«Интересно, что бы Доминик сказал, спроси его об этом мальчик сегодня?»

— Мне нравятся многие из вашего табора. Ты мне нравишься, Медела. Мне нравится Джозеф, Зинка.

— А Домини тебе нравится?

У Кэтрин сжалось сердце. Едва ли слово «нравится» было здесь уместно. Так что же она чувствовала к нему? Нет, только не это. Ни в кого она не хочет влюбляться. И не влюбится.

— Конечно, он мне нравится. Он всегда был добр ко мне.

— Тогда почему ты хотела убежать?

Кэтрин погладила мальчика по голове.

— Мне хочется домой, — тихо сказала она. — Домой, в Англию. Там моя семья, так же, как твоя — здесь.

— Домини иногда там живет. Может быть, он возьмет тебя с собой.

Кэтрин грустно улыбнулась.

— Возможно.

— Где он? — спросил мальчик, оглядываясь на повозки.

— Ушел на ярмарку, — ответила Кэтрин.

— Нет, не ушел. Он уехал, куда-то в лес. Я думаю, он такой печальный, потому что ты убежала.

Кэтрин присела, обняла ребенка.

— Что случилось? Расскажи! Почему ты так решил?

— Потому что, когда Вацлав посмеялся над ним и назвал дураком, Домини ответил только, что согласен.

Господи, что же она наделала!

— Ты не знаешь, где он?

Янош задумался, а потом указал рукой на пруд в роще.

— Там. Он иногда любит порыбачить.

— Пойду-ка я схожу к нему.

Кэтрин решила, что ее отсутствие едва ли повредит Меделе: роженица находилась под присмотром опытной акушерки, да и в палатку Кэтрин все равно не пустили бы, а костер будет гореть еще долго.

Янош улыбнулся и, вместо того чтобы попроситься с ней, как, наверное, сделал бы любой ребенок, побежал к повозкам. Кэтрин невольно подумала о том, что ребенок не по годам смышлен.

Что же сказать Доминику? Тогда, в лесу, она смертельно обидела его. А теперь хотела загладить свою вину.

Но унижаться перед ним, просить прощения она тоже не могла. Вдруг он подумает, что она согласна быть с ним? Надо как-то объяснить ему, что была не права, что поступила жестоко, что сожалеет. И в то же время оставить между ними преграду.

Доминик стоял над озером. Пучок сухой травы, который он бросил в воду, медленно кружился. И мысли его так же кружились вокруг одного и того же.

Не в силах вынести косых взглядов, приглушенных разговоров о том, что он, мужчина, не в состоянии держать в узде свою женщину, Доминик уехал из табора, долго-долго скакал полями, а потом пришел сюда.

Свою женщину. Вацлав так ее называл. Доминик горько усмехнулся. Он заплатил за нее целое состояние, и до сих пор она отталкивала его, унижала. До сих пор ни одной женщине он не позволял так с собой обращаться.

Надо было давно уложить ее в постель. Если бы он с самого начала поставил ее на место и держал бы под контролем свои чувства, ее слова никогда бы так не ранили его.

«Что с того?» — говорил он себе. Какое ему до всего этого дело? Через несколько дней он вернется в Англию. У него полно дел в Грэвенвольде. Не случись того, что произошло вчера ночью, он, может, и подождал бы с отъездом, как планировал раньше, в надежде, что Кэтрин будет с ним.

Конечно, задержался он в таборе не только из-за Кэтрин. Ему хотелось в последний раз насладиться цыганской свободой. Никогда он не пожалеет об этих днях, проведенных с матерью, со своими людьми в странствиях. Когда он вернется, надо сначала нанести визит отцу, придется с вежливой улыбкой выслушивать глупые наставления старого самодура. Потом надо будет засвидетельствовать свое почтение высшему обществу. Свету.

С годами Доминик привык к жизни в светском обществе и даже научился находить удовольствие в светском времяпрепровождении. Но этот последний глоток свободы он будет хранить в сердце как самое драгоценное воспоминание.

Все, кроме Катрины. Рыжая ведьма превратила его жизнь в ад.

Но почему она вернулась? Зачем рисковала жизнью, спасая его? Он восхищался ее храбростью и отвагой. И почему-то ему хотелось защитить ее.

И все же, почему она вернулась спасать какого-то жалкого цыгана, если презирала его?

Он вновь вспомнил ее жестокие слова, слова, которые хлестнули его, как плетка. Доминик часто слышал эти слова от других. И вот теперь — от Кэтрин. А он-то думал, что она другая. Не такая, как все. Особенная. Надо было догадаться, что это не так.

Кэтрин увидела его сидящим на берегу, у самой воды. Нет, он не ловил рыбу. Прислонившись к стволу тополя, Доминик угрюмо смотрел вдаль. Серый конь его щипал траву неподалеку. Почти рядом с Домиником, не обращая на него внимания, заливался скворец.

— Я не помешаю?

Доминик обернулся, окинул Кэтрин равнодушным взглядом. Он лишь едва заметно кивнул, давая понять, что заметил ее. Скворец оборвал трель и, как показалось Кэтрин, неодобрительно посмотрел на нее.

— Зачем ты пришла сюда? Зачем тебе «никчемный цыган»?

Кэтрин сделала вид, что не расслышала, и молча присела рядом. Небольшой пруд блестел как зеркало; то тут, то там плескала рыба.

— Здесь так хорошо. Почти как дома.

Доминик все так же хмуро смотрел в сторону, но от Кэтрин не ускользнула перемена в его настроении. Слова о доме пробудили в нем любопытство

— Ты жила рядом с озером?

Кэтрин кивнула.

— Да, у маленького чудного озера, чуть побольше, чем это.

— Где?

— В Девоне. Недалеко от побережья. Когда я была совсем маленькой, отец часто брал меня на рыбалку. Мне нравилось.

Кэтрин улыбнулась, вспомнив коротенькие бриджи, которые брала у сынишки повара, чтобы ездить на рыбалку. Они были слишком широки в талии и тесноваты в бедрах, но тогда ей нравилось их носить.

— Но когда я стала постарше, — продолжила Кэтрин, — то решила, что для леди рыбалка и все такое — занятия неподходящие.

Доминик усмехнулся:

— Слишком леди для… слишком многих вещей.

Кэтрин оставила его реплику без ответа, продолжая рассказ:

— К семи годам куклы стали занимать меня больше, чем рыбалка. Мне правилось одевать их в красивые наряды, которые помогала мне шить мама, и устраивать для них маленькие чаепития.

— Чаепития? — удивленно переспросил Доминик.

— Мне всегда нравилось то, что должно нравиться женщине; красивые наряды, красивая посуда, запах духов и шелест шелков. — Кэтрин грустно улыбнулась и добавила: — Если бы мои родители могли видеть меня сейчас, они бы не узнали своей маленькой послушной девочки.

Доминик усмехнулся и тоном, весьма сухим и не очень-то добрым, сказал:

— Позвольте не согласиться. В настоящий момент ваше английское благоразумие на изумительной высоте. Вы можете гордиться своим воспитанием, миледи.

В его устах «английское» прозвучало так уничижительно, что Кэтрин вдруг пожалела, что не родилась цыганкой или, на худой конец, француженкой.

— Если я правильно тебя поняла, ты одобряешь мое поведение?

— А ты как думаешь? — Доминик смерил ее тяжелым взглядом.

— А я думаю совсем наоборот: вчера я вела себя не как леди. Мало того, что я нагрубила, так еще и солгала.

Доминик тряхнул головой, и черные блестящие кудри мягко упали на лоб.

— Не оправдывайся, Кэтрин. Ты сказала то, что думала.

— Я хотела лишь остановить тебя. Вот и все. А в тот момент это был единственный способ… как-то… сделать нормальными наши отношения.

Доминик криво усмехнулся.

— Что ты называешь нормальным, Катрина? Когда спишь одна и не делишь постель с никчемным цыганом?

Кэтрин посмотрела ему в глаза. Во взгляде его оставалась враждебность. Он не собирался делать шаг к примирению. Ну что же, нет так нет. Она скажет ему все, а он пусть поступает, как хочет.

— Ты прекрасный человек, Доминик. Я никогда не забуду, что ты спас меня от Вацлава. И вчера ночью ты, наверное, поехал за мной потому, что мне грозила опасность. — Кэтрин дотронулась до щеки Доминика. — Я видела, как ты относишься к Яношу и другим детям. Я вижу, как они на тебя смотрят. Я вижу, как ты обращаешься с матерью, со старым Джозефом, даже с Яной. Ты не хотел в тот раз обижать ее, теперь я понимаю.

— Кэтрин, — тихо сказал Доминик, протягивая к ней руку, но Кэтрин жестом остановила его.

— Я восхищаюсь тобой, Доминик, восхищаюсь твоей смелостью и твоим благородством. Но я должна вернуться в Англию, к своей семье.

— К родителям? К братьям и сестрам?

Кэтрин покачала головой.

— Нет. Мои родители умерли, и у меня нет братьев и сестер.

— Прости, — тихо сказал Доминик. — Но тогда я не понимаю, почему ты хочешь домой, если у тебя в Англии никого не осталось.

Если бы только она могла сказать ему правду, попросить о помощи. Но что она могла ему предложить за помощь? Золото? Едва ли ему нужны ее деньги. Похоже, он и так достаточно богат. А титул… Скорее всего, узнай он о том, что перед ним графиня, он действительно решит, что она считает его ниже себя. Во всяком случае, сейчас не время для такого признания. Сейчас надо как-то загладить свою вину.

— Так, может, у тебя кто-то есть? — спросил Доминик, так и не дождавшись ответа. — Муж или любовник?

У Кэтрин словно гора с плеч свалилась. Доминик сам бросил ей соломинку, и она с удовольствием ухватилась за нее:

— Да.

Кэтрин сжала за спиной кулаки. Только бы не выдать себя. Только бы он не догадался, что она лжет.

— Видишь ли, я помолвлена. Мы поссорились, и я убежала. Я уверена, что он ищет меня, молит Бога, чтобы я нашлась.

— Тот мужчина… Ты его любишь?

Черные глаза смотрели на нее пристально, испытующе, словно хотели прочесть ее мысли.

«Скажи „да“, — уговаривал внутренний голос. — И все это безумие разом прекратится».

— Он очень добрый и великодушный человек, — сказала Кэтрин, потупившись. — Мы так хотели быть вместе.

По его глазам Кэтрин поняла, что Доминик сочувствует ей, может быть, немного жалеет.

— Я кое-что знаю о светской морали, Кэтрин, — сказал он тихо. — Неужели ты серьезно думаешь, что после всего, что с тобой произошло, этот человек женится на тебе? Большинство мужчин отказываются от женщины, если такое случается.

— Он не большинство.

Господи, Доминик прав. Сколько хлопот она доставит дяде, когда вернется. Ему придется употребить все свое влияние, чтобы избежать скандала. Ну ничего, главное — поскорее попасть домой.

— Расскажи мне об этом «небольшинстве».

Доминик расслабленно откинулся и прикрыл глаза.

Кэтрин вздохнула с облегчением. Кажется, он поверил.

— Он очень красив, — сказала она. Как ни неприятно было продолжать, выхода она не видела. — …И очень силен. Он хорошо знает жизнь.

Кэтрин старалась представить своего воображаемого возлюбленного.

— Он может быть требовательным, но может быть и нежным.

Доминик сдвинул брови.

— Он богат? У него есть титул?

Кэтрин покачала головой.

— Нет. Он вовсе не богат, но вполне состоятелен.

— Чем он занимается?

Кэтрин облизнула губы. Господи, что бы такое придумать?

— Он… э… выращивает лошадей. Ему нравится жить в пригороде. Он любит природу. И детей. Он очень любит детей.

— Понимаю.

Темные глаза скользнули по ее лицу. Выражение их было каким-то странным.

— Ну что же, я тебя понимаю. Таких мужчин женщины любят.

— Да, конечно.

Мужчина, которого она описала, действительно ей нравился. И вдруг Кэтрин поняла, что ее придуманный жених как две капли воды похож на Доминика. За одним исключением: Доминик был здесь, рядом, а не в Англии, Оставалось мечтать, что он не узнает в описании себя.

— Давай поговорим о тебе, — внезапно предложила Кэтрин, чтобы избежать дальнейших расспросов Доминика. — Твоя мать говорит, что ты никогда не женишься. Разве тебе не хочется иметь жену и детей?

— Этого, моя сладкая, мне как раз хочется меньше всего, — неожиданно резко ответил Доминик.

— Почему? — Она вдруг почему-то ужасно огорчилась.

— Это долгая и неприятная история, и сейчас у меня нет настроения ее обсуждать. Мы, кажется, задержались, — добавил он, вставая и беря ее за руку, — пошли домой.

Он снова погрустнел. Но почему? Кэтрин не могла понять.

— Доминик!

— Что?

— Ты меня простил?

Он улыбнулся, и его красивое лицо стало еще привлекательнее.

— Ах, рыжий котенок, когда ты так на меня смотришь, я готов простить тебе что угодно. Только пообещай мне, что ты не станешь больше подвергать себя опасности — даже если тем самым ты хочешь всего лишь доказать, что можешь справиться с любыми бандитами, повстречавшимися на твоем пути.

Он опять дразнил ее, и Кэтрин засмеялась.

— Так ты действительно волновался из-за меня тогда? Хоть немножечко?

— Волновался? Если бы ты не показалась мне такой дьявольски прекрасной тогда, с пистолетом в руке, я бы из тебя душу вынул.

— Так вот твоя благодарность?

— Да, — улыбнулся Доминик. — Вот моя благодарность.

— Ну спасибо, порадовал.

— Ничего этого не случилось бы, любовь моя, — горячо заговорил Доминик, — если бы ты поверила, что я отвезу тебя в Англию. Будь послушной девочкой, и я, даю слово, доставлю тебя в целости.