Карин Монк - Твое нежное слово

– И потом появилась леди Редмонд и забрала вас, – мягко сказала Камелия, стараясь игнорировать пламя, вспыхивающее в крови от прикосновения его ласковых пальцев.

– Она спасла меня. – Пальцы Саймона двинулись по ее длинной шее к нежной впадинке между ключицами. – Но прошли годы, прежде чем я поверил, что меня не отдадут обратно, и что я снова не окажусь на улице. Потеряв власть над своей жизнью, делаешь все, чтобы защитить себя, опасаясь, что это может повториться. Боишься доверять людям. Вся жизнь омрачена уверенностью, что нет ничего хорошего, красивого и чистого. – Саймон обнял ее и притянул ближе, все еще лаская шею и щеку. – Но тогда я кое-кого не знал, Камелия.

– Кого? – Стук сердца почти заглушал ее голос. Саймон опустил голову и почти коснулся губами ее рта.

– Я не знал вас.

Он припал к ее рту, пытаясь заставить ее понять. Один поцелуй, отчаянно твердил себе Саймон, и потом он остановится. Всего лишь один поцелуй, чтобы ослабить огонь, бушующий в нем с той ночи в Лондоне. Он сможет сдержаться, клялся он себе, когда из горла Камелии вырвался стон, а губы приоткрылись, приглашая в сладкие глубины рта. Саймону не терпелось вновь познать тайны, которыми Камелия уже однажды поделилась, но он удержался от ласки языком.

Только поцелуй, лихорадочно говорил он себе, в то время как его руки скользили по пышным изгибам ее груди, талии и спины. Поцелуй, и ничего больше, рассуждал Саймон, притягивая Камелию к себе, пока мягкий холмик между ее бедрами не коснулся его болезненно отвердевшего мужского естества. Просто страстный поцелуй, твердил он, не понимая, почему его пальцы начали расстегивать пуговицы ее жакета. Саймон снял жакет, потом расправился с блузкой, все еще уверяя себя, что лишь освобождает Камелию от ненужной одежды. Ее юбка скользнула на пол, превратившись в лужицу серого шелка, за ней быстро последовали нижние юбки цвета слоновой кости.

И тем не менее Саймон уверял себя, что это всего лишь поцелуй, который можно легко прервать, если Камелия того захочет.

Он поднял ее на руки и уложил на узкую кровать, твердя себе, что еще раз поцелует ее и только. Но ее руки уже срывали с него рубашку и брюки, открывая его кожу горячему африканскому воздуху. Но жар ее прикосновений был еще сильнее, когда она исследовала его мускулистое тело. Его поцелуи спускались ниже, Саймой торопливо расстегивал крючки ее корсета, дюйм за дюймом обнажая красоту ее увенчанной коралловыми пиками груди и светлого живота, потом спустил с Камелии панталоны и по очереди снял чулки, пока она не оказалась под ним в прекрасной наготе.

Он обрушил дождь благоговейных поцелуев на бледный шелк ее бедер, потом коснулся языком горячей розовой развилки между ними. Камелия застонала и изогнулась на кровати, открывая себя ему. Запустив пальцы в волосы Саймона, она обхватила его стройными ногами. Он пробовал ее на вкус, лаская темный сладкий водоем, пока ее дыхание не превратилось в частые всхлипы, а бедра не сжали его. Саймон развел ее ноги и скользнул внутрь пальцем, неторопливо отыскивая самые интимные секреты ее тела и не переставая ласкать ее языком.

Камелия извивалась, принимая удовольствие, которое он ей дарил, и желая большего. Саймон погрузил в нее другой палец и ускорил ритм, чувствуя, как нарастает ее желание. Ее тело напрягалось, грудь вздымалась, умоляющий шепот нарушил тишину палатки. Камелия отчаянно стремилась к тому, что Саймон пытался ей дать.

Снова и снова он целовал ее, чувствуя, что сходит с ума от рвущегося через край желания, когда она отвечала на его страстные прикосновения. Ее тело вдруг выгнулось, и Камелия вскрикнула. Ее экстаз был столь мощным, что едва не разрушил остатки его самообладания. Саймон распростерся на ней, погрузившись в нее, и спазмы ее кульминации снова и снова сжимали его.

Потом он начал двигаться в ней, пытаясь обрести хоть какое-то подобие контроля над собой, а она, обхватив руками, тянула его к себе и целовала.

Саймон хотел замедлить темп, продлить удовольствие, дать ей время понять, что происходит между, ними, хотя он сам едва это понимал. Но его тело предало его. Он так долго ждал момента, когда снова окажется в ней, что не смог медлить, точно так же как не мог предотвратить наступление утра. Застонав, он пылко целовал и ласкал ее, проникая все глубже.

Он хотел ее с ошеломляющим отчаянием, как никогда прежде. Это было мучительно, поскольку у Саймона хватало разума понять, что Камелия никогда не будет принадлежать ему. Камелия принадлежит суровой и прекрасной Африке, живет совершенно чуждой ему жизнью, к которой он никогда не сможет привыкнуть. Саймон входил все глубже и целовал Камелию, прижимая к скрипучей кровати. И она двигалась вместе с ним, поднимаясь и падая с каждым толчком, подстроившись под его ритм и торопя его.

Внезапно он рухнул в пучину тьмы и света и закричал. Это был крик экстаза и отчаяния, потому что Саймон знал, что, когда все закончится, Камелия снова уйдет от него. Он обнял Камелию и припал к ее губам с отчаянной властностью, желая заставить ее понять, что ее тянет к нему гораздо больше, чем к Африке. Он лежал на ней, накрыв своим жаром, силой, желанием, но чувствовал, что она начала потихоньку отодвигаться от него. Уткнувшись в ее шею, Саймон крепче сжал Камелию, не желая расставаться с ней.

«Останься со мной», – безмолвно умолял Саймон, зная, что это безнадежное заклинание. Он мягко отбросил золотистую прядь с ее лба, потом провел пальцем по сладким изгибам ее щеки, носа и подбородка, пытаясь запомнить каждую деталь. Это было для Саймона пыткой, но он сделал это, чтобы навсегда запомнить, каково быть вместе с ней.

Камелия лежала под ним, их сердца стучали рядом. От захлестнувших ее эмоций она чувствовала себя хрупкой и испуганной. Она этого не хотела, говорила себе Камелия, но знала, что это ложь. Долгие недели ее преследовали воспоминания о ласках Саймона, о его поцелуях и жарких руках. Конечно, все это неправильно. Камелия прекрасно это понимала. Саймон принадлежал ей не больше, чем она ему. Ее сердце и ее жизнь – в Африке, а он вернется в Лондон, где будет счастлив, запершись в душной и тесной лаборатории, и никто не станет беспокоить его обыденными просьбами. В его жизни, точно так же как и в ее, нет места для брака и детей. Она поняла все это с болезненной четкостью.

И тем не менее не шевелилась.

– Мне нужно идти, – наконец тихо произнесла она, совершенно не желая уходить, но чувствуя, что должна сказать это.

Саймон, подняв голову, посмотрел на Камелию. Слезы блестели в ее глазах, пристальный взгляд был полон сожаления.

– Это не звезды, Камелия, – хрипло сказал он. – На этот раз не звезды свели нас.

Она смотрела на Саймона, загипнотизированная мягкими интонациями его голоса, нежностью его власти над нею, восхитительным ощущением его красивого тела, вжимающего ее в тонкий матрац.

– Тогда что?

Он потянулся вниз и поймал серебристую слезу, бежавшую по ее щеке.

– Не знаю.

Камелия прикрыла глаза, не в силах смотреть на него. Она отдала ему часть своей души и не могла смириться с этим.

– Я не могу оставить Африку, Саймон, – прошептала она прерывающимся голосом. – Не могу.

Слезы быстрее покатились по загорелой щеке и золотистому шелку волос. Камелии дорого далось это признание, понял Саймон, чувствуя, как сжимается его сердце. Она старалась быть с ним честной. Но ее слова почти не имели значения. Он уже знал о ее глубокой связи с этим странным диким местом.

И если думал, что мог ослабить эту связь, пытаясь привязать Камелию к себе, то ошибался.

– Я не прошу тебя уехать, Камелия, – сказал он, поглаживая ее волосы. – Но и ты должна понять, что я не могу остаться здесь. У меня есть работа, родные и жизнь, которую я создал себе в Англии и Шотландии. Я не могу оставить все это, чтобы жить в африканской глуши. Это твой мир и твоя жизнь, а не моя.

Камелия проглотила ком в горле, сильнее прижимаясь к нему.

– Я понимаю.

Саймон недоверчиво посмотрел на нее.

– Понимаешь?

Она кивнула.

– Мне нужно идти, – прошептала она.

– Останься со мной, Камелия, – нежно настаивал Саймон. Он не хотел, чтобы она уходила. Ни сейчас, ни когда– либо. – Ненадолго.

Камелия покачала головой. Она не могла остаться с ним ни минуты дольше. Ее сердце медленно разрывалось пополам, и она не думала, что сможет вынести это.

– Позволь мне уйти, Саймон. – Камелия попыталась встать, но он не шелохнулся. – Пожалуйста.

У него не было выбора. Он откатился в сторону, нашел брюки и повернулся к ней спиной, давая ей время одеться.

Камелия торопливо возилась с крючками корсета и завязками нижних юбок. Наконец одевшись, она пробралась к выходу из палатки.

Саймон повернулся, чтобы пожелать ей спокойной ночи.

Но она уже ушла, и только полог палатки шелестел ей вслед, да слабый аромат цитрусовых и цветущих лугов плыл в ночном африканском воздухе.

Все не так, как должно быть.

Зареб нахмурился, увидев, как Камелия выскочила из палатки Саймона с рассыпанными по спине волосами, сжимая жакет, наброшенный на кое-как застегнутую блузку. Хотя было слишком темно, чтобы разглядеть ее лицо, Зареб безошибочно ощутил исходящее от Камелии отчаяние.

Это неправильно.

Он стареет, решил Зареб, чувствуя охватившие его гнев и досаду. Только старостью объясняется, что он заранее не почувствовал боль, которую Кент причинил его обожаемой Тише. Он не ожидал, что его дар ослабнет с возрастом, и никогда полностью не понимал свои возможности. Мать предупреждала его, что способности могут ослабевать и усиливаться в зависимости от того, что с ним происходит. Именно по этой причине Зареб решил не жениться. Бесчисленные требования жены и детей иссушили бы его силу и затуманили внутренний взор. И хотя порой дар предвидения становился проклятием, бывали и другие времена, когда он приносил неописуемое удовольствие. У Зареба было ощущение, что он сильнее связан с силами неба и земли, чем самые могущественные колдуны.

Но какой смысл в этих способностях, сердито задумался Зареб, если он не сумел предотвратить страдания самого дорогого ему человека?

– Иди к ней, – сказал он Оскару, который, устроившись у него на плече, грыз печенье. – Ты ей нужен.

Спрыгнув на землю, Оскар помчался к палатке Камелии.

Зареб в настороженной тишине всматривался в темный силуэт Саймона за пологом палатки. Неужели он ошибся, решив, что этот странный белый человек с огненными волосами в мятой одежде поможет победить темный ветер Пумулани? И даже если Кент победит те силы, что лорд Стамфорд невольно выпустил на свободу, начав раскопки, чего будет стоить Тише его присутствие?

Саймон в своей палатке развернул насос, взял инструмент и начал регулировать механизм. Во всяком случае, он, кажется, настроен снабдить Камелию всем, что поможет освободить участок от воды.

Это хорошо.

Зареб покачал головой, смущенный водоворотом хороших и темных сил, бушующих вокруг. Порой нелегко понять их смысл. Возможно, и в этом виноват возраст, с досадой подумал он.

Зареб снова отступил в темноту, усталый и смущенный, найдя убежище в собственной палатке.

И не знал, что не он один прятался в тени, наблюдая, как полуодетая Камелия бежит в ночи.

– Есть новости, хорошие и не очень, – серьезно сообщил Оливер.

Саймон, стиснув челюсти, завернул винт, снова сорвав резьбу.

– Черт побери, – пробормотал он, – я уже пятый винт загубил, пытаясь собрать эту проклятую штуку! – Он выпрямился, ударившись головой о край насоса. – Дьявол!

– Хватит богохульствовать, приятель, – нахмурился Оливер, – или мне придется вымыть твой язык куском мыла, что дала Юнис!

– На вкус оно не хуже того волокнистого сушеного мяса, которое мы ели на завтрак, – раздраженно ответил Саймон, протирая голову.

– Это был билтонг, – объяснил оскорбленный Зареб, – приправленное пряностями и высушенное на ветру мясо антилопы. Очень хорошо для силы.

– Да, оно забирает все мои силы на переваривание, – пробормотал Саймон. – У меня такое чувство, что я съел старый башмак. Что за хорошие новости?

Лицо Оливера прояснилось.

– Я тут порасспрашивал, и все говорят, что сезон дождей закончился. До октября будет абсолютно сухая погода.

– Замечательно, – протянул Саймон. – По крайней мере больше не надо волноваться, что эту грязную дыру зальет. – Он рылся в коробке с инструментами в поисках очередного винта. – А плохие новости?

– Я столкнулся с проблемой, когда пошел за дровами.

– С какой проблемой?

– Их тут нет.

– Что значит – нет? – недоверчиво посмотрел на него Саймон.

– Оглянись вокруг, – развел худыми руками Оливер. – Тут немного травы, полно кустарников, но нет деревьев, если не считать нескольких ростков, которые сгодятся на дрова только через несколько лет.

Оливер прав, сообразил пораженный Саймон. Кроме нескольких молодых деревьев и захудалых кустарников, сколько хватало глаз, не было ни одного дерева. Саймон в замешательстве посмотрел на Зареба.