Она отвернулась от него, посмотрела на свои руки.

— Что же мне делать?

— Ты можешь предоставить действовать мне.

Ее глаза округлились от изумления.

— Тебе? Что ты имеешь в виду?

— Я найду твою бабушку и верну ее тебе.

Ей даже в голову не пришло сомневаться, что он может это сделать и сделает.

— Но почему? Зачем тебе это нужно?

— Скажем так, — невозмутимо ответил он, — я мстителен по натуре. Не люблю, когда меня держат за дурака. Если я увезу твою бабушку, я получу то преимущество, которое в настоящий момент принадлежит де Ланде. Она станет моей заложницей.

— Твоей? Но для чего?

Родерик улыбнулся одними губами, глаза остались холодны.

— Чтобы ты вела себя паинькой — в моей постели и вне ее. Для чего же еще?

Он повернулся по-военному, подошел к двери и послал лакея за гвардией. Тот побежал выполнять поручение.


Бабушку Элен нашли цыгане. Они были вездесущи, проникали в каждую деревню, конюшню, курятник; они видели и слышали все, пока покупали и продавали лошадей, плясали, показывали цирковые номера, торговали приворотным зельем и предсказывали судьбу на ярмарках. Они заранее знали, когда ожеребится любая кобыла и снесется любая курица. И, уж конечно, им было известно, когда в округе появлялся кто-то чужой. На цыганском языке была передана просьба сообщить о пожилой женщине определенной наружности, которую содержат в поместье некоего господина. Это сообщение распространилось так быстро, как только могли передать его люди, часто меняющие лошадей. Ответ был получен мгновенно, словно его принесло ветром: есть такая женщина в одном из замков в долине Луары, неподалеку от Шамборских лесов. Она здорова и довольна жизнью, хотя кажется немного помешанной.

К тому времени, как пришла эта весть, была снаряжена спасательная экспедиция, готовая выступить в любой момент. Они покинули Париж в самый темный час перед рассветом: мужчины на лошадях и быстро мчащаяся карета, В карете, откинувшись на подушки, полулежала Джулиана, пытавшаяся вздремнуть, а Мара сидела, выпрямившись, глядя прямо перед собой в темноту. Сестра Родерика отправилась в путь, чтобы не пропустить интересное приключение, Мара — потому, что ей необходимо было видеть бабушку. К тому же на ее присутствии настоял Родерик. Ей показалось, что он ей не доверяет и поэтому не хочет оставлять ее одну в Доме Рутении, хотя сам уверял, что ее присутствие успокоит и подбодрит бабушку, когда старушке придется столкнуться со своими спасителями.

Лучшей спутницы, чем Джулиана, Мара не могла бы и желать. Она не жаловалась, не трещала как сорока, не вскрикивала на каждом ухабе, держалась своей половины сиденья и была способна уснуть в не самых, мягко говоря, идеальных условиях. Мара, в отличие от нее, не смыкала глаз на протяжении двух суток, прошедших после бала. Когда Родерик созвал гвардию, чтобы составить план действий, она ушла в свою комнату и не покидала ее, ожидая, что он вот-вот ее позовет, но вызова так и не последовало. Она осталась наедине со своими мыслями и страхами.

Больше всего она боялась, что у них ничего не получится. Она была просто в ужасе. Вдруг де Ланде, предвосхищая их попытку освободить бабушку Элен, прибудет на место первым, увезет ее еще куда-то или даже убьет? Или приставит к ней такую стражу, сквозь которую им не пробиться? А если их попытка окажется успешной, Родерик привезет бабушку Элен в Париж и поселит ее в своем доме, где она увидит, как низко пала ее внучка, и будет винить в этом себя.

Было у Мары и еще одно опасение, заставлявшее ее снова и снова мысленно возвращаться к сцене в особняке виконтессы Бозире. Она вспоминала официанта и мужчин, столпившихся вокруг него, вспоминала, как шелестел летящий нож, как он с тихим, чмокающим звуком вошел в плоть. Кто убил этого человека?

Это мог быть один из телохранителей короля, проявивший чрезмерное рвение в попытке оградить монарха от нападения. Это мог быть кто-то из гостей, возмущенный тем, что официант своими действиями подверг опасности всех присутствующих. Это мог быть де Ланде. Но, скорее всего, его убил принц или кто-то из гвардейцев. Именно они стояли ближе всех. Что, если Родерик заставил замолчать человека, знавшего о его подлинной роли в этой истории?

Подозрение разъедало ее ум и душу. Уж лучше высказать свои сомнения открыто. Но как это сделать? Подозрение тем и страшно, что оно может подтвердиться.

Что это будет означать для нее, если выяснится, что именно Родерик приказал убить официанта? Можно ли сделать вывод, что Родерик каким-то образом участвовал в покушении? Он явно что-то знал, недаром вся его гвардия была наготове. Может быть, он собирался убить короля, но изменил свое решение в самый последний момент и устранил исполнителя, который мог его разоблачить?

Мара не могла забыть выражения ужаса на лице де Ланде. Может быть, он тоже боялся разоблачения? И что с ней теперь станется? Принц будет держать ее у себя, пока она ему не надоест? Или отпустит с щедрым вознаграждением в знак благодарности? А может, ее найдут в один прекрасный день в каком-нибудь переулке — женщину без имени, знавшую слишком много?

Принц не знал жалости, не знал пощады. Он взял ее с собой в Париж, словно она была найденной им на дороге приблудной собачонкой. Он оцарапал шпагой лицо Труди, чтобы доказать свою правоту в споре. Он использовал мужчин и женщин для достижения своих целей, выжимал из них нужные ему сведения, а потом прогонял с глаз долой. Он использовал их уважение, их преданность, как в случае с Лукой, а что давал взамен? Красивые слова. Милостивое разрешение себя сопровождать. Острые ощущения. Короткие моменты жизни на опасном краю наслаждения.

Карета, подпрыгивая на ухабах, катила вперед. Они оставили Париж позади, направляясь на юг. Пологие холмы проносились мимо. Они проезжали через оставленные под паром поля и фруктовые сады с голыми деревьями, через деревни, где их облаивали собаки и провожали тревожным мычанием коровы. Крестьяне с любопытством глазели им вслед, пока они мчались мимо в клубах пыли.

В одной из таких маленьких деревушек они заночевали, поужинав бобами и ветчиной, которую запивали чудесным красным вином. Встали опять затемно и к рассвету были уже далеко.

Наконец они достигли долины Луары, льющейся ленивыми широкими петлями среди песчаных дюн. Здесь располагались десятки загородных замков, исторических памятников, запечатлевших вкусы и предпочтения многих поколений французской аристократии. Тут были и средневековые крепости, и сказочные дворцы, и охотничьи домики, и вычурные «замки удовольствий». Здесь жили любовницы королей, здесь двести лет назад на крепостных стенах десятками вывешивали трупы гугенотов. Здесь звенел смех и лились слезы, здесь жизнь, проходившая в немыслимом блеске роскоши и великолепия, навсегда ушла в прошлое и была предана забвению с наступлением эпохи революций.

Они ехали по петляющим деревенским проселкам, проезжали мимо цыганских таборов, раскинувших свои шатры на берегу реки, пересекали лесные угодья, когда-то именовавшиеся королевскими. Они видели разрушающиеся акведуки и дороги, доставшиеся Франции в наследство еще от древних римлян, возвышающиеся над городскими домами величественные готические соборы, неподвластные времени. И в самый темный час ночи, когда круглая желтая луна скрылась за горизонтом, они наконец подъехали к замку, принадлежавшему, а вернее, присвоенному себе господином де Ланде.

Это некогда горделивое творение всеми забытого архитектора теперь превратилось в развалину, практически не приспособленную для жилья. Покрытые мхом башни с пустыми глазницами окон служили обиталищем для летучих мышей. Лес, заглушивший пахотные земли, подступал чуть ли не к самому порогу. Гвардия расположилась в ожидании под покровом деревьев.

12.

Для штурма замка был выбран рассвет — то время суток, когда трудно что-либо различить в сумерках, а люди спят самым крепким сном. Принц произнес краткое напутствие перед выступлением, хотя оно вряд ли было необходимым. Каждый из его гвардейцев хорошо знал свое место и свою задачу. Все прекрасно понимали, что любой неосторожный шаг может привести к гибели. Они были готовы проявить все свое мастерство, отточенное годами бесконечных тренировок, скупых похвал и едкой критики, изничтожавшей их немногочисленные слабости и недостатки. Их бы здесь не было, если бы они не были готовы к выполнению задания. В этом их заверил принц, человек, от которого не так-то легко было дождаться одобрения.

Михалу опять доверили опекать Мару. Если он и счел такое поручение обременительным, то жаловаться не стал. Пока они бесшумно пробирались по лесу, он вел ее в нужном направлении, то слегка касаясь ее локтя, то шепча советы на ухо. Она была благодарна ему за терпение и радовалась, что это не Родерик идет рядом с ней к замку. В последние минуты перед штурмом ее одолевали сомнения относительно цели, которую преследовал Родерик, и средств для ее достижения. Она знала, что он догадывается о ее сомнениях, знала это так же твердо, как и то, что утренний свет вскоре разгонит ночную мглу.

Мара этого не хотела. Он и без того уже настроен против нее, зачем обострять их отношения еще больше? А главное, она не хотела никоим образом повредить его попытке взять под свою защиту бабушку Элен. Взвесив все «за» и «против», Мара пришла к выводу, что лучше уж быть в долгу перед принцем, чем перед де Ланде. Возможно, в основе ее решения лежали и какие-то иные соображения, но она не хотела об этом думать.

Перед ними высились коричневато-серые стены замка, отделенные от опушки леса узкой полоской голого поля. Гвардейцы по одному пересекали открытое пространство и растворялись в глубокой тени. Где-то мрачно заухал филин. Мышь пискнула в сухой траве и затихла.

Настала очередь Михала и Мары. Он взял ее за руку. Свободной рукой она подобрала юбки. Низко пригибаясь, они перебежали через прогалину и выпрямились уже у самой стены. Остальные поджидали их там.

— Пора, друзья, — тихо сказал Этторе, когда все собрались вместе.

По этому сигналу гвардейцы подтянулись к нему, сгруппировались, взобрались друг к другу на плечи и образовали живую пирамиду. Они действовали так же ловко, быстро и бесшумно, как будто находились в своей любимой галерее в Доме Рутении.

— Опля! — раздался сверху возглас полушепотом, когда пирамида выстроилась.

Родерик, стоявший в стороне, подошел быстрыми шагами и начал взбираться по живой колеблющейся лестнице, немного не достававшей до края. Принц подтянулся и, преодолев последние несколько дюймов, ухватился обеими руками за край стены. Он напрягся и вскинул свое крепкое, тренированное тело на самый верх.

— Теперь вы, мадемуазель, — шепнул Этторе.

— Что? Разве принц не может отпереть ворота?

— Если у него не получится, вы должны пойти с ним, чтобы успокоить вашу бабушку. Торопитесь. Нельзя терять ни минуты.

Он был прав: их могли заметить, и риск рос с каждой минутой. Мара пробормотала себе под нос тихое замечание, неподобающее молодой даме из приличного общества, подоткнула юбки и начала взбираться по лестнице из тел. Она была разозлена, и злость придала ей сил добраться до плеч тех, кто стоял в верхнем ряду. Потом она медленно распрямилась. Родерик перегнулся через стену и потянулся к ней. После секундного колебания она подняла руки.

Он обхватил ее запястья, словно стальными тисками, и подтянул кверху. Сильная рука обхватила ее за талию и держала, пока она не нащупала точку опоры. Мара на миг ощутила литое бедро под собой, ножны шпаги Родерика больно кольнули ее в бок, но ей удалось перелезть через край стены. А потом, не успела она рта раскрыть или хотя бы понять, что он намерен делать, как Родерик опустил ее с другой стороны на всю длину своих рук, подержал так долю секунды, пока она не вытянулась вниз, к земле, и отпустил.

Мара приземлилась весьма неизящно и тут же перекатилась через себя, чтобы освободить место, потому что Родерик прыгнул следом за ней. Она чуть было не высказала ему на месте все, что думала о его способе преодолевать крепостные стены, но тут же закрыла рот, потому что над головой у них раздался оклик:

— Стой кто идет!

Вместо ответа Родерик одной рукой выхватил шпагу, а другой толкнул Мару к себе за спину. Часовой попятился, зовя на помощь и вытаскивая свою собственную шпагу. Принц нагнал его в несколько стремительных шагов. Их клинки скрестились со звоном, высекая искры Столкновение было бурным, но недолгим. Часовой ахнул полузадушенным голосом, когда шпага вылетела у него из рук и вонзилась, подрагивая и пружиня, в коровью лепешку Рукоятью своей собственной шпаги Родерик нанес ему страшный удар в подбородок. Часовой упал и остался недвижим.

Не останавливаясь, Родерик перешагнул через поверженного противника и бросился бегом к огромным железным воротам замка. Одним ударом шпаги он рассек канат, на котором висел противовес. Тяжелая гиря упала, и ворота медленно разошлись. Гвардия с оглушительным криком, который эхом отразился от стен замка, ворвалась во двор.