— Никогда не понимал привлекательности женских форм, — пробормотал он, — если не считать безупречной красоты статуй. Греки создали немало шедевров, и кроме того, я питаю пристрастие к некоторым греческим обычаям.

Пренебрежительно рассмеявшись, он погладил ее груди Ладонь скользнула ниже, к животу. Ами снова подумала, что в мрачном взгляде серых глаз таятся демоны безумия.

— Видишь ли, он отнял у меня самое дорогое, и я отплачу тем же. Жаль, что приходится втягивать в это тебя, ведь я не питаю к тебе зла. Просто хочу, чтобы лорд Деверелл страдал так же, как страдаю я.

Его рука показалась ей теплой и неприятно мягкой.

Зубы Амелии стучали от холода и страха, но во взгляде похитителя не было ни жалости, ни доброты. Только легкое любопытство.

Неожиданно повернувшись, он уставился в темноту и вскочил.

— А, вот и ангел мщения! Добро пожаловать! Сейчас явится и потребует возмездия.

В руке его появился пистолет.

— Прошу простить, но я настаиваю на твоем молчании. Малейший шорох — и мне придется убить его, не насладившись спектаклем.

Он двумя прыжками пересек хижину и поставил мерцавшую свечу на трехногий табурет так резко, что она угрожающе покачнулась на неровной поверхности, каждую секунду готовая упасть. Свет падал на обнаженное тело, сиял на белой коже бедер, живота и грудей. Амелия снова задрожала, сотрясаясь, как в судорогах. Каждый вздох был пыткой, каждый звук — ударом в сердце.

В проеме возник Деверелл. Глаза, налитые кровью, уперлись в Мейтленда.

— Вечеринка, на которую меня забыли пригласить? — осведомился он.

— Наоборот, Деверелл, наоборот, — тихо рассмеялся Алекс. — Все это устроено ради вас.

— Да ну? Как удачно, что я нашел место.

— Я не давал себе труда скрываться.

— Нет, — согласился Холт, осторожно ступив в хижину и едва не задев головой потолок, — ты оставил достаточно ясный след.

Он скользнул взглядом по обнаженной дрожащей женщине и стиснул челюсти, но не произнес ни слова.

Только прислонился к ненадежной стене и вопросительно уставился на Алекса. Тот ткнул в сторону Ами пистолетом:

— Она уже начала терять терпение. Похоже, в отличие от меня не верила в ваше появление.

— Вполне вероятно, — усмехнулся Холт, не подходя, однако, ближе. На этом расстоянии Мейтленд не сможет промахнуться.

Черт бы побрал спятившего ублюдка…

— Отпусти ее, Мейтленд. Она тут ни при чем. Ведь тебе нужен я!

— Вовсе нет. Я хочу не просто прикончить вас, сэр.

Вы еще помучаетесь!

— Вот и мучай меня, а не ее.

— Отчего же?

Сэр Алекс осторожно двинулся к Амелии, и Деверелл стиснул кулаки, едва он встал на колени перед девушкой и погладил ее трепещущее тело.

— Видите, как она сжимается, стоит мне коснуться ее? Что, по-вашему, с ней станет, если я отважусь не только на это?

Ледяная ярость охватила Холта, но он не шевельнулся, даже когда рука Мейтленда накрыла ее грудь. Едва слышное рыдание вырвалось из горла Ами, но она не посмела вскрикнуть.

— Посмей причинить ей боль — и ты умрешь, — спокойно объявил Деверелл.

— Вы не в том положении, чтобы бросаться угрозами. — Светлые глаза чуть сузились, но ни рука, лежавшая на груди Ами, ни пистолет не дрогнули. — Здесь распоряжаюсь я. Времени не так уж много, поэтому придется делать все быстро и не стесняться в средствах.

Почувствуйте то, что испытал я, когда умер Роджер.

— Роджер покончил с собой.

— Нет!

Пальцы вонзились в мягкий холмик, и Ами застонала. Пистолет поднялся: черная дырочка смотрела прямо в лоб Холту.

— Он никогда не сделал бы этого, если бы вы не растоптали его честь и репутацию. Его жизнь закончилась, когда вы опозорили его перед всеми. Несчастный не смог вынести публичного унижения. Боже, как я ненавидел вас тогда и хотел убить… вас, погубившего мою единственную любовь.

— Он сам себя погубил, Мейтленд, — убеждал Холт и, не спуская глаз с пистолета, переместил равновесие на другую ногу. Остается выждать подходящий момент… — Уикем выстрелил до сигнала.

— Вы должны были сдохнуть, черт возьми! Боже праведный, у вас больше жизней, чем у кошки, если вынесли все, даже «Форчун»!

Холт насторожился. Значит, Амелия говорила правду!

— Так это ты подстроил?!

— Да, только вы и тут вывернулись! Проклятый виконт! После стольких предосторожностей все-таки нашел вас! А я-то воображал, что если он хочет убрать вас с дороги из-за покушений на Кокрина, значит, обрадуется, что вы исчезли, и забудет о вашем существовании, тем более что Кокрин носа не посмеет высунуть из своего убежища! Но вам непременно нужно было вмешаться! Ах, если бы у вас хватило порядочности умереть, как и предполагалось, каким уроком это послужило бы Кокрину! Сразу сообразил бы, что так будет с каждым, кто имеет отношение к его хваленому оружию!

— Оружию, которым так и не воспользовались. Много шума из ничего. Должно быть, это чрезвычайно вас нервировало, — отозвался Холт и, не спуская взгляда с лица противника, чуть подвинулся. Однако дуло пистолета немедленно дернулось в его сторону. Достаточно красноречивое предупреждение.

— Советую вам умерить свою резвость, милорд. Дырки от пуль долго заживают… если заживают вообще. — Идеально очерченные губы изогнулись в невеселой улыбке. — А теперь настало время вам понять, что это такое — терзаться болью любимого человека…

Секунды, казалось, растянулись в часы, едва сэр Алекс снова скользнул пальцами по телу Ами.

А где-то далеко канонада становилась все более хаотичной. Сражение явно теряло накал, но никто не обратит внимания еще на один выстрел.

И тут Холт увидел в руке Мейтленда нож. Острое как бритва лезвие уперлось в грудь Ами, и Холт понял, что больше медлить нельзя. Позабыв обо всем, он ринулся на врага. Пистолет выплюнул пулю, поразившую цель, но Холт продолжал рваться вперед. Вопли Ами слились с проклятиями Мейтленда.

В хижине было слишком тесно, чтобы не наступить на распростертую женщину, и Холт, сбив Алекса с ног, стал выворачивать ему руку, пока запястье не хрустнуло и нож не выпал на землю.

Мейтленд оказался куда сильнее, чем на первый взгляд. Несмотря на худобу, на руках и плечах играли мускулы, а хватка была железной. Он ударил Холта, и оба, рыча, покатились по грязи в последней, смертельной схватке. Наконец Холт оттолкнул его, почувствовав, как под кулаком хрустнули кости носа Мейтленда. Фонтаном брызнула кровь, послышался сдавленный крик, но он все бил и бил, пока противник не перестал сопротивляться.

Пронзительный вопль разрезал кровавый туман, окутавший Холта. Смахнув с лица кровь и пот, он увидел, как крохотные всполохи огня бегут по стенам и крыше.

Во время борьбы свеча все-таки перевернулась, и сейчас пламя яростно лизало добычу. Отлетавшие искры дождем сыпались на Ами, бессильно мотавшую головой, и Холт бросился к ней, стеная от боли. Он тут же понял, что левая рука почти не действует, но все же отыскал на полу нож Мейтленда и перерезал путы Ами. И как раз вовремя. Пальмовые листья занялись со зловещим шипением, и один из столбов, поддерживавших крышу, начал со скрипом заваливаться.

С трудом таща за собой Ами, Холт выскочил наружу, где от холода сводило ноги, и согнулся от приступа кашля. Ами припала к нему, тоже сотрясаемая спазмами. Из глаз ее потоком хлынули слезы, но она нашла в себе силы встать и поднять его на ноги.

— Бежим! Я слышу стук копыт… О Господи, вставай же! Если тебя поймают, повесят как шпиона!

Холт в полубреду, спотыкаясь, последовал за ней в ночь, в лабиринт болот и топей.

Глава 27

Битва закончилась ко всеобщему ликованию. Новоорлеанцы прогнали захватчиков со своей земли, и британский флот с позором ретировался. Генерала Джэксона провозгласили спасителем отечества, а людей, сражавшихся с ним, чествовали как героев.

Амелия стояла у окна маленького домика на Рампарт-стрит, глядя на серое январское небо. В городе все еще не утихли празднества, но самой ей было не до веселья.

Он опять исчез, отплыл на своем корабле вместе с лордом Стэнфиллом. Посчитал, что оставаться в городе ему все еще чересчур опасно, и Амелия, разумеется, поняла его доводы. Но втайне думала, что он мог бы предложить ей уехать с ним или по крайней мере распорядиться, чтобы она отправилась следом на первом попавшемся судне, идущем в Англию. Но Холт ничего не сказал, даже когда рана уже зажила и он вновь обрел силы.

— Это даже к лучшему, — рассеянно бросил он, — ибо, если мы с твоим братом снова встретимся, исход может быть иным.

И против этого ничего не возразишь. Кит ненавидит Деверелла и убил бы, если бы не оглушивший его осколок снаряда.

— Американский снаряд, — сухо добавил он, — так что Брекстону повезло. Когда я очнулся, он исчез. К счастью для тебя, он знал, куда идти.

Последнее время Амелия не переставала думать о странной цепи событий, послужившей ее спасению. Сэр Алекс наверняка прикончил бы ее, если бы не Холт! И несмотря ни на что, ей жаль его. Какая страшная смерть: сгореть в пылающем аду! Хорошо еще, что Джордж вовремя объяснил Холту, где ее искать! Правда, Мейтленд успел оглушить лакея и привязать к столбу в туалете, куда Тилли не догадалась заглянуть. Страшно подумать, что случилось бы, не найди Холт Джорджа.

По-видимому, Джордж с самого начала знал, что ей грозит, поскольку оказался шпионом Стэнфилла, приставленным следить за ней и Мейтлендом. Джордж тоже убрался вместе со своими хозяевами. Зато Кит все еще был в городе, по-прежнему обозленный, отказывающийся понять сестру.

Вот и сейчас он вошел в гостиную, и девушка поспешно обернулась, наткнувшись на его раздраженный, угрюмый взгляд. Оба молчали. Говорить было не о чем.

Все и без того ясно. Они стали почти врагами.

Кит уселся у огня и коротко сообщил:

— Я вступил в армию Джэксона. Он простил всех пиратов, и когда Новый Орлеан будет в безопасности, я уйду с войсками.

Девушка, смахнув слезы, кивнула. Он имеет право сердиться на нее, и тут ничего не поделаешь.

— Я рада, что тебя помиловали. Это шанс начать новую жизнь, Кит. Для нас обоих.

Кит порывисто вскочил, приглаживая растрепавшиеся кудри.

— Но я не знаю, что делать с тобой! Тебе нельзя здесь оставаться, Ами. Особенно после…

Он смущенно осекся, и сестра с улыбкой согласилась:

— После того, как меня окончательно скомпрометировали. Весь город только об этом и судачит. Я в любой момент могу пойти к кому-то на содержание: в предложениях нет недостатка. Странно, что люди, взиравшие на меня когда-то с почтением, обращаются теперь, как с любой уличной девицей.

— Для тебя это вряд ли стало потрясением, — безжалостно заметил Кит, — если учесть, как ты позволяла Брекстону выставлять себя напоказ, словно его личную собственность. Господи, Ами, как ты могла?

— Вряд ли у меня был выбор после Бель-Терр, — отпарировала она, уязвленная его презрением. — И чем это отличается от участи сестры пирата? Разумеется, есть некоторая разница в том, что об этом никто не знает.

Поэтому можно пылать тут праведным гневом.

Кит вскинулся было, но тут же тяжело вздохнул:

— Мне нечего возразить. Прости меня, Ами. Господи, как подумаю, что вы с ним… а ведь ты и словом не обмолвилась… ни о том, что он сделал, ни о том, кем был!

— Так и знала, что ты не поймешь.

— И то верно. Не понимаю. Пытался, но не могу выбросить из головы эту картину… ты в его объятиях…

Он поспешно отвел глаза, и Амелия, подойдя к брату, нежно положила руку ему на плечо.

— Мне очень жаль, Кит. Мне действительно не следовало скрытничать, но похоже, я так и не нашла подходящего времени.

Кит, с чем-то вроде судорожного всхлипа, повернулся и обнял сестру, некрепко, легко, совсем не так, как восторженно обнимал только что.

— Я отложил кое-какие деньги. Оставляю их тебе. Хватит, чтобы продержаться до моего возвращения. Мы уедем в Виргинию, и я устроюсь на торговое судно. Сначала придется подтянуть пояса, но когда-нибудь я заработаю столько, чтобы хватило на безбедную жизнь. И может быть, когда-нибудь ты в самом деле станешь сестрой морского капитана, — с легкой улыбкой добавил он.

После его ухода Тилли загасила огонь в каминах, и Амелия вошла в спальню, которую делила с Девереллом.

Все как прежде: широкая кровать, где они лежали вместе, пушистое одеяло, простая мебель… Но почему же тут царят холод и пустота?

Совсем как у нее в душе. И ничто, ничто не в силах согреть ее, ничто не может заполнить. Интересно, что лучше: никогда не испытать любви к нему или сознавать, что он никогда ее не любил? С чем легче справиться: с чувством или его отсутствием?

Дождь неустанно барабанил по окнам, впереди была еще одна бессонная ночь, но Ами все же разделась и легла, слушая легкий звон капель. Промозгло и сыро.