— Шикарный синяк, — чёрный кончиками пальцев легко коснулся её правого колена.

— Спасибо, — ровно отозвалась девушка, хотя, будь она менее сдержана, уже с визгом бы выскочила не только из кресла, но и из комнаты. А вот дрожь от скользящих по бедру пальцев унять не удалось. Воровка вздрогнула, нервно выдохнула: — Лапать меня обязательно?

— Угу, — коротко отозвался колдун, бросив на неё беглый взгляд из-под коротких ресниц, — не забывай, с кем разговариваешь.

— Ни секунды, — Мишель отвернулась, скривив губы в мрачной усмешке.

На душе было погано. Она вздохнула, покосилась на колдуна, слегка повернув голову, чтобы сильно не косить глаза. Оставлять его без присмотра было как-то страшновато. Руки девушка скрестила под грудью — какая никакая, а защита, пусть даже по большей части психологическая. Внутри звенело напряжение, тугой пружиной стискивая внутренности.

Высоко платье Себастиан задирать не стал, лишь слегка откинул подол, обнажая не больше десяти сантиметров. И хорошо, ибо воровка была на пределе.

— Ты бы перетягивала, — ладонь колдуна замерла над левой лодыжкой Мишель, — связки ещё не восстановились. Завтра болеть будет.

— Переживу, — она передёрнула плечами, раздражённо прищурилась.

— Только ли это.

Воришка поджала губы, расценив ответ чёрного как завуалированную угрозу. Руки девушки мягко расцепили — ладонь Себастиана легка на рёбра, под грудью. Левую её руку он опустил воровке на колени, правую же, аккуратно подхватив за больное запястье, продолжил удерживать. Мишель поёжилась, стало как-то очень неуютно. Она подавила желание выдернуть ладонь — кожу, соприкасающеюся с колдуном, начало покалывать.

— И кто ж тебя так страстно обнимал? — едва заметно поджав губы, спросил чёрный.

— Поклонник, — пожав плечами, мрачно отозвалась девушка.

— Странный поклонник. А вот это, — большой палец скользнул по онемевшему запястью, — Сергей, не так ли? Не специально, но больно.

Кожу вновь кольнуло холодом, а затем внезапно обожгло как будто жидким теплом, длиной волной, разлившейся по самый локоть. Мишель ойкнула, дёрнулась, беспокойно свела тонкие бровки на переносице, вскинув испуганный взгляд на лицо колдуна.

— Что ты делаешь?!

— М? Ничего особенного, — Себастиан снисходительно фыркнул, — больше болеть не будет.

— С чего это такая милость? — воровка чуть расслабилась, больше не порываясь вырвать ладонь из тёплой руки. Испытующе прищурила глаза.

— Ты мне просто очень нравишься, — игриво мурлыкнул колдун, чуть подаваясь вперёд.

Девушка, вздрогнув и широко распахнув глаза, затравленно вжалась в кресло. Себастиан фыркнул, улыбнулся, нежно погладил центр ладони воровки большим пальцем.

— Расслабься, цыплёнок, не такой уж я и страшный, — с улыбкой в голосе заметил и вернулся в изначальное положение. — А вот Сергей — бука.

Мишель тихо вздохнула, облизнув губы, сглотнула. Несмело выпрямилась, внимательно глядя на развеселившегося чёрного. И всё-таки было в нём что-то… пугающее, потустороннее. Кстати…

— Где они? — тихо спросила воровка.

— Ты же слышала, — колдун склонил голову к плечу, прищурил глазищи. — В подвале.

— Слабо представляю твой подвал, — буркнула внезапно сконфузившаяся девушка, заёрзав под внимательным взглядом.

— А, вот ты о чём. Вы не первые посетившие меня таким своеобразным способом, — Себастиан подался вперёд, коснулся шеи отклонившейся и вновь съёжившейся девушки кончиками пальцев, легко провёл вверх, пуская по тонкой коже мурашки, за подбородок приподнял её лицо и, не отпуская затравленный взгляд синих глаз, вкрадчиво промурлыкал: — Были и до вас, пришлось оборудовать парочку комнат для таких вот «гостей». Крысы, холод, влага, конечно, мило, но, увы, доставляют гораздо больше проблем хозяевам, нежели постояльцам. Так что, устроили твоих… приятелей с комфортом, относительным, конечно… Фингал тебе тоже поклонник поставил? — внезапно резко сменил тон чёрный, склонив голову к плечу.

Мишель вздрогнула, недоумённо моргнула, разрывая зрительный контакт. Вопрос достиг сознания не сразу, привычка колдуна скакать с темы на тему здорово сбивала с толку.

— Какая…

— … тебе разница? — перебил девушку Себастиан. — Уже поздно, так что внимательно слушай, повторять не буду, но в случае чего накажу. Сбежать не получится, попытаешься — отправишься к приятелям… в лучшем случае. Слишком уж явного хамства не потерплю, рукоприкладства тоже. Хочется подгадить — изворачивайся так, чтобы мне не захотелось тебя выпороть. Имущество не портить, персоналу не грубить, им же мозги не засорять — влетит всем, — колдун, полуприкрыв глаза, ненадолго задумался, — да вроде б всё. Всё понятно, цыплёнок?

И Мишель действительно стало страшно, и хотя голос и взгляд чёрного были вполне доброжелательны, а на тонких губах гулял призрак лёгкой улыбки, виделось сейчас в нём что-то тёмное. В лёгком наклоне головы — хищное, в блеске чуть прищуренных глаз — нехорошее, расчётливо-холодное — в медленно скользящих по её колену пальцах. По коже побежали крупные мурашки, воровка вздрогнула, резко качнула головой, вырывая подбородок из пальцев колдуна. Перебирая ногами, вжалась в угол между спинкой и подлокотника кресла.

— Да, — кое-как выдавила сквозь зубы Мишель, — не боишься, что меня искать будут?

— Не-а, такая глушь… — Себастиан усмехнулся, облизнул тонкие губы. — Здесь же даже мобильной связи нет, разве что рация, как на ваших игрушках, — усмешка стала шире, — была. К тому же, не вижу я никого рядом с тобой. Так что… кто искать-то будет?

— Из детдома, — немного стушевалась девушка, отведя глаза.

— Не особо им это и надо, цыплёнок. Нашли — хорошо, не нашли — ещё лучше.

Это действительно, как не печально, было так. Девушка пусто посмотрела на пол — влипла так влипла. Уж лучше бы стайка озлобленных малолеток, чем колдун этот с его снисходительно-ласковым «цыплёнком».

— У меня имя есть, — тихо, в сторону, крайне обиженно буркнула Мишель.

— Ты не представилась, — к досаде воровки расслышал и, даже насмешливо, монотонно поглаживая её по колену, ответил Себастиан.

— Мишель, — взвесив все за и против (последнего, кстати, было гораздо больше), всё-таки известила чёрного девушка.

— Как шоколадка, — смешливо фыркнул, тепло улыбнувшись, колдун.

— Чего?! — Мишель даже встрепенулась, оскорблённая до глубины души.

Себе она шоколадку ну ни в коем случае не напоминала.

— Имя, — насмешливо пояснил Себастиан и мягко потянул, — Мише-е-ель. Горькая с первого кусочка, но сладкая на последнем, чуть подтаявшая шоколадка.

«Извращенец», — мрачно пробормотала про себя девушка, выгнув тонкую бровь.

— Странные ассоциации, — буркнула уже вслух.

Вмиг навалилась вся усталость прошедшего дня, спорить совершенно расхотелось. Надоело. Воровка коротко зажмурилась, едва подавила зевок.

— Ничуть. Пойдёшь спать? — мигом заметил перемену в настроении собеседницы Себастиан.

— Угу, — коротко, не открывая рот, согласилась Мишель.

Напряжение потихоньку отпускало воровку, глаза начинали слипаться. По опыту она уже знала, что ещё пару минут, и её будет уже не поднять из этого кресла… Добровольно, по крайней мере.

— Ну, пошли, — Себастиан легко поднялся, вытянул за правый локоть из кресла вялую девушку.

Мишель поморщилась, но от помощи отбиваться не стала — от долгого сидения в неудобной позе ноги затекли, при выпрямлении же мигом занемев, а затем и заколов. Воровка качнулась, пару мгновений, нарочно не поднимая глаз на чёрного, потопталась на месте, восстанавливая кровообращение. Нехотя сунула голые ноги в тапочки. Колдун понимающе не вмешивался, всё также продолжая легко сжимать руку воровке. Мишель качнулась уже намеренно вперёд, сделала мелкий шаг, выражая готовность идти.

Смотреть на чёрного не хотелось.

Себастиан фыркнул и повёл.

Ещё привыкнет.

* * *

Уже через минуту Мишель оказалась в дверях той же «голубой» комнаты. Колдун, обходительно поцеловав запястье, пожелал покойной ночи и тут же удалился. Щёлкнул замок. А девушка, застыв напротив закрытой двери, расфокусированным взглядом вперившись в ручку, приводила мысли в порядок. Наконец, относительно разложа всё по полочкам, зевнула, воспитанно прикрыв рот ладошкой и глубоко вздохнув, пошла умываться и спать.

И уже лёжа в кровати, от чего порядком уже успела отвыкнуть за полторы недели своих «странствий», на грани сна и яви, в голове воровки всплыло несколько занятных деталей:

Порезанную ладонь чёрный так и не прокомментировал.

… а глаза у него медовые — сразу пришло сравнение к Мишель. Насыщенно золотые, тёплые, со светлыми, вызывающе яркими прожилками, тянущимися от самой радужки к зрачку, окаймлённому неровной, тонкой полосой, кое-где отливающей тёмно-зелёным, а то и синим. Красиво, необычно.

… и руки тёплые, даже горячие.

… пахнет чем-то терпко-сладким, живо напомнив воровке бабушкину выпечку с черёмухой. Интересно, это парфюм или собственный запах?

«Золотистый, горячий и сладкий, — проскочила мимолётная мысль, заставив уже почти заснувшую девушку тихо фыркнуть, — вылитый пирожок… поганка с сахаром».

* * *

«Какого чёрта?!»

Именно с этим вопросом резко села в кровати Мишель, когда мгновение назад рядом приземлилось нечто тяжёлое… причём приземлилось так, что девушку аж подкинуло на матрасе! Воровка порывистым злым движением откинула с лица нависшие волосы и тут же благоразумно прикусила язык, удерживая рвущиеся ругательства — нечто оказалось довольным до безобразья колдуном.

Цветущий вид чёрного раздражал, девушка прикрыла глаза, прижав к вискам прохладные кончики пальцев. Нет, не раздражал… бесил до потери пульса! Мишель глубоко вздохнула, унимая злость, порелаксировав с минуту, наконец подняла веки, абсолютно спокойно склонила голову к правому плечу, безмятежно улыбаясь на хитрый испытующий взгляд:

— Сколько времени? — почти что пропела, щурясь.

— Пол одиннадцатого, — всё также легко улыбаясь, покосился на наручные часы Себастиан.

— Так рано? — тем же тоном неприятно удивилась Мишель, едва сдерживая раздражение.

— Рано?! Солнце давно встало, самый разгар дня! — изобразил на лице возмущение, напополам с недоумением колдун.

Девушка, закатив глаза, упала обратно на подушку. Закрыла лицо ладонями, простонала:

— Да что ж такое… Вот теперь я верю, что тебе двести лет!

— Пф, — чёрный перевернулся на спину, вперил взгляд в потолок, — просто кто-то чересчур ленив.

— Кто бы это мог быть? — тихо буркнула девушка и, отняв ладони от лица, требовательно скосила глаза на Себастиана. С намёком потянула, ибо притворятся как-то уже надоело: — Доброе утро.

— Доброе! — ярко, солнечно улыбнулся колдун. — А у нас сегодня шопинг! Ты рада?

— Безумно, — уныло сказала воровка, закатив глаза.

— Что за неправильная женщина? — Себастиан деланно огорчился, покачал головой, не увидев на лице Мишель и тени радости. Воровка благоразумно промолчала. — Итак, на сборы полчаса. Постарайся вложиться.

И, послав воздушный поцелуй, удалился. Девушка едва дождалась, пока тихо стукнет, закрываясь, дверь. Зло стукнула кулаком по подушке, таки прошипев сквозь зубы ругательство. Полегчало. Совсем немного, правда.

Закалённая в условиях общежития воровка уложилась в пятнадцать минут и то, не особо торопясь. Вещи свои она обнаружила на краю матраса, ботинки рядом на полу, куртку, к сожалению, обнаружить не удалось. Оставшееся же время девушка предпочла провести с пользой, а конкретнее: пыталась достучаться до дара.

О чём горько жалела уже спустя десять минут, свернувшись клубочком на развороченной после ночи кровати. Нет, сначала вроде бы даже получалось — сосредоточившись, Мишель вновь почувствовала тот неприятный холодок вокруг солнечного сплетения. А вот попытка прорвать его, пожалуй, и стала роковой. Шар некогда бывший просто раздражающе холодным, нагрелся — радовалась девушка лишь первые секунды, ровно до того момента пока не поняла, что накаливание останавливаться на достигнутом не собирается. И вот, вцепившись зубами в одеяло (кажется, так было легче) и тихо поскуливая от кошмарной боли, она лежит, свернувшись клубочком. Лежит, прижав ладони к груди, предельно ясно осознавая, что когда медленно, миллиметр за миллиметр растущий, кипящий шар достигнет сердца, она умрёт. Умрёт, не имея сил даже позвать на помощь, ведь для этого нужно хотя бы разжать зубы.

Облегчение пришло неожиданно, просто в какой-то момент Мишель поняла, что сидит на ком-то спасительно холодном, прохладные ладони лежат у неё на животе, даруя долгожданное облегчение, а она сама, уткнувшись лицом в мужскую грудь, ревёт.