Держась за Артёма, я лишь механически передвигала ноги, шлёпая по мгновенно образовавшимся лужам.

Где-то впереди едва различимо горел фонарь, бледным рассеянным пятном его свет с трудом пробивался через толщу воды.

Соскочив с асфальтовой дорожки, мы пробежали по песку и нырнули в зияющий чернотой дверной проем. От наших шагов прокатилось эхо. Забежали, отдышались, вытерлись мокрым пледом.

Я огляделась. Мрачное, полуразрушенное здание. В пустые окна заливала вода, ветер стремительно гонял по коридорам, на стенах дрожали тени.

— Тут идти всего-то осталось минут пять, — сказал Артём, глядя в темноту.

Вода снаружи лилась с таким звуком, будто на нас обрушился водопад.

Вдруг в глубине коридора я заметила какое-то движение и невольно схватилась за Артёма.

— Там кто-то есть.

Он обернулся.

— Кошки. Они тут водятся. Знаешь, что? Я сейчас принесу тот зонт, который девчонки оставили. Он огромный. Под ним нас не смоет.

И, не дожидаясь моего ответа, Артём поднял плечи, закрыл голову локтями и ринулся в поток, но через секунду вернулся, крикнул: «Не трогай кошек. Они бешеные», и снова исчез.

Я немного помялась у дверного проёма. Платье было мокрое насквозь, с волос текло, от сквозняка стало очень холодно.

И тут среди темноты и промозглой серости стен я заметила на полу чудесную переливающуюся россыпь самоцветов. Удивительное, разноцветное свечение. Слабое, но от того ещё более заманчивое. Стена, сложенная из разноцветного стекла.

Пару минут я любовалась ею, пока вдруг не услышала приглушенное урчание. Из тёмного угла на меня смотрели ещё два светящихся огонька, и от них явно исходила угроза. Я попятилась.

Почувствовав моё замешательство, кошка, выгнула спину и зашипела. Шерсть вздыбилась. Я топнула на неё ногой, но она не испугалась, напротив, злобное урчание стало громче. Того и гляди бросится. Но самое неприятное, что на этот звук выползла вторая кошка.

Обе медленно приближались. Я отступала, пока не упёрлась спиной в перила. Замахнулась на них пледом. Первая стукнула по нему лапой и зацепилась когтями. Другая лишь отбежала в сторону, но тут же вернулась обратно.

Лестница кошек не остановила, они поднимались за мной до второго этажа. Та, что шипела, шла впереди, вторая, скорее из любопытства за ней.

На втором этаже я подобрала с пола кусок кирпича и не целясь кинула в них. Это тоже не подействовало, однако в следующий момент, что-то громко хлопнуло наверху и кошки, на мгновение пригнувшись, остановились. Но уходить не собирались.

Я поднялась на третий этаж.

Длинный сумрачный коридор с едва освещенными прямоугольниками окон на полу. Хлопающий звук доносился из его глубины, и чем больше я всматривалась в него, тем беспокойнее становилось, поэтому, когда совсем неподалёку раздалось жалобное мяуканье, перепугалась не на шутку.

Трудно сказать откуда оно доносилось. То затихало, то начиналось вновь, где-то уже в другом месте. То ближе, то дальше, и сколько я не пыталась, разглядеть никого не могла.

Внезапно всё стихло: и гром, и хлопанье в глубине коридора, и жалобное мяуканье. Наступила жутковатая тишина.

И тут, почти у самых ног, я увидела маленького котенка. Высоко задрав хвост, он направлялся прямиком ко мне.

В другой ситуации я бы конечно взяла его на руки, но предупреждение Артёма и те злые кошки напугали не на шутку.

Сбоку от лестницы я заметила комнату с распахнутой настежь и припёртой стулом дверью. Не мешкая ни секунды, я откинула в сторону стул и, заскочив в комнату, захлопнула за собой дверь. Со всех сторон обступила кромешная темнота.

Вытащила из кармана телефон, к счастью, довольно сухой, и написала Артёму в Вотсап, что прячусь от кошек наверху, но сообщение не ушло. Связи не было.

Я включила фонарик и осмотрелась. Комната была небольшая, совсем узкая с пустыми деревянными стеллажами вдоль стен. Из единственного окна свет внутрь почти не проникал, только время от времени всё озарялось вспышками молний. По стене под ним текли тонкие ручейки заливающейся воды.

Я подождала ещё немного и, понадеявшись, что котёнок ушёл, решила возвращаться вниз, пока Артём не потерял меня.

Однако, к моему удивлению, ручки на двери не оказалось. Я толкнула её один раз, другой, но ухватиться было не за что.

Не знаю, как долго мне пришлось стучать и звать, пока Артём наконец не нашёл меня.

Распахнул дверь и застыл передо мной, слепя большим ручным фонариком.

В другой руке у него были сапоги, подмышкой — сухой плед.

— Ну ты даешь, — усмехнулся он. — И как у тебя это получается?

— На меня коты набросились, — пожаловалась я.

— Ни одного не видел, — он протянул мне сапоги. — Надень. Это Максовы.

Я села на нижнюю полку, скинула босоножки и сунула голые ноги в холодные резиновые сапоги. Всё это время Артём поджидал меня, придерживая дверь, чтобы не захлопнулась.

Но, когда я уже переобулась и начала вставать, оказалось, что красная нитка на запястье за что-то зацепилась.

— Идём уже, — нетерпеливо поёжился Артём. — Тут такой ветрина.

— Сейчас. Нитка зацепилась.

Полка была деревянной и с её обратной стороны торчал то ли маленький гвоздик, то ли щепка. Я попробовала посветить телефоном, но, удерживая в таком положении руку, заглянуть вниз не получалось.

— Слушай, оборви уже и пошли, — сказал он.

— Точно? — я замешкалась. — Ты уверен?

— Нет. Стой. Это та нитка? Не трогай.

Он скинул плед на полку, достал валявшийся в коридоре стул и припер им дверь.

Подошёл, отдал мне фонарь, а сам сел на корточки и стал распутывать нитку, но только закончил и удовлетворенно выпрямился, как на резком порыве ветра дверь покачнулась и, с силой ударив по стулу, зашвырнула его в комнату, а затем захлопнулась.

Артём бросился к двери, толкнул её, пнул несколько раз, после чего принялся ругать всех подряд: сторожа, меня, кошек, своих друзей из-за которых он сюда поехал, красную нитку, стул, сам лагерь и погоду, потом немного успокоившись, выглянул в окно.

— Если бы не дождь, вылезти, как нечего делать.

— Давай обождем, — сказала я. — Здесь почти сухо.

— Других вариантов нет, — он снял мокрую насквозь майку, закутался пледом и пристроился рядом со мной. Но сидеть скрючившись было очень неудобно, поэтому Артём пробрался вглубь полки и улёгся там вытянувшись в полный рост, после чего втащил к себе и меня. Сапоги зацепились за полку и с грохотом свалились на пол.

— Прости что не отвечал тебе, — сказал он. — Хотел, чтобы ты впредь не слушала больше никого.

Лежать на полке, прижавшись друг к другу, было уютно и всё, что со мной произошло за эти недели вдруг показалось далеким и незначительным.

— Нельзя наказывать, не объяснив причину.

— Обычно я никому ничего не объясняю. Если человек выполняет мои правила — он со мной, если нет — катится к чёрту.

— Помнишь, ты рассказывал, что когда был маленький, родители запирали тебя на несколько дней в комнате, чтобы ты раскаивался? Помнишь, как ты говорил, что это было ужасно? И называл садизмом? Так вот сейчас ты поступил также.

С оглушительным треском гром шарахнул прямо над нами.

— Короче, не смей никуда уезжать. Поняла?

— Я уже думала об этом, но никак не получается. Из всех возможных вариантов, кроме конца света ничего не работает.

— Каких ещё вариантов?

Я стала перечислять ему всё, что тогда записала в тетрадке. Артём слушал внимательно, с интересом, ни разу не перебив. Молнии белыми бликами вспыхивали в его глазах.

После того, как я закончила, мы немного помолчали, думая над всем этим, а потом он тихо сказал:

— Ну почему, есть ещё один вариант. Вообще гарантировано надёжный.

— Какой?

— Мы можем пожениться.

От удивления я чуть с полки не свалилась.

— С ума сошел? Тебе — двадцать, мне — семнадцать, так делают только дети из неблагополучных семей, у которых никаких жизненных планов и перспектив.

— Да чего ты так переполошилась? Мы же несерьёзно поженимся, — он рассмеялся, и моя голова запрыгала у него на плече. — Фиктивно. Это элементарно делается. У меня полно знакомых… Потом спокойно разведемся.

— Когда потом?

— Ну, потом. Решим. Это, кстати, офигеть какая клёвая идея. Костровы на раз от меня отстанут. Я всё готов за отдать за то, чтобы увидеть их лица, когда они об этом услышат.

— Нет, Артём, это не шутки. Мне не хочется в такое играть.

— Ну, а чего ты теряешь? В итоге — остаешься в Москве и живешь как хочешь, сама по себе. Не переедет же твоя мама ко мне жить. Так что они отчалят. И ты будешь делать, что захочешь. А я умою Костровых и получу полностью все отцовские деньги.

— Делать, что захочу? Ты меня сегодня собирался убить за три дня на теплоходе.

— Да не бери в голову. Нет. Стоп. Бери. Никаких теплоходов. Ясно? В общем, я тебе потом подробнее всё объясню. Вот шухер-то начнется.

Он целиком загорелся этой новой идеей.

— А потом я куплю большой белый дом и к нам вообще никто не докопается. Ни Полина, ни мама твоя. Ну, чего приуныла? Давай, скажи что-нибудь, — поднял голову и заглянул в глаза. — Всё это туфта, да? Про то, что ехать не хочешь?

Он снова лёг.

— Я так и понял. Можешь не отвечать. Я пошутил. А ты поверила, да? Серьёзно? Да ты, Витя, известная лохушка. Тебе лапши на уши навешаешь, а ты уже ведешься.

— Нет, — я развернулась к нему. — У меня просто не получится фиктивно. Я же тебя по-настоящему люблю, значит и буду думать, что всё по-настоящему.

Он тоже повернулся ко мне и долго-долго смотрел в глаза. В тот момент наше дыхание совершенно точно стало синхронным.

— Ты зачем сапоги сняла?

— Они сами свалились.

— Забери у меня плед.

— Не нужно. От тебя так тепло, что кажется я сейчас опять засну.

— Ну и спи, а когда кончится дождь, или хотя бы рассветет немного, я вылезу из окна и открою дверь.

Я прижалась к нему ещё теснее и, закрыв глаза, провалилась в долгий, счастливый, бесконечный сон, в котором за каждой дверью нас ждало самое прекрасное и удивительное будущее.

Глава 29


Тоня

— Всё, подъем! — Лёха безжалостно распихал меня. — Cобирайся. Я поем, к Алёне попрощаться зайду, а потом сразу едем. Мне сегодня ещё в другое место нужно успеть. Хочешь узнать, что за сюрприз?

Окно снова было распахнуто. На спинке кровати сохла намокшая под дождем одежда. Кожаный бандаж на полу напомнил о ночном разговоре.

Лёха достал из-за спины резиновую маску. В точности такую же, как у Амелина, только это был волк.

— У Алёнки мама — организатор детских праздников. У них там такого добра завались. Я, конечно, на другой сюрприз рассчитывал, но волк тоже хорошо.

Он надел маску на голову и широкими прыжками проскакал по комнате, изображая волка.

— Лёш, я сегодня не поеду.

— Вот, блин, бабы. Семь пятниц на неделе, — пробубнил он из-под маски, затем наклонившись, поднял бандаж и бросил его мне на одеяло. — Там уже кашей геркулесовой пахнет. Попробую сунуться…

Я подумала немного и решила, что тоже пойду.

После дождя на улице ощутимо посвежело. Входная дверь была открыта настежь, слышался звон посуды и сохраненная в моих шазамах Fairytale Gone Bad.

Мила была в том сиреневом костюме с оборками, в котором приехала, надушенная и накрашенная, Костик тоже одет, как на выход.

— Доброе утро, — сказала я. — Кажется, я выздоровела. Можно мне что-нибудь поесть?

Амелин обрадовано распахнул глаза. Мила снисходительно улыбнулась. Лёха сзади подтолкнул.

— Достань тарелки и чашки, — велела ему Мила.

То, что она была вся разодета, показалось мне хорошим знаком. Я надеялась, что она собирается уехать. Может, Костик её попросил?

Каша оказалась вкусная и, пока ели, я старалась смотреть в тарелку и помалкивать, чтобы просто, как сказал Амелин, перетерпеть. Но за меня отлично отдувался Лёха. Он был очень любезен с Милой, смешил её и сыпал комплиментами, а она явно заигрывала с ним.

— Вы уезжаете в Москву? Я сегодня тоже еду, хотите, можем вместе, чтобы не скучно, — предложил он ей.

— К сожалению, мне пока ещё придется остаться. Это мы в город за паспортом Костика собрались, — Мила потрепала Амелина по волосам. — А то сидит тут как арестант.

Я мгновенно вскинула глаза. Костик потупился.

— Мы же договаривались вместе поехать, — произнесла я довольно спокойно, но волна негодования уже накатила, и я ничего не могла с этим поделать.