Карин Монк - Твое нежное слово

– Я не говорю о его работе, Тиша. Я говорю о его жизни.

– Работа и была его жизнью.

Зареб покачал головой:

– Когда я познакомился с лордом Стамфордом, он разрывался между своей душой и работой. Аборигены назвали его Талиб, что означает «тот, кто ищет».

– В этом есть смысл, учитывая, что отец был археологом.

– Они понятия не имели, что такое археолог. И не могли понять, почему белый человек выкапывает то, что оставили жившие раньше. Они назвали его Талибом, потому что чувствовали, что он несчастлив. Они считали, что он приехал и Африку, чтобы найти то, что упустил.

– Он ничего не упустил, у него было все, кроме признания археологического мира.

– Ты смотришь на него своими глазами. И не можешь не видеть, как в тебе сияет его любовь к тебе. До твоего приезда сюда твой отец был совсем другим человеком. В нем была ужасная пустота. И даже его любовь к Африке не могла ослабить боль от этой пустоты.

– Но у него было все, – возразила Камелия. – Титул, работа, жена, ребенок…

– Жена и ребенок жили далеко за океаном.

– Думаю, он скучал по нас, – согласилась Камелия. – Но работа была очень важна для него. Она давала ему возможность реализовать себя.

– И все же он был готов бросить ее ради вас.

Камелия удивленно посмотрела на Зареба.

– Он никогда не говорил мне этого.

Зареб молча смотрел на камень. Она очень походила на своего отца, эта обожаемая девочка, которую много лет назад отдали под его защиту. Волевая. Умная. Решительная. Может быть, немного эгоистичная, как те, кому предназначено достигнуть больших целей, – она берегла свое время и душу. Но в ней поселилось горе, и его тень стала темнее за неделю, прошедшую с той ночи, когда она выбежала из палатки Саймона. Зареб чувствовал, что и белого изобретателя терзает мука.

Огонь бушевал между ними, и ни время, ни стены, которые они воздвигли, пытаясь отгородиться друг от друга, не сумели его погасить.

– Пока была жива твоя мать, – спокойно начал Зареб, – лорд Стамфорд знал, что за его работу вы расплачиваетесь ужасной ценой. Но пришло время, когда он захотел все изменить. Потом твоя мать умерла, и он привез тебя сюда, но не потому, что намеревался растить тебя в Африке, он хотел оставить раскопки и отправиться с тобой домой, в Англию.

Камелия нахмурилась:

– Если он собирался оставить раскопки, то почему привез меня сюда? Почему он не оставил меня в Англии ждать его возвращения?

– Ты была маленькой девочкой, Тиша, и только что потеряла мать. Ты была одинока и испугана. Твой отец понимал, что тебе нужно быть с ним. Кое-кто говорил, что тебя надо отправить в школу. У твоей матери была тетя, которая хотела забрать тебя и уверяла его сиятельство, что вырастит из тебя добродетельную молодую леди, а он тем временем сможет заниматься своей работой. Но твой отец на это не согласился. Он любил тебя и хотел сам о тебе заботиться, даже если придется отказаться от работы в Африке.

– Тогда почему он этого не сделал?

– Потому что, как только ты появилась здесь, он увидел, что Африка влечет тебя, Тиша. Точно так же, как и его.

– Это правда, – заметила Камелия. – Как только я оказалась здесь, то почувствовала, что я приехала домой.

– В этот момент и твой отец почувствовал себя здесь дома, потому что увидел, что ты здесь счастлива. Но не место дало ему ощущение дома, Тиша, а ты.

– Думаю, отчасти это связано со мной, – согласилась Камелия. – Но мой отец принадлежал этому месту. И не был бы счастлив, если бы ему пришлось вернуться в Англию.

– Его выбор – это быть с тобой, Тиша, и не важно, в каком месте. Ты была его домом.

– Почему ты говоришь мне это сейчас? – неуверенно посмотрела на Зареба Камелия.

– Что-то изменилось в тебе, Тиша. – Лицо Зареба было серьезным. – В тебе появилась печаль, которой раньше не было, и мне больно это видеть.

– Я тоскую по отцу.

– И будешь тосковать всю оставшуюся жизнь. Но печаль, которую я чувствую в тебе, это не тоска дочери, потерявшей отца.

Камелия отвела взгляд, вдруг почувствовав себя уязвимой и разоблаченной.

– Моя жизнь здесь, Зареб, – спокойно и настойчиво сказала она. – Ничто не может этого изменить.

– Это лишь часть твоей жизни, Тиша, – возразил Зареб, – сформировавшая крепкие узы между тобой и отцом, и это хорошо. Но это не вся твоя жизнь. Еще многое произойдет. Есть часть жизни, которую ты можешь изменить.

Зареб поднялся, стряхнул пыль с одежды и пристально посмотрел в небо.

– Ветер начинает меняться, – заметил он, наблюдая, как рассеиваются легкие облака, тонкой вуалью покрывавшие зубчатые пики гор.

– Значит, темный ветер наконец перестанет дуть? – попыталась беззаботно спросить Камелия. – Думаю, мы сможем воспользоваться такой удачей.

Зареб молча уставился в небо, пытаясь ощутить бушующие вокруг него силы. Что-то надвигается на них, понял он, чувствуя это точно так же, как чувствовал уверенный стук своего сердца.

Что-то мощное.

Он закрыл глаза и настроил все чувства, пока не ощутил слепящий свет сияющего солнца, теплую нежность ветра, запах костров, медленно плывущий по воздуху.

«Остерегайтесь», – шептал ветер, его голос был так слаб, что Зареб сомневался, правильно ли расслышал.

Остерегайтесь.

Пот выступил у него на лбу, когда он напряженно прислушивался, пытаясь понять.

Чего остерегаться? Этого места? Человека? Духа? Могилы?

«Скажи мне, – молил он, широко раскинув руки, и его одежды превратились в трепещущий яркий флаг. – Скажи мне…»

– Что? – вдруг спросила Камелия, встревожившись. – Что ты слышишь?

Ветер резко стих. Зареб, открыв глаза, взглянул на нее. Ее широко распахнутые глаза затуманил страх. Совершенно ясно, что и она что-то слышала.

– Мы должны быть осторожными; Тиша. – Голос Зареба не выдавал охватившего его беспокойства. – Темный ветер все еще дует.

– Что ты слышал, Зареб?

– Только предупреждение, – правдиво ответил он. – Духи стерегут это место. Мы должны двигаться осторожно, чтобы не вызвать их недовольства.

Камелия всматривалась в рисунок на камне, обдумывая предупреждение Зареба.

– Если бы Могила королей действительно хотела остаться тайной, то давно отогнала бы меня.

– Есть те, кто скажет, что она убила нескольких и спугнула большинство твоих рабочих. Что она насылает то засуху, то дожди. Проходы, которые строили несколько недель, обрушились, машины сломались или не работают, деньги почти кончились. На тебя напали в Лондоне, разгромили дом твоего отца, на обратном пути тебя поразила столь серьезная болезнь, что я думал, ты не выживешь. – С почти умоляющим видом Зареб спросил: – Ты не думаешь, что эти препятствия должны отогнать тебя, Тиша?

– Возможно. – Камелия все еще разглядывала рисунок на камне. Подняв руку, она обвела пальцем фигуру льва. – А может быть, это испытания, чтобы определить, достойна ли я найти Могилу королей?

Зареб молча смотрел на нее. Конечно, по-другому она истолковать это не могла. В ее жилах течет кровь лорда Стамфорда, а ее отец никогда не отступал перед препятствиями.

– Как это звучало? – спросила она, переведя взгляд к участку.

– Приветливо, – задумчиво сказал Зареб.

Поднявшись, Камелия заслонила рукой глаза от солнца.

– Это Оливер танцует?

– Да, вместе с Сенве и Бадрани, – улыбнулся Зареб. – Думаю, они празднуют, что насос мистера Кента наконец работает. Прислушайся, ты услышишь его шум.

Склонив голову набок, Камелия услышала ровное, ритмичное пыхтение насоса.

– Он сделал это! – ликуя, крикнула она. – Я знала, что он справится!

– Пойдем посмотрим?

Камелия пробежала несколько шагов, потом вдруг остановилась.

– Иди один, Зареб. У меня тут много дел.

– Ты уверена, Тиша?

Она снова села на землю перед камнем и раскрыла зарисовки отца.

– Уверена. Ты мне потом расскажешь, как работает насос.

Зареб с сомнением посмотрел на нее, разрываясь между желанием уберечь и осознанием, что сейчас ей нужно побыть одной.

– Хорошо. Ты останешься с Тишей, – наказал он Оскару, который собрался вскарабкаться ему на плечо. – И быстро найди меня, если я ей понадоблюсь.

Оскар покорно уселся на соседнем камне.

Зареб пошел к участку, где Оливер, кажется, пытался научить Бадрани и Сенве какому-то шотландскому танцу. Они сгибались пополам от смеха, повторяя странные движения Оливера, к удовольствию туземных рабочих.

Зареб решил лично убедиться, что насос действительно работает. Тогда он сможет возвратиться к Камелии и проводит ее в лагерь. Предупреждение ветра было ясно.

Надвигалась опасность, она подходила все ближе.

– Посмотри, Оскар, что ты натворил, – нахмурилась Камелия. – Почему нужно есть печенье на моем столе?

Оскар сунул в рот остаток печенья, обрушив на книги и бумаги дождь сухих крошек.

– Где ты его взял? – ворчала Камелия, стряхивая с них крошки. – В моих чемоданах овсяного печенья не было.

Оскар поднял оброненное перо Харриет и приложил его ко лбу.

– Если тебе их дает Оливер, тогда ешь их, пожалуйста, в его палатке, – серьезно сказала Камелия. – Иди сюда, Харриет, посмотрим, может, ты избавишь меня от крошек.

Она протянула птице кусочек печенья, соблазняя Харриет слететь со спинки стула и склевать крошки.

– С этого момента я строго запрещаю тебе есть в моей палатке. Я не могу работать, когда ты устраиваешь такой беспорядок.

Оскар печально посмотрел на нее.

– Руперт никогда не ест в моей палатке. – Камелия посмотрела на свернувшуюся на кровати змею. – Он выйдет, поймает хорошенькую ящерицу или жирную мышь, а потом возвращается сюда, чтобы переваривать еду. Руперт никогда не устраивает беспорядка.

– Я и не знал, что змеи настолько опрятны, – удивленно протянул низкий голос.

Камелия, задохнувшись, обернулась и увидела у входа в палатку Саймона.

– Нужно будет рассказать об этом моему младшему брату Байрону. Он пытается убедить родителей, что змеи прекрасные домашние животные, и добавит аккуратность в перечень их достоинств. – Саймон вопросительно поднял бровь: – Можно войти, Камелия? Или вы по-прежнему настроены избегать меня?

– Я вас не избегаю, – невинно ответила она, выравнивая книги и бумаги на столе. – Просто я была очень занята.

– Зареб мне сказал. Но думаю, даже в своем плотном графике вы могли бы найти время увидеть, что я наконец заставил насос работать. Больше недели я боролся с ним день и ночь. Бывали минуты, когда я опасался, что насос так и не справится с грязной водой.

Усталость в его голосе заставила Камелию оторваться от наведения порядка и посмотреть на Саймона.

Темные тени залегли под его глазами, морщины на лбу, кажется, стали глубже. Пронизанные солнцем спутанные рыжие волосы, которые так поразили туземных рабочих, теперь еще больше напоминали цветом пламя. Африканское солнце покрыло бронзовым загаром его кожу. Щетина на ввалившихся щеках свидетельствовала, что он не тратил время на еду и бритье. На Саймоне, как всегда, была мятая белая рубашка. Закатанные рукава открывали повязку на левой руке. Брюки, сильно измятые, но чистые, говорили, что Саймон перед визитом к ней переоделся.

– Простите, – извинилась Камелия, почувствовав раскаяние. – Когда я услышала, что насос наконец заработал и все радуются, я хотела броситься туда и все увидеть собственными глазами. Я была так взволнована и счастлива, я тоже хотела веселиться. И если бы пришла, наверное, попыталась бы станцевать тот смешной танец, которому Оливер учил Бадрани и Сенве.

Саймон с любопытством посмотрел на нее.

– Тогда почему вы этого не сделали?

Камелия отвернулась.

– Наверное потому, что не знала, как посмотреть вам в глаза.

– Думаю, так же, как после нашей близости в моем лондонском доме, – ответил Саймон. – Тогда вы, кажется, не испытывали неловкости.

– Это вы избегали меня в Лондоне, – возразила Камелия. – Вы заперлись в столовой и неделю оттуда не выходили.

– Так вот что я, по-вашему, делал? Избегал вас? – удивленно поднял бровь Саймон.

– А разве нет?

– Я занимался насосом. Когда я работаю над изобретением, то полностью погружаюсь в дело, исключая все остальное: еду, сон и контакты с человечеством. Мои родственники постоянно пытаются убедить меня, что это ненормально. – Он печально покачал головой. – Наверное, это действительно ненормально, но для меня это естественно. Точно так же, как жизнь в палатке среди африканских равнин и поиски мифической древней могилы нормальны для вас.

Камелия нерешительно смотрела на Саймона.

– Мы не можем изменить то, что произошло между нами, Камелия. – Его голос был низким и печальным, в нем слышалась обреченность. – Но даже если могли бы, я бы этого не сделал. Единственное, над чем мы властны, это над собственной реакцией на случившееся. И я, со своей стороны, не собираюсь позволять этой… – Саймон замолчал, подбирая верное слово, – …силе, – неловко продолжил он, – которая вспыхивает между нами всякий раз, когда мы оказываемся рядом, ставить под угрозу вашу работу здесь. Я сказал, что сделаю для вас насос и научу ваших рабочих управлять им. Я выполню свое обязательство, независимо от того, станете вы избегать меня или нет. Я пришел сюда, чтобы сказать вам это. – Саймон поднял полог палатки, собираясь уйти.