Барбара Картленд - Цветы пустыни

К счастью, она была достаточно высокого роста, чтобы никто ничего не заподозрил.

Благодаря постоянной физической нагрузке и умеренной жизни, которую они с отцом вели в путешествиях, ее тело было сильным и стройным.

Только Селим знал правду, потому что они с отцом уже давно были друзьями.

Рвение, с которым он занимался изменением внешности Медины, ясно говорило о том, что Селим оценил ее ум и предусмотрительность.

Сейчас, глядя на ее горе, он понимал, какой пустой и безрадостной станет ее жизнь без отца, но все же сказал спокойно:

— Я должен был бы настоять на твоем возвращении в Англию. Но прежде чем ты уедешь на родину, я хочу предложить тебе принять участие в приключении, которое, я уверен, будет тебе по душе.

— В каком же? — спросила Медина.

Селим вновь придвинул к себе кальян:

— Сегодня ко мне приезжает англичанин. Его послал сюда мистер Бертон.

Медина подняла голову. К ней уже вернулись силы, и в глазах вспыхнул огонек надежды.

В эту минуту она была очень красива, хотя и не сознавала этого.

У нее был безукоризненной формы нос, твердо очерченный подбородок, длинная шея и гордая посадка головы, которую оценил бы любой знаток женской красоты.

— Что ему нужно? — спросила она, поскольку Селим замолчал.

— Он хочет проникнуть в Мекку, — ответил Селим. — И он не лжет, потому что Ричард Бертон сказал, что я стану ему помогать, только если он будет честен со мной.

— Он так тебе доверяет? Не знаю, мудро ли это.

— Он умный человек! И сумел оценить меня, — ответил Селим. — Я понял это по его глазам, и я могу читать в его мыслях.

Медина не была этим удивлена.

Она знала, что Селим наделен поразительной восприимчивостью, позволяющей ему понимать чувства и мысли других людей.

На всем Аравийском полуострове не было человека, который решился бы его обмануть, и всем было известно, что Селим никогда не злоупотребляет ничьим доверием.

— Зачем ему понадобилась Мекка? — спросила Медина.

— И снова он был честен со мной, — заметил Селим. — Он сказал мне, что поспорил с товарищем, но истинная причина лежит гораздо глубже!

Он на мгновение нахмурился и добавил:

— Я сразу понял, что он скрывается от кого-то — от женщины, я подозреваю! Чтобы избегнуть ее притязаний, он приехал в Аравию и решил предпринять это паломничество, на которое отважились бы немногие.

— Ничего удивительного! — сказала Медина. — Вспомни того человека, который два года назад умер столь нехорошей смертью!

В голосе ее прозвучал оттенок ужаса, и Селим не был этим удивлен.

Погонщики верблюдов рассказали, какая участь постигла человека, который нанял их и попытался пробраться в Каабу.

Ужасных подробностей его смерти хватило бы, чтобы дрогнуло сердце даже самого стойкого человека.

Несколько дней после этого Медина была сама не своя и почти все время молчала.

Было очень мало надежды, что она когда-нибудь забудет то, что услышала от погонщиков.

— Ты, конечно, попробовал его отговорить? — спросила она Селима.

— Я оставил эту попытку тебе.

— Мне?

— Ричард Бертон обещал этому англичанину, что я найду ему проводника, которому можно доверять.

— Ты хочешь сказать, что я… поведу его в Мекку?

— Путь до Мекки неблизкий, — с улыбкой сказал Селим, — и по дороге вам будет на что посмотреть!

Медина рассмеялась, и ее темные глаза осветились изнутри.

— О, Селим! — воскликнула она. — Какой ты хитрец!

Конечно, это разумно. Если бы ты стал его отговаривать, он мог бы попытаться добраться до Мекки без твоей помощи.

— Ты поможешь ему. — Селим сделал жест, который был гораздо выразительнее этих слов.

— Ну конечно! — сказала Медина. — А по пути я и впрямь увижу много нового.

Она на мгновение задумалась и добавила:

— Я хотела бы взглянуть на этого английского господина… Но сначала мне нужно поспать.

— Комната ждет тебя, дитя мое.

Медина поднялась на ноги и внезапно почувствовала, что ужасно устала.

— Еду тебе принесут, — продолжал Селим. — А когда ты закроешь глаза, подумай о том, что твой отец сейчас пребывает в покое с Аллахом.

— Я знаю, что отец хотел бы, чтобы ты… помог мне… И именно это ты уже сделал… — тихо сказала Медина.

Она поклонилась Селиму, надела махрану и закрыла лицо свободным концом.

Потом она вышла из комнаты.

Селим откинулся на подушки.

— Да не оставит ее Аллах своей милостью! — чуть слышно пробормотал он.

Расставшись с Ричардом Бертоном, маркиз первым делом отправился в самый большой в Каире книжный магазин.

Он купил по экземпляру всех книг об Аравии, которые там имелись.

Впрочем, их было немного, в основном французские или немецкие, но, к счастью, маркиз знал эти языки.

Еще ему встретилась книга, посвященная собственно; арабам, и маркиз решил, что она тоже может оказаться полезной.

Потом он поехал в британское посольство и, осведомился, нет ли у них человека, который мог бы учить его арабскому языку, а заодно составить, ему компанию в плавании по Красному морю.

— Вероятно, я задержусь на некоторое время в Порт-Судане, — высокомерно сказал он, — но это зависит от того, насколько интересной мне покажется эта часть побережья.

Секретарь посольства ушел, пообещав выяснить, что можно сделать, и вернулся с хорошими новостями.

— У нас в штате есть человек, милорд, — сказал он маркизу, — приехавший из Омана. Через месяц он выходит на пенсию.

Глаза маркиза вспыхнули. Он еще раз подумал, что судьба явно благоволит к нему.

— Он известный ученый, — продолжал секретарь, — и»я уверен, если мы отпустим его на пенсию месяцем раньше, он будет рад совершить небольшое путешествие на таком комфортабельном судне, как яхта вашей светлости.

Маркиз едва мог поверить в такую удачу.

С первой минуты знакомства со своим учителем арабского языка маркизу стало ясно, что это действительно весьма культурный и образованный человек.

Отплытие пришлось задержать на день, потому что арабу надо было собрать вещи.

Маркиз послал телеграмму Бертону, извещая его о том, что будет держать с ним связь через британское консульство в Адене.

Маркиз понимал, что в Южной Аравии больше нет места, где могут принять телеграмму.

Посол пригласил его отобедать, и из беседы с ним маркиз узнал об Аравии много такого, чего не знал прежде.

На следующий день он вернулся в Каир со своим преподавателем.

Едва они поднялись на борт «Морского Ястреба», маркиз принялся за изучение арабского языка с таким рвением, которое удивило бы его лондонских друзей.

Язык оказался не таким сложным, как боялся маркиз.

В то же время он понял, что на его изучение потребуется гораздо больше времени, чем он думал сначала.

Тем временем яхта миновала Суэцкий канал, который был вырыт за девять лет до этого, и вошла в Красное море.

Когда они достигли Джидды — ближайшего к Мекке порта, — маркиз убедился, что правильно сделал, послушав совета Бертона плыть дальше.

Один лишь зной сделал бы смертельными для маркиза сто тридцать миль, отделяющие побережье от Священного Города.

Маркиз был достаточно осторожен, чтобы не показать своему учителю, что особенно интересуется Меккой.

Все свободное время он посвящал изучению не только языка, но также обычаев различных народов и племен.

Познания Абдула Рая в этой области были необычайно обширны.

Он был вполне доволен предложением маркиза отправиться в Кану.

Там Абдул собирался сесть на корабль, который доставил бы его в Маскат.

Или же он мог присоединиться к каравану, возвращающемуся за новым грузом ладана в Дофар.

Маркиза весьма заинтересовала книга, которую ему подарил Бертон, и поэтому он искал другие труды, посвященные той же теме.

Раньше он обо всем этом и понятия не имел и теперь хотел узнать побольше о торговле благовониями.

Он с интересом узнал, что в римском мире ладан применялся в обрядах сожжения умерших.

Он прочел, что Нерон на похороны своей супруги Поппеи истратил столько ладана, сколько его собирали в Аравии за год.

И все же твердое намерение достичь Мекки не покидало его, и это было важнее всего остального.

Маркиз полагал, что хадж, предпринятый им, не только станет ответом на притязания Эстер, но и возвысит его в собственных глазах.

За время плавания по Средиземному морю маркиз, возможно, впервые за много лет взглянул на себя со стороны и не был в восторге от того, что увидел.

Он понял, как понял еще раньше Руперт, что впустую растрачивал время на женщин, которые иногда и способны разжечь в мужчине огонь страстей, но не дают никакой пищи для его души.

В этом смысле Эстер с ее неземной красотой, по сути, ничем не отличалась от прочих красавиц.

Он истратил на них уйму времени, не говоря уже об огромном количестве денег.

Попытка Эстер навязать ему чужого ребенка оскорбляла его и приводила в бешенство.

И все же маркиз был достаточно честен, чтобы признать, что рано или поздно что-то подобное неизбежно произошло бы.

И корень зла был не только в Эстер, но и в нем самом.

»Как я мог быть настолько наивным, — сердито спрашивал себя маркиз, — чтобы доверять ей и, расставаясь с ней, надеяться на ее порядочность?»

Тот же самый вопрос он задавал себе, еще когда «Морской Ястреб» боролся с бушующим морем в Бискайском заливе, и ярость его вздымалась, подобно зеленым волнам, обрушивающимся на яхту.

Потом он сказал себе, что Эстер не стоит его гнева и он сам во всем виноват.

Маркиз понимал, что на самом деле к настоящему времени он уже должен был бы жениться и жить с семьей, заняв свое законное место не только при дворе, но и в графстве, как в свое время его отец.

Однако, зная себя, он отдавал себе отчет в том, что любая из юных прелестниц, которых его родственники считали возможными претендентками на роль маркизы Энджелстоун, наскучила бы ему через пару недель Маркиз знал, что в аристократических семьях деньги всегда достаются старшему сыну, который наследует титул и поместье.

А младших, как правило, отправляют в привилегированное частное учебное заведение и потом — в университет.

Но судьба девочек в этом смысле была гораздо менее завидна: за редким исключением их учили гувернантки, чьи знания лишь немногим отличались от их собственных.

В результате девушка приобретала изящные манеры и умение хорошо одеваться, но ее ум совершенно не развивался.

Все ее интересы и все умение вести беседу сводились к бесконечному пересказу сплетен.

»Как избежать участи жить с такой женой?»— думал маркиз.

Ответ был очевиден, и он в очередной раз дал себе слово никогда не жениться.

Однако жить без женских чар и обаяния невозможно, и маркиз легко поддавался на уговоры искушенных в любви красавиц высшего света.

Как правило, это были замужние женщины или вдовы, абсолютно непохожие на неискушенных, застенчивых и неуклюжих девиц, которых маркиз не раз встречал на своем пути, хотя и избегал.

Эстер открыла ему глаза на опасности, с которыми можно столкнуться, имея дело с вдовой.

А в прошлом маркизу не раз приходилась проявлять осторожность и изворотливость, чтобы не возбудить ревности в чьем-нибудь муже.

Оскорбленный джентльмен, безусловно, вызвал бы его на Дуэль, а дуэли были запрещены королевой.

И все же лучше запрещенная дуэль, чем шантаж со стороны Эстер.

— Будьте прокляты женщины! Будьте прокляты все женщины! — восклицал маркиз, пока «Морской Ястреб» нес его по Средиземному морю.

И теперь, изнывая от жары в Красном море, он говорил то же самое.

Маркиз даже не ожидал, что книга, которую Ричард Бертон ему подарил, произведет на него такое впечатление.

Он читал о волшебных свойствам ладана и о том, что Моисей верил, будто его воскурение способно отвести Божью кару.

Он узнал, что впервые ладан упоминается в древнеегипетской «Книге Мертвых»в качестве средства, гарантирующего благополучный переход в мир духов.

Читая эту книгу, он все яснее понимал, зачем Ричард Бертон подарил ее ему.

Хотя из других книг маркиз тоже почерпнул немало полезного, он снова и снова возвращался к «Духам богов».

Ему казалось, что он вновь чувствует аромат ладана, знакомый ему по католическим церквам, только теперь этот запах приобрел для него совершенно иной смысл.

К тому времени, когда «Морской Ястреб» пришвартовался к заброшенной пристани Каны, маркиз уже мог вполне сносно изъясняться по-арабски и понимать, что говорят другие.

Он щедро заплатил своему преподавателю, а потом отправился на берег, искать друга Ричарда Бертона, Идя по городу, он ощущал небывалый душевный подъем и волнение.

Это было похоже на то, что он испытывал на скачках, когда до финиша оставались считанные ярды и можно было надеяться на победу в очень сложном заезде.