Сьюзен Кинг

Цыганское гадание

Пролог

Шотландия, приграничные земли, февраль, 1526 год

– Твой отец – вор, – сказала бабушка, прижимая к себе маленькую Тамсин. – Шотландский мошенник и бродяга, гаджо, не цыган. Он хочет, чтобы ты жила с ним в его большом каменном доме, и сегодня он приедет за тобой.

Тамсин никогда не доводилось бывать в каменных домах. Интересно, какие они, эти дома? Девочка предположила, что они наверняка холодные и темные, лишенные солнечного тепла и свежего запаха зеленого леса, к которым она привыкла и которые очень любила. Она не была уверена, что вор годится ей в отцы, неважно, шотландец он или цыган, но улыбнулась бабушке, так как знала, что та никогда не позволила бы ей уехать с отцом-шотландцем, если бы он был плохим гаджо.

Нона Фо улыбнулась девочке в ответ, и по ее смуглому скуластому лицу разбежались морщинки. Глаза у бабушки были черные, как уголь, в отличие от зеленых глаз внучки, которые та унаследовала от отца.

– У Арчи Армстронга доброе сердце, – продолжила Нона. – Кто мы, ромалы, такие, чтобы судить человека за воровство? Каждый заботится о своей семье как умеет. А для него воровство – это еще и способ отомстить своим врагам. Но к нашим людям он всегда был добр, хотя в Шотландии мы всего-навсего странствующие чужеземцы. Кроме того, Арчи хорошо заплатил нам, чтобы мы растили тебя, моя маленькая Чалаи… после того, как шесть лет назад та, что родила тебя, покинула нас.

Тамсин знала, что бабушка до сих пор оплакивает свою дочь, которая умерла, едва успев произвести ребенка на свет. Но она никогда не упоминала имени своей дочери и никогда не надевала одежду красного цвета, потому что этот цвет любила мать Тамсин. Таков цыганский обычай выражать скорбь. Нона и внучке не позволяла носить красное, хотя девочка совсем не помнила своей матери.

Отец и мать вместе решили назвать дочь Тамсин, но ни бабка, ни дед никогда не называли девочку именем гаджо – оно напоминало им об их утрате. Только отец во время своих редких визитов в табор называл ее так, и девочка привыкла думать о себе, как о Тамсин. Это имя для нее словно подарок от матери, которой она никогда не знала.

– Хорошо, бабушка, – кивнула Тамсин. – Я поеду с этим человеком, моим отцом, если ты этого хочешь.

По правде говоря, мысль о том, что ей придется покинуть бабушку и деда, пугала и печалила Тамсин, однако она была послушной девочкой и готова была на все, лишь бы доставить старикам радость.

– Твой отец захотел сам заботиться о тебе, своей доченьке, – сказала Нона. – Я думаю, сейчас, когда оба его взрослых сына погибли, он нуждается хотя бы в толике счастья, которое может поселиться в его каменном доме, который называется Мертон Ригг. Ты поедешь туда, чтобы доставить ему радость.

– Я должна буду остаться там навсегда? – настороженно поинтересовалась Тамсин.

– Мы обещали твоему отцу отдать тебя ему, хотя ты еще слишком мала. К тому же ты – самая яркая звездочка на небосклоне наших жизней. Мы назвали тебя Чалаи из-за этих светло-зеленых звезд в твоих ясных глазах, детка, – добавила она. – Но мы будем видеться так часто, как только сможем. Наши пути обязательно пересекутся, моя дорогая, и не один раз. А теперь я хочу, чтобы ты хорошенько запомнила одну вещь.

– Какую? – Тамсин с любопытством смотрела в бабушкины глаза.

Нона наклонилась еще ниже к внучке и проговорила:

– Твоя ручка может кое-кого напугать, Чалаи. Ты должна всегда прятать ее. В мире слишком много людей, которые не в состоянии правильно понять то, что видят.

Тамсин кивнула и убрала левую руку за спину, сжав ее при этом в неуклюжий кулачок.

– Хорошо, бабушка.

– Некоторые цыгане верят, что у тебя дурной глаз, что ты проклята при рождении. – Нона откинула темные кудри с лица девочки. – Я думаю, гаджо еще более суеверны, чем мы, цыгане. Как мог младенец, рожденный в любви, принести в этот мир проклятие? Как может это личико, эти прекрасные зеленые глазки навлечь несчастья?

– Я знаю, некоторые люди говорят, что я – вафри бак, злой рок, – мрачно подтвердила Тамсин. – Дедушка сердится на них…

– Не обращай внимания, – прервала Нона. – По какой-то причине судьба отметила тебя, и нам нужно верить, что она не оставит тебя своей милостью. Но ты должна иметь внутреннюю силу, чтобы вынести все, что тебя ожидает. Я надеюсь, однажды ты поймешь, что твоя рука – это дар судьбы, а не тяжкое испытание.

Тамсин кивнула еще раз, соглашаясь, хотя не поняла ни слова из того, что сказала ей бабушка. Она не видела никакого дара, только маленькую безобразную руку, отличавшуюся от любой другой и почти бесполезную. А ей так хотелось иметь обычную, красивую руку. Но Тамсин знала, что даже самое пылкое желание не в состоянии избавить ее от изъяна.

Вечером того же дня, увидев отца, прискакавшего в табор, Тамсин пришла к выводу, что он – самый огромный мужчина из всех, кого она видела за свою недолгую жизнь. Арчи Армстронг был высок, строен и очень крепок. Даже его зубы были крупными и крепкими. Она успела заметить это, когда отец улыбнулся ей.

Тамсин застенчиво улыбнулась в ответ, а отец рассмеялся, и его смех, громкий и приятный, оказался очень заразительным. Девочка тоже рассмеялась. Он был светловолосым, зеленоглазым, розовощеким и напоминал ей мохнатого золотистого медведя.

Она тихо ждала, пока он разговаривал с дедом на шотландском языке, которого Тамсин не понимала. Отец передал дедушке тяжелый мешочек, наполненный серебряными монетами. Тамсин знала, что Джон Фо – граф в своих землях, которые находятся далеко за пределами Шотландии. Она была уверена, что дедушка очень рад этому мешочку с монетами, который он непременно спрячет под полом своей кибитки. Она надеялась, что дед даст ей немного серебряных монеток, чтобы она могла носить их на шее, нанизав на шнурок, как бабушка. Нона носила много монет, и они позвякивали и сверкали на ее груди, стоило Ноне шевельнуться.

Наконец отец вскочил на лошадь и нагнулся, протягивая руки к Тамсин, но бабушка не выпускала ее из своих объятий, а целовала снова и снова до тех пор, пока обе не разразились слезами.

Дед, пропахший дымом, конским потом и металлом, с которым он постоянно работал, нежно коснулся кудрей внучки и сказал, что они будут навещать ее, когда дорога странствий приведет их в окрестности каменной крепости Арчи. Потом он надел девочке на шею тонкий кожаный шнурок, на который были нанизаны три серебряные монеты, поднял Тамсин и передал ее в руки отца.

– Все будет хорошо, – повторила бабушка. – Ты поедешь туда и сама увидишь. Все будет хорошо.

Тамсин кивнула, пряча левую руку под плащом, а правой сжимая маленький узелок со своими вещами. Не успели они с отцом отъехать, как щеки снова стали влажными от слез. Девочка изо всех сил старалась сдержать их, но они все текли и текли. Через какое-то время Тамсин неуклюже вытерла глаза левой рукой, стараясь держать ее сжатой в кулак, чтобы отец не заметил изъяна. Она боялась, что, увидев увечную руку, отец передумает и решит не брать ее в свой большой дом из камня и бабушка с дедушкой огорчатся. Однако в глубине души Тамсин знала, что хотела бы остаться под открытым небом, усыпанным звездами, путешествовать вместе с ветром, солнечным светом и дождем, вместе с бабушкой и дедушкой. Она вовсе не желала оказаться запертой в доме гаджо, темном и сыром, как пещера. Тем не менее улыбка отца и его веселый смех помогли ей успокоиться, почувствовать себя в безопасности. К тому же бабка с дедом пообещали навещать внучку при каждом удобном случае, и если ей не понравится жить с отцом, Тамсин всегда сможет попросить Нону и Джона Фо забрать ее в табор.

И потом, любопытно все же узнать, каковы они, эти шотландские воры и каменные дома!

* * *

– Христос спаситель! Посмотри-ка туда! – вскричал Арчи. Он повернулся к мужчине, ехавшему рядом с ним, и указал на узкую горную долину у подножия холма, на котором они остановились.

Далеко внизу, вдоль ручейка, двигалась группа всадников.

Арчи так резко махнул рукой, что задел дочь, сидевшую на его коленях, но тут же поддержал ее, не давая упасть. Девочка безмолвно подняла на него глаза. Она молчала с тех пор, как несколько часов назад они покинули табор цыган, которых некоторые привыкли называть странствующими египтянами.

Мужчина едва заметно улыбнулся. Дочь внимательно смотрела на него своими удивительными светло-зелеными глазами, окаймленными густыми черными ресницами. Эти глаза казались ему драгоценными камнями на ее маленьком смуглом личике. «Она слишком серьезная, слишком тихая», – подумал Арчи. Ее доверчивость и готовность уехать с ним, ее странная, непривычная красота наполнили его сердце нежностью. Крохотный огонек любви разгорался все сильнее с каждым взглядом, который он бросал на свою малютку-дочь. Она многое взяла от своей матери-цыганки, но эти светло-зеленые глаза были его глазами, и смуглая кожа была бледнее, чем кожа ее матери.

Его юная жена была красивой и доброй, и Арчи никогда не интересовало ее происхождение. Цыганка – так цыганка. Он любил ее, а она любила его. Если бы она не умерла во время родов, у них было бы множество сладких ночей, после которых могли появиться прекрасные сыновья.

Арчи бросил взгляд на своего дядю, Катберта Эллиота, выехавшего им навстречу, чтобы сообщить горькие вести.

– Там, внизу, группа мужчин и с ними юноша, – сказал Арчи. – Вероятно, это они.

Катберт кивнул. Его тонкое лицо, спрятанное под стальным шлемом, было мрачным.

– Едут из замка Рукхоуп, как я и говорил, а впереди – граф Энгус, который недавно взял нашего молодого короля Джеймса под свое покровительство. Теперь король полностью в его власти. А вон тот мальчик – юный Уильям Скотт. Бедный паренек, теперь он – хозяин Рукхоупа. Эти дьяволы повесили его отца нынче утром.

– Что? За кражу двух коров у англичан? Светлые небеса! – Арчи печально покачал головой. – Повесить такого уважаемого человека, как Аллан Скотт, без суда. В это трудно поверить.

– Что и говорить, отличный способ вершить правосудие: повесить человека рядом с собственным замком, чтобы жена и дети могли наблюдать казнь из окон, – язвительно заметил Катберт.

Подул холодный зимний ветер, предвещавший в скором времени появление сырого снега. Арчи почувствовал, как его пробирает дрожь. Но не только холод был тому причиной. В прошлом году он потерял на виселице двух своих любимых сыновей. Они были повешены за набеги и кражу скота. И сейчас Арчи подумал, что горе никогда не оставит его. Ужасная весть о смерти Аллана Скотта, печально известного разбойника из Рукхоупа и его ближайшего друга, снова полоснула болью по его израненному сердцу.

Арчи осторожно обнял малышку-дочь и крепко прижал к себе. Он знал, что она пока не понимает его языка, и хотел дать ей понять, что с ним она в безопасности. Девочка взглянула на отца и робко улыбнулась. «Такая невинная, – подумал Арчи, – такая чистая и доверчивая, не успевшая столкнуться с болью и несправедливостью этого мира». Ему хотелось, чтобы она такой и оставалась, но в то же время он прекрасно понимал, что, как бы хорошо он о ней ни заботился, жизнь принесет ей не только радость, но и страдания. «Она была отмечена печатью горя еще до того, как покинула утробу матери», – с грустью думал Арчи, вспоминая об уродливой руке девочки.

Он улыбнулся дочери, и маленькое милое личико просветлело. Боль, которую он ощущал в сердце, немного поутихла. А девочка уже смотрела в сторону ручья, на юношу и его конвой.

Арчи вздохнул. Пусть Тамсин бездомная цыганка, но она его единственный ребенок, и он должен о ней позаботиться. Ее братья, которых она никогда не знала, были мертвы. Их мать, его первая жена, умерла много лет назад. Прошло уже шесть лет с тех пор, как скончалась мать Тамсин, прожив со своим мужем всего год. Пока были живы сыновья, которые должны были унаследовать Мертон Ригг, и пока цыгане заботились о его малолетней дочери, Арчи не испытывал потребности искать себе новую жену. Но в прошлом году его жизнь резко изменилась. Все, что у него сейчас осталось, – это дочь-полукровка, маленькая и увечная, которая даже не говорила по-шотландски.

– Разбойник из Рукхоупа был лучшим из всех, – снова заговорил Катберт. Арчи резко повернулся к нему, будто внезапно вспомнил о своем спутнике. – В ночных набегах ему не было равных на всем Шотландском приграничье.

– Да. И я буду оплакивать его, как собственного брата, – произнес Арчи. – Так же, как оплакивал своих сыновей.

– Граф Энгус вместе со своими людьми совершил черное дело. И этот плут Малис Гамильтон не лучше. Погляди-ка на этого стервятника. Вон он там, внизу, едет рядом с парнем, – Катберт метнул вниз сердитый взгляд. – Этот ублюдок приходится единокровным братом графу Аррану, самому регенту. Так он думает, что уже король! – пренебрежительно добавил он.