед.

Имоджин была поражена, когда Фульфган безропотно последовал за ней. Но как только за ними закрылась дверь, он снова взъярился.

— Дочь моя, ты совершила ужасный грех! Имоджин покаянно сложила ручки на груди.

— Каким образом, святой отец? Она действительно не знала, какой из ее многочисленных грехов был в глазах Фульфгана самым отвратительным.

— Ты нанесла удар своему мужу, своему повелителю на глазах Божьих!

— Вам же он никогда не нравился.

— Но он останется твоим повелителем! Представителем Бога для тебя на земле. Твоя священная обязанность повиноваться и заботиться о нем!

— Но я заботилась о нем, — начала протестовать Имоджин. — Если бы я не ударила его, то он был бы убит Ворбриком.

— Не следует бояться смерти, дитя, — возразил он ей. — Опасайся только бесчестья.

— Я готова понести наказание за мой грех, но боюсь, что не смогу в нем раскаяться.

— Ты дерзкое дитя, — шепнул ей преподобный. — Как же ты можешь пренебрегать чувством долга по отношению к своему лорду и к Богу? Я ему говорил, — заявил Фульфган. — Я много раз повторял ему, что он должен публично выпороть тебя, и очень больно, чтобы восстановить свою честь и спасти твою грешную душу!

— Никто не может сомневаться в чести моего мужа.

— Он станет для всех посмешищем, если не накажет тебя!

— Значит, об этом стало известно всем?

— А как же иначе?

— Неважно, как он поступит, никто не посмеет смеяться над Фицроджером, — гордо задрала подбородок Имоджин.

— Ты погрязла в грехе.

— Я? — спросила его Имоджин. — А как насчет вас, когда вы встали на сторону Ланкастера?

— Ланкастер? Я с самого начала был на его стороне?

— Вы поддерживали его, когда у меня уже был Богом мне данный муж!

Теперь взгляд Фульфгана забегал по сторонам.

— Он был более угоден Богу.

— Но по вашим же словам, я была обязана подчиняться только моему мужу.

Имоджин не следовало делать столь безапелляционного заявления. Фульфган снова поспешил воспользоваться своим преимуществом.

— И тем не менее ты так коварно напала на него! Что станет с нашим миром, если женщины начнут бить своих повелителей? Ведь никто не смеет поднимать руку на своего хозяина.

— Я уже сказала, что готова понести любое наказание.

Конечно, ей не хотелось, чтобы ее побили или выпороли, но Имоджин верила в справедливость. И если таким образом она сможет искупить свой грех — что ж, тут ничего не поделаешь!

— Святой отец, вы приехали сюда, чтобы сопровождать меня в Каррисфорд? — с надеждой спросила она его.

Фульфган немного смутился.

— Я? Нет. Я несколько раз выразил мое мнение лорду Фицроджеру, и он сказал мне, что эти мысли стоит высказать грешнице, и приказал мне отправиться сюда.

У девушки нервно задергалась щека. Она представила себе эту сцену. В появлении здесь отца Фульфгана она почувствовала намек на юмор, и у нее появилась надежда.

— Чем сейчас занимается Фицроджер? — спросила она у священника.

— Чем обычно заняты люди его типа. Он управляет замком и тренируется вместе со своими людьми. Наверно, — кисло признался священник, — такой человек должен совершенствовать свое тело, как я совершенствую свою душу.

— Он благородный рыцарь, — тихонько заметила Имоджин и продолжила беседу:

— Отец, вы можете остаться здесь, но мне кажется, что вам будет лучше совершенствовать ваш дух в Гримстеде, в монастыре.

К ее изумлению, Фульфган сразу же согласился с ней.

— Ты права, дочь моя, я не могу до тебя достучаться. Я волнуюсь за тебя, но не могу жертвовать своей душой ради твоего спасения. Я должен признаться, что, слушая Ланкастера, я поддался земным соблазнам. Я построю келью затворника в стенах монастыря и стану там доживать свои дни и каяться в грехах.

— Хорошо, — сказала Имоджин, пытаясь скрыть свое удивление и облегчение. — Может, вы хотите отправиться туда прямо сейчас? — с надеждой добавила она.

Он кивнул и содеял знак креста в воздухе.