Она смутилась, но, желая угодить особе королевской крови, ответила:

— Как вам угодно, ваше высочество, но меня с рождения звали просто Элен.

Между тем бабушка Элен продолжала:

— Так много лет прошло с тех пор.

— Даже слишком много, — согласился Рольф. — Как поживает Андре?

— Хорошо. А Анжелина?

— Волнуется из-за того, что происходит здесь, в Париже. Я ее эмиссар и неофициальный министр юстиции. Очевидно, я могу оказаться полезным в этом качестве.

Это был своего рода косвенный вопрос о сложившемся положении или, по крайней мере, о той роли, которую сыграли в нем Элен и ее внучка. Ответ бабушки Элен прозвучал столь же уклончиво:

— Если вы осведомлены о случившемся, значит, вам известно, что замешанная в скандале девица — это моя внучка. Позвольте представить ее вам.

Рольф повернулся к Маре. Легкая улыбка тронула его губы, но взгляд был строгий, оценивающий. Его глаза уже не были такими ярко-синими, как в молодости, и в волосах золото сменилось серебром, суровое лицо избороздили морщины, проложенные опытом и упрямством, но в нем ощущалась такая неукротимая сила, такая непререкаемая воля, что он показался Маре еще более грозным, чем его сын.

Она снова присела в реверансе, а он пожал ей руку.

— Мара. Греческое имя с привкусом Ирландии и в дополнение к нему — ирландские глаза цвета торфяного дыма, видящие будущее во сне. В сочетании с вашей красотой они могут свести с ума. Неудивительно, что дипломатия Рутении во Франции растеряла всю свою утонченность.

— Дипломатия, — жестко перебил его Родерик, — здесь не обсуждается.

Отец повернулся к сыну и смерил его уничтожающим взглядом.

— Я так и понял, — сказал он. — Но вопрос, незамедлительно приходящий на ум, если, конечно, это трезвый и незамутненный ум, таков: почему нет?

— Альковные дела обычно не являются предметом государственного интереса. Данное дело стало предметом такого интереса лишь недавно, но, если исключить непрошеное вмешательство, оно вскоре будет представлять интерес исключительно для дамы и для меня.

— Неужели ты собираешься стрелять из пушек по воробьям? Какое расточительство — использовать не просто безделушку, а как-никак королевскую корону, чтобы положить конец всего-навсего альковному делу!

Ядовитая ирония, прозвучавшая в словах отца, не оказала никакого заметного влияния на Родерика.

— Это положило бы начало, а не конец.

— Начало, основанное на сопротивлении и неприязни под воздействием форсмажорных обстоятельств, вряд ли сулит радужную перспективу на будущее.

— Вы твердо вознамерились подыскать для меня королеву, преисполненную чувства собственного долга, но лишенную надежд, тяжко вздыхающую и всегда готовую принести себя в жертву? Уверяю вас, это еще менее радужная перспектива.

Стиснув руки за спиной, Рольф тотчас же вновь бросился в атаку:

— А ты вознамерился склониться перед диктатом мещанской морали из-за какой-то ничтожной сплетни? Если так, лучше предупреди меня прямо сейчас. Переговоры по капитуляции королевства Рутения следует начать незамедлительно.

— Если единственный выход, который вы мне предлагаете, состоит в том, чтобы посыпать голову пеплом и безоговорочно принять ультиматум закоснелого в своем предубеждении самодержца, такому королевству лучше не жить.

Столько сдержанной ярости звучало в их голосах, что Демон заскулил и почел за благо заползти под канапе. Они были так похожи друг на друга, так упрямы и равны по силам, что развернувшаяся между ними сцена стала напоминать битву титанов. Казалось, никто из свидетелей этой битвы не смеет шевельнуться из страха навлечь на себя словесные удары. Мара прислушивалась к перепалке с ужасом и чувством вины.

Король Рольф смотрел на сына, грозно сведя брови на переносье.

— Ты неуклюж, как простолюдин, без малейшего намека на обходительность и воспитанность. Если ты точно так же обращался с дамой, неудивительно, что она выражает недовольство.

— Это не придворный менуэт с поклонами и кружевными платочками. Я должен жениться на этой женщине. Это необходимо.

— Необходимо ради кого? — негромко осведомился Рольф.

— Ради Рутении, ради Франции, ради укрепления наших отношений с этой страной. Ради вас. Ради нее. Ради меня.

— Никакой необходимости в подобном самопожертвовании нет. Не может быть, чтобы ты научился столь неуклюжему ведению государственных дел при моем дворе.

— Не может быть? — переспросил Родерик с наигранным изумлением. — Неужели все хитроумные альянсы, до сих пор спасавшие нашу страну от потрясений и революций, были заключены всего лишь по счастливой случайности? Можете называть меня неуклюжим, но всему, что я умею, я научился у вас, отец, ни у кого другого.

— Значит, уроки придется продолжить. Этот роман — не для брачной постели. Для достижения гармонии во всех сферах — общественной и частной — требуется нечто большее, чем осуществление твоей ребяческой воли.

— Мара будет моей.

— Ты можешь идти наперекор воле своего отца, если тебе угодно, но идти наперекор воле своего короля ты можешь лишь на свой собственный страх и риск. На кону стоит право престолонаследия. Твое право. Ты готов рискнуть им ради этой женщины?

— Прекратите! — воскликнула Мара. — Ради бога, перестаньте. О женитьбе речь не идет.

Король Рольф повернулся к ней.

— В чем дело? — спросил он уничтожающим тоном. — Вам не нравятся королевские короны?

— По правде говоря, не очень. А еще меньше мне нравятся сопровождающие их семейные скандалы.

Родерик подошел и встал рядом с ней.

— Оставьте Мару в покое. Это наш с вами спор, она тут ни при чем. Не делайте из нее мишень.

— Благодарю вас, ваше высочество, — сказала Мара, поворачиваясь к нему и гневно вскинув голову, — но мне не нужен защитник. Я выхожу из игры. Не желаю быть и не буду предметом раздора между вами и вашим отцом.

— Достойное, но бесполезное решение, — заявил король Рутении внезапно смягчившимся тоном, задумчиво глядя на них обоих.

— Браво! — воскликнула Джулиана, неожиданно появившаяся в дверях. — Смею ли я надеяться, что эта вспышка дурного нрава вызвана скандальными сплетнями, распространяющимися по Парижу? Вы могли бы дождаться меня, раз уж предполагается, что я замешана в этом кровосмесительном союзе.

— Ты не замешана, — коротко отозвался ее брат.

— Но ты же не станешь отрицать, что на первый взгляд все именно так и выглядит? Ни разу в жизни никто не бросал на меня таких косых взглядов, как сегодня! Между прочим, у наших ворот собрались какие-то люди. Один из них швырнул ком грязи в мою карету.

— Если бы ты не отправилась в Париж, — безо всякого сочувствия проворчал ее отец, — не было бы оснований для тревоги, проявлений дурного нрава и швыряния грязью. Могу я узнать, что ты сделала с кронпринцем Пруссии?

— С Эрвином? Да ничего! Его галантные ухаживания покорили мое сердце, и мы ждем лишь церковного оглашения, чтобы обвенчаться. Вы пожелаете нам счастья?

— Дети, — вздохнул Рольф, — это проклятие, посланное нам богами за то, что мы посмели нарушить границу их Аркадии.

— Вы недовольны? — с невинным удивлением спросила Джулиана. — Позвольте мне уточнить: вы хотите, чтобы я вышла замуж, а Родерик остался холост? А может быть, вы преследуете прямо противоположную цель?

— Скажи мне самое худшее. Скажи мне, что Эрвин, впавший в детство, сидит на чердаке и играет оловянными солдатиками. А может быть, он прыгнул в Сену, чтобы удрать от тебя?

— Как вы проницательны, отец! Но он не прыгал в Сену, его лодка перевернулась. Понимаете, у нас было состязание на лодках. Мне жаль вас огорчать, но он вернулся в Пруссию с жестоким насморком и проклятиями на устах. Родерик это устроил.

— Утонченная дипломатия, — пробормотал Родерик.

Маре, не спускавшей глаз с Рольфа, показалось, что во взгляде короля промелькнула искорка гордости и веселья, но он ее безжалостно загасил.

— Для меня это огромное утешение — знать, что он может оказаться полезным, если, конечно, сам захочет, — язвительно проворчал он, бросив взгляд на сына. — Позже я, разумеется, предполагаю получить полный отчет о случившемся.

— Разумеется, — поклонился Родерик.

Джулиана подняла бровь:

— Все это прекрасно, но как все-таки быть со скандалом, разразившимся вокруг нас? Он обещает стать… безобразным.

Рольф бросил на нее язвительно-насмешливый взгляд:

— Я же здесь, как и мадам Элен Делакруа. Если люди считают, что таких опекунов, как родная бабушка юной девицы и ее крестный отец, недостаточно для соблюдения приличий, пусть думают и говорят что им угодно.

— Вы мой крестный отец? — спросила удивленная Мара.

— Точно так же, как моя королева является вашей крестной матерью.

— Я этого не знала.

— До недавних пор это был, к сожалению, лишь почетный титул, но данное обстоятельство можно исправить. Когда Анжелина присоединится к нам, а я не сомневаюсь, что она так и сделает в самом скором времени, она тоже захочет поближе познакомиться с вами. — Он одарил ее такой ослепительной и полной обаяния улыбкой, что Мара заморгала. Снова повернувшись к дочери, король продолжал: — Но смею ли я в столь критический момент тем не менее рассчитывать на стакан вина? Я проделал долгий и утомительный путь.

— Старость — не радость, — иронически заметила Джулиана. — Пойду-ка я проверю, остались ли в доме слуги, оправившиеся после подслушивания.

— Будь так любезна, передай им, чтобы обслужили меня в моих апартаментах. Родерик, если ты присоединишься ко мне, пока я смываю с себя дорожную грязь, мы сможем обсудить еще кое-какие неотложные дела. Дамы, надеюсь, вы примете наши извинения?

Отец и сын удалились. Гвардейцы разбрелись кто куда. Джулиана не вернулась после совещания со слугами. Мара, оставшись наедине с бабушкой, села в кресло по другую сторону камина. Вошедший лакей добавил дров в огонь и ушел. Когда за ним закрылась дверь, бабушка Элен заговорила:

— Итак, моя дорогая?

Мара подняла на нее встревоженный взгляд:

— Да?

— Ты все еще хочешь покинуть этот дом?

— Мне кажется, это наилучшее решение.

— Возможно, но сама-то ты этого хочешь?

— Я сбита с толку, — тихонько призналась Мара. — Я не знаю, что происходит. Меня защищают или просто хотят от меня избавиться? Или и то и другое вместе? Я не знаю, вправду ли Родерик хочет на мне жениться или он действует по необходимости? Из чувства долга?

— Или бросает кому-то вызов?

— Да, и это тоже.

— Ты могла бы остаться и подождать развития событий.

— Я не хочу ждать!

Но даже если бы она обнаружила, что Родериком движет искреннее желание жениться на ней, это ничего не изменило бы. Он был увлечен не ею, а некой фантазией, которую сам себе придумал. Этот придуманный образ, прихотливый и переменчивый, ненадолго очаровал его, разжег в нем желание. Он ее совсем не любил; она ему даже не нравилась! И стоит ему узнать ее получше, разгадать ее загадку, понять, что она собой представляет на самом деле, как он утратит к ней всякий интерес.

— Молодость нетерпелива, — вздохнула бабушка Элен. — Некоторые вещи требуют времени.

Мара почти не прислушивалась к ее словам. Глядя прямо в лицо бабушке, она спросила:

— Почему король Рольф так настроен против меня? Он не хотел, чтобы Джулиана вышла за прусского кронпринца, так что речь идет вовсе не о голубизне крови. Что же нужно, чтобы он остался доволен?

— Ты могла бы задать ему этот вопрос — просто из любопытства, — если бы осталась здесь.

— Думаете, он подозревает, что я могла помогать де Ланде по каким-то политическим мотивам… даже несмотря на то, что он держал вас заложницей?

Бабушка Элен поджала губы.

— Полагаю, это не исключено.

— Мне бы не хотелось уезжать, оставляя его в этом заблуждении. Не хочу, чтобы он так скверно думал обо мне.

— Конечно, нет. Это было бы ужасно.

— Есть кое-что еще. Если мы покинем Дом Рутении прямо сейчас, сразу после выхода этой ужасной статьи, это может выглядеть как бегство. Мне кажется, было бы лучше для всех, если бы этого удалось избежать.

— Совершенно верно! — горячо поддержала ее бабушка.

— И потом, есть еще моя крестная. Я так много слышала о ней… мне хотелось бы с ней познакомиться и поговорить. Это выглядело бы странно и невежливо, если бы, пробыв здесь одну ночь, мы покинули дом до ее приезда. Мне ни за что на свете не хотелось бы оскорбить ее чувства.

— Мне самой очень хотелось бы снова ее увидеть.

— Да, я в этом не сомневаюсь.

Была еще одна причина, но Мара не могла заставить себя заговорить о ней с бабушкой. Пока она наблюдала, как Родерик разговаривает с отцом, ее охватило сильнейшее желание узнать, что он за человек на самом деле, что скрывается за его внешней суровостью, есть ли какие-то чувства в его душе или он живет, руководствуясь одним лишь рассудком. Ей не хотелось даже гадать, откуда в ней взялась эта потребность, она лишь признала, что такое желание у нее есть.