— Но это было в прошлом веке! В прошлом тысячелетии! Нельзя же жить одной памятью!

— После шестидесяти, дочка, память становится очень важной составляющей жизни.

— Не надо лирики, мама! — схватилась руками за виски Рита. — Я не хочу никаких гостей! Я жутко устаю на работе! Я хочу хотя бы перед Новым годом немного отдохнуть! Просто побыть дома в тишине! Короче, звони и отменяй свой праздник. Успеете еще встретиться.

Анна Петровна вспыхнула и потеряла дар речи. Сравнить скорбный день поминовения с праздником! Подобной черствости и цинизма она от своей дочери не ожидала.

— И в следующий раз, уважаемая Анна Петровна, будьте любезны советоваться с нами, прежде чем позвать гостей в наш дом! — назидательно произнес Анатолий.

— К вам в дом?! — задохнулась Анна Петровна. — К вам в дом?! А разве это и не мой дом?!

— Ну, началось! — всплеснул руками зять. — Сейчас нам в очередной раз устроят экскурс в историю! Мы в курсе, Анна Петровна, что в этой квартире уже чуть ли не со времен Октябрьской революции живет род Селивановых и я тут человек пришлый и случайный. Но вы сами нам оставили эту квартиру и переехали в Марьино в мою «однушку». А теперь всю жизнь намерены меня этим попрекать? Так или иначе, мы тут живем уже 10 лет, и квартира и фактически, и юридически наша. И вам придется считаться с нашими интересами! Я категорически против ваших стариковских посиделок!

— Но ведь вы сами уговорили меня продать ту квартиру в Марьино! Жила бы я там себе спокойно и никому из вас не мешала!

— В твоем возрасте уже нельзя жить одной, — возразила Рита. — Случись чего — никто не поможет. Мы пошли на это, чтобы ты всегда была с нами, на глазах.

— А шестьдесят штук баксов просто приятное дополнение к переезду, — вставил словечко Димка.

— А ну помолчи! — прикрикнула на него мать.

— Нельзя жить одной, — горестно проговорила Анна Петровна. — А здесь я разве не одна? Когда ты чувствуешь, что стала только обузой и всем мешаешь, — это хуже, чем быть одной. Кто-нибудь вспомнил, что у меня сегодня день рождения? А ты помнишь, Рита, что вчера был день рождения твоего покойного отца? Ты забыла, в какой каскад праздников у нас всегда превращалась предновогодняя неделя?

— Ну, так в чем проблема? — встрепенулся Анатолий. — Не вижу повода не выпить! Заодно поостынем слегка от этих ссор.

— С вами, Анатолий, я пить не буду, — отрезала Анна Петровна.

— Ой-ой, какое горе! — сокрушенно схватился за голову Анатолий. — И чем же я заслужил такое презрение?

— Вы — недостойный человек!

— Что?! — вскинулась Рита. Она дикой кошкой подскочила к мужу. — Что ты опять натворил, урод?! Снова снюхался с этой рыжей шлюхой?! Мама, с кем ты этого кобеля видела?

Анатолий ошарашенно смотрел на мгновенно превратившуюся в фурию жену и искренне недоумевал, но глазки его тем не менее забегали по сторонам, ясно показывая, что хоть он и невиновен, но рыльце у него все равно в пушку по самый затылок. Именно природная трусоватость вкупе с неумением прятать истинные чувства мешали ему занять в бизнесе положение выше наемного менеджера средней руки.

— Дочка, Диме незачем слушать ваши… — попыталась успокоить разошедшуюся не на шутку Риту мать.

— Я должна знать! Я все должна знать!

— Лучше горькая, но правда, чем приятная, но ложь, — в очередной раз подтвердил свою начитанность вундеркинд из-за своего компьютера.

— Да заткнешься ты сегодня или нет? — закричала Рита. — Отвечай, мама, что и где ты видела?!

— Да плевать мне на его личную жизнь и измены, если они есть. Это не мое дело. Я говорю совсем о другом! Я говорю о том, во что вы превратили этот дом, эту семью! Наш дом превратился в пристанище жлобов! Вы растеряли всех друзей! В этом доме всегда было шумно от веселых компаний, а теперь тут появляются только «нужные люди», перед которыми вы пресмыкаетесь. А старым друзьям, которые не пробились в «звезды», вы не звоните годами!

— Нам тоже старые друзья не звонят, — буркнул Анатолий, обрадовавшись смене темы. — Говорят, если вам давно не звонили друзья — значит, у них все хорошо.

— А кто и зачем будет вам звонить, Анатолий? Позавчера вам звонил ваш старый друг. Он просил вас одолжить ему тысячу долларов на операцию. На операцию! А не на какой-то там бизнес-проект. И вы ему отказали.

— Но у нас у самих нет, — словно оправдываясь, неуверенно сказала Рита.

— Дочка, не нужно меня держать за тупую старуху. Квартира продана меньше года назад. Никаких покупок вы не делали. Да что там говорить — у вас доллары по всей квартире распиханы.

— А вы что-то больно тихо говорите! — Анатолий перешел в наступление, воинственно выставив вперед свою жидкую бородку. — Вы на балкон выйдите да крикните погромче!

— Мама, это деньги на черный день! — заступилась Рита.

— Значит, болезнь друга для вас недостаточно черный день?! Мне стыдно жить с вами под одной крышей!

— А кто вас держит? Ну и не живите! — Анатолий вошел в роль. — Давно надо было вас куда-нибудь устроить!

— Сама устроюсь! — отрезала Анна Петровна и порывисто вышла в коридор.

— А ну заткнись! — рявкнула на мужа Рита. — А ты куда собралась на ночь глядя?

Анна Петровна быстро натянула сапоги — с возрастом она почти не утратила своей гибкости, ее физической форме могли позавидовать многие молодые. Тот же Анатолий, например, чье дряблое брюшко, посаженное на тощие ноги, вызывало какие-то неприличные ассоциации. Она накинула пальто и, схватив шаль и берет, подошла к двери.

— Устраиваться пойду, дочка. В этом доме слишком душно и дурно пахнет.

— Ба, давай я тебя провожу! — выскочил в коридор Димка.

— Не надо, внучек, не беспокойся. Ничего со старухой не случится.

Она вышла на площадку и закрыла за собой дверь.

— Да никуда она не денется, — успокоил жену Анатолий. — Погуляет часок и вернется.

Рита только махнула рукой и пошла на кухню. Плеснула в рюмку коньяку, села за стол. На столе в кастрюле доходило тесто. Рита выпила коньяк и уронила голову на руки. Почему-то сильной женщине очень хотелось плакать.

3

Тынц-тынц, тыдыдынц… Бух-бух… Дзинь-дзинь… А-а-а-а-а!

Кирилл Ильич обессиленно опустился в кресло рядом с детской кроваткой.

Тынц-тынц! — надрывались колонки в соседней комнате.

Бух-бух! — топали по полу отвязные гости.

Дзинь-дзинь — подпрыгивала ложечка в стакане с теплым чаем на столике.

Ааааа! — протестовал против современной музыки годовалый правнук Кирилла Ильича Артемка. Протест его был понятен — около девяти вечера приличные дети должны уже спать. Артемка был вполне приличным ребенком. А вот в приличности его родителей Кирилл Ильич уже давно начал сомневаться. Он тяжело вздохнул, потрепал правнука по белобрысой головке и принялся в очередной раз его убаюкивать, покачивая кроватку и монотонно мурлыча песенку.

Баю-баюшки, баю,

Не ложися на краю.

Придет серенький Волчок

И укусит за бочок…

Кирилл Ильич затягивал эту колыбельную уже в пятый раз и как-то неожиданно начал то ли импровизировать, то ли подсознание само выбросило в память где-то слышанные слова.

А потом придет Медведь

И отхватит ножки треть.

Ушки отгрызет Лиса,

Зайка вырвет волоса…

— Черт знает что! — выругался «певец», спохватившись. — Откуда у меня такие садистские стишки в голове? Хорошо, что Артемка еще не понимает, чего это я ему тут плету! Или понимаешь?

Правнук, словно подтверждая слова деда, выплюнул засунутую ему в рот пустышку и снова заголосил благим матом. Дед кинулся под кровать искать соску, из-за которой его сын с невесткой могли и скандал устроить. Они придерживались современных методов воспитания младенцев и напрочь отвергали всякую возможность обмана ребенка пустышками.

За стеной грохнул особенно громкий аккорд, что-то разбилось и раздался взрыв хохота. Так расслабленно и непринужденно может ржать только современная молодежь, которая не считает нужным для себя обращать хоть какое-то внимание на окружающих и их мнение. От резких и неожиданных (хотя какая может быть неожиданность в такой какофонии?) звуков Артемка вздрогнул, замолчал, испуганно хлопая глазками, а потом включил форсаж и заревел так, что Кирилл Ильич застонал и схватился за голову.

— Все! — рявкнул он во весь свой неслабый голос, совершенно не испугав давно привыкшего к домашним рок-концертам правнука. — Мое терпение иссякло! И пусть говорят, что я ретроград и противник молодежи!

Произнеся это заклинание, он порывисто встал и грозно двинулся к двери в гостиную. Но все же, прежде чем рвануть ручку на себя, он пару секунд постоял, собираясь с духом.

Гостиная встретила его оглушающим ревом динамиков, ударившим по ушам с силой боксера-тяжеловеса. В сполохах синего и красного света от добытой где-то милицейской мигалки демонами из безумного фильма сумасшедшего режиссера скакали фигуры пяти или шести человек. Кирилл Ильич оторопело смотрел на сюрреалистическую картину, с трудом удержавшись от того, чтобы перекреститься. Наконец он встряхнул головой, избавляясь от наваждения, и крикнул в темноту:

— Даша!

Никто, разумеется, не ответил — голосу шестидесятипятилетнего старика трудно было тягаться с мощными колонками и пронзительным воем какой-то ультрасовременной «звезды».

— Даша, черт тебя подери!!! — зарычал мужчина, которого трудно было назвать стариком, во всю силу своих тренированных легких.

— О! Дедуля! А ты что делаешь на этом празднике? — девятнадцатилетняя внучка Кирилла Ильича, обзаведшаяся потомством прямо на свой день совершеннолетия, вынырнула откуда-то из темноты и совершенно не казалась смущенной. Ни устроенным шабашем, ни тем, что ее сын ревмя ревет в соседней комнате, безуспешно пытаясь выполнить свой детский долг, то есть просто поспать. И разумеется, грозные «дедские» вопли ее тоже особо не взволновали.

«Ох, избаловал я ее! — посетовал про себя Кирилл Ильич. — Даже не ее, а Женьку, сына своего, распустил. Не углядел за его личной жизнью, допустил, чтобы он влип со своей женитьбой, из-за того и Даше позволял слишком много, чтоб хоть ей жилось посвободнее, помягче, повольнее. Не так, как отцу».

Даша действительно была весьма отвязной девицей, не признававшей абсолютно никаких авторитетов. Дед с изрядной долей истины считал ее совершенно безответственной, как и ее свежеиспеченного мужа Романа, который соизволил связать себя узами брака лишь под угрозой усыновления собственного сына, когда Даша была уже на девятом месяце. Впрочем, положа руку на сердце, Кирилл Ильич не был на все сто процентов уверен, что отец Артемки именно Роман. Главное, чтобы Даша была в этом уверена.

На самом деле вины Кирилла Ильича в таком воспитании внучки, если у нее вообще было хоть какое-то воспитание, особо и не было. Вся жизнь в семье протекала под знаком противоборства свекра и невестки. Жанна, жена Евгения, к педагогическим вершинам не стремилась. А если проще, то просто наплевала на воспитание своей дочери. Но как только Кирилл Ильич пытался что-то внушить внучке, тут же делала все наперекор. Если дед убеждал внучку, что темноты бояться глупо, то Жанна в тот же день разрешала дочери спать с включенным светом, и даже сама предлагала его включить, чтоб из-под кровати не выползли «страшные арибоги». Когда пятилетняя Даша притащила домой чью-то куклу, Кирилл Ильич строго отчитал ее за воровство и велел отнести куклу на место. Но на пути стала Жанна, которой это показалось унизительным, и вообще, «если человек разбрасывается своими игрушками, значит, они ему не нужны». А вот принесенный через неделю котенок был возвращен обратно на улицу под предлогом аллергии и блох. И Кирилл Ильич был уверен, что причиной было именно то, что дед сразу согласился принять этого заморыша. Правда, через месяц Жанна увидела этого полосатого красавца на даче у Кирилла Ильича, но воли распоряжаться на этом участке у нее не было, тут дед был полноправным и даже деспотичным хозяином.

Делала Жанна это все, и не только это, исключительно из чувства противоречия и частично из некоей ревности. Женьку она прибрала к рукам быстро. Полным подкаблучником он не был, но вся полнота власти в семье принадлежала Жанне. А вот дед, с его старой закалкой и несгибаемой волей, стал для нее несокрушимой крепостью. А поскольку двух хозяев в одном доме быть не может, то все время, когда он жил не на своей даче, а в квартире с семьей сына, было периодом ежедневных боев местного значения. Это чрезвычайно утомляло и удручало Кирилла Ильича, только на лоне природы он отдыхал всей душой.

Евгений предпочитал не вмешиваться, отпустив все на волю волн. Они с Жанной уже раз разводились, и целый год прожили порознь. Но каким-то образом она сумела снова вернуть себе звание жены Женьки, и с тех пор он совсем махнул на все рукой.