От тяжести бьющего по ногам мешка, его немного пошатывало. Я протянул руку, чтобы помочь, но он резко отдёрнул мешок, из-за чего его занесло в сторону, и он чуть не опрокинулся через газонное ограждение. Я поймал его за локоть.

— Ты даже не захотел попробовать, — с упрёком сказал он.

— Потому что я знаю. Мы говорили про это. Чем больше людей, тем меньше каждый из нас заработает. А Трифонов очень хочет заработать. Ему мотоцикл новый нужен.

— Понятно, — Дятел печально кивнул.

Вообще-то он редко обижался.

— Думаешь, мне нравится всё лето проводить с бабушкой? Думаешь, это легко? Ваня не сутулься, Ваня не щурься, вылези из телефона, причешись, отряхнись… Я, может, тоже хотел бы с ребятами хоть куда-нибудь… Всё равно куда. Просто, чтобы сам по себе.

Подобное я слышал от него впервые. Они с бабушкой всегда прекрасно ладили. Бабушка опекала его из-за болезни, а он никогда не сопротивлялся.

— Ну, давай в следующий раз мы рванём с тобой куда-нибудь вместе. Хочешь, на море поедем?

В эту минуту я готов был пообещать ему золотые горы. Дятел, хоть порой и невероятно злил, но за год совместного проживания в одной комнате, я успел привязаться к нему, а признание насчёт бабушки очень подкупило.

— Правда? — он тут же встрепенулся. — Можно следующим летом поехать, да?

— Конечно. Сдадим сессию и поедем.

— Точно! Классная идея.

Мы дружно размахнулись и закинули мешки в мусорные контейнеры. Послышался звон бутылок и глухой скрежет.

Он по-детски рассмеялся и заметно повеселел.

К нашему возвращению бабушка успела приготовить ужин. Но только мы успели усесться за стол, как позвонил Трифонов, и я вышел в коридор.

— Короче, капец, — сразу начал он. — Криворотов никуда не едет.

— Как не едет? Почему?

— По кочану!

— Вы поругались?

— Поругались? Да я бы его урыл. Обещает сам туда потом подъехать, но верится слабо.

— А мы?

— Мы — едем. Только если не успеем всё сделать, нам не заплатят.

Я тот час вспомнил мамины слова насчёт дешёвой рабочей силы.

— Слушай, Тиф, а что если нам Соломина с собой взять? Он весь вечер просится с нами.

— Соломина? — Трифонов фыркнул. — Он же и кирпич не поднимет.

— Хоть какая-то помощь.

— Ладно, давай Соломина.

— Ну, тогда отлично. А что с Тоней? Получилось с её мамой поговорить?

— Про это лучше не напоминай, — неожиданно зло прошипел он. — Кругом идиоты одни. Она, ты, Криворотов, ну и я тоже — придурок.

Глава 5

Тоня

Я не знала, как всё должно быть на самом деле и как это происходит у других, но судя по всякой восторженной мути, поднимаемой вокруг этой темы, подозревала, что совсем не так.

Мы никогда не были по-настоящему расслаблены и свободны.

Ни сидя полночи возле моего подъезда и пытаясь надышаться необъяснимым, будоражащим до озноба волнением.

Ни в торговом центре, где умирали со смеху, мерея вещи, которые никто из нас не носит.

Ни после аттракционов в Парке Горького, когда снизойдя до Колеса обозрения, я уже не в силах была остановиться, и мы перекатались на всём подряд.

И уж точно не было никакой свободы ни в наших поцелуях, ни в закрытых глазах, ни в прикосновениях или нервном переплетении пальцев.

Однажды я наткнулась в Интернете на картинку, где собаки, сидя перед захлопнувшейся за хозяином дверью, горестно воют: «Он больше никогда не вернется», и показала её Амелину.

— Это ты, когда спрашиваешь, напишу ли я тебе завтра.

— Точно, — засмеялся он. — Я же не знаю, когда ты перестанешь мне писать.

Прощаясь и расходясь в разные стороны, мы всегда оглядывались одновременно. Из-за чего он возвращался, и мы снова прощались.

Мы могли долго стоять обнявшись и не разговаривать. Просто слушать музыку и быть вместе. Раз, пережидая дождь, проторчали на автобусной остановке полтора часа, не произнеся ни слова и не заметив, что он закончился.

Всё вроде бы было хорошо, однако во всех этих, так оглушительно обрушившихся на наши головы чувствах постоянно присутствовало нечто тревожное и беспокойное. Словно мы находимся в комнате свиданий по разные стороны решетки, и где-то за спиной громко тикают невидимые часы, со злобной методичностью отмеряя отпущенное нам время.

Никиту я ждала к восьми и потихоньку собирала рюкзак, решив, что если с родителями договориться не получится, то всё равно уеду. Папа вечно шутил, что упрямство — моё второе имя, но я предпочитала называть его настойчивостью.

На роль своего фиктивного сопровождающего я выбрала Никиту, потому что он казался мне спокойным и самым что ни на есть «приличным парнем». Симпатичный, тёмно-русый, аккуратно стриженый, с ясным, понимающим взглядом и скромной улыбкой. Шмотки на нем были модные, но без выпендрежа, а разговаривал он охотно и, вместе с тем, сдержано. Обычный ровный парень, без отпечатка излишней правильности или самодовольства, такой, каких все любят и принимают за «своего».

В его глазах читались разум и рассудительность, да и сложен он был вполне неплохо, что для моей мамы, отдающей предпочтение физически крепким ребятам, являлось несомненным плюсом.

Я отправила ему сообщение днём, часа в три, спросила не передумал ли. Он заверил, что всё в силе и перед тем, как поедет ко мне, заранее позвонит.

Но заранее никто не позвонил и не написал, просто в двадцать пятнадцать по квартире прокатился резкий, требовательный звонок, как всегда звонят чужие, и я со всех ног побежала открывать.

Мама, совсем недавно вернувшаяся с работы, в растерянности вышла в коридор:

— Кто бы это мог быть?

Не раздумывая я распахнула дверь и застыла в немом изумлении.

На пороге стоял незнакомый парень в яркой голубой тенниске и с длинным шрамом поперек левой щеки.

— Приветик, — сказал он широко улыбаясь. — Помнишь меня?

— Кто там? — мама тут же нарисовалась за спиной. — Тоня, это к тебе?

Но я и сама не знала. Парень нашелся раньше.

— Добрый вечер, — не переставая улыбаться, вежливо поздоровался он. — Тоня просила подойти сегодня к восьми.

— Да, мам, — я всё ещё пребывала в лёгком недоумении, лицо его казалось смутно знакомым. — Это… Это…

— Алексей, — тут же представился он, вынимая руки из карманов узких, укороченных по щиколотку светло-голубых джинсов.

— Очень приятно, — откликнулась мама и, мгновенно отсканировав его с ног до головы, ушла к себе в комнату.

— Короче, Никитос не смог у него там какие-то траблы. Так что я за него. Что нужно сказать твоей маме? — спешно заговорил парень полушепотом.

— Для начала нужна достоверная версия, откуда я тебя знаю, — я изучающе его оглядела. Лицо смазливое, фигура спортивная, взгляд нахальный.

— Ты что меня не помнишь? — с наигранной обидой он поджал губы. — Я, например, тебя хорошо запомнил. Правда, по волосам в основном. Сейчас все в синий красятся, а у тебя красные. Прям, огонь.

— На загадки времени нет. Мы встречались?

— Не, ну если бы мы встречались, ты бы уж точно меня запомнила, — понизив голос, многозначительно произнес он и сразу рассмеялся: — В больнице тебя видел, когда ты к своему суициднику ходила. Я же Лёха, друг Тифона. Странно, что ты меня не запомнила.

Когда я ездила к Амелину в больницу, я вообще плохо кого запомнила. Только Никиту, потому что как-то раз мы оба приехали туда раньше времени и проторчали в больничном холле не меньше часа.

— Отлично, — это была замечательная абсолютно правдивая версия. — Я просто скажу маме, что ты едешь со мной к Амелину, и ты это подтвердишь. Вот и всё.

— Окей, — запросто согласился Лёха. — А Амелин это кто?

— Тот самый мой друг из больницы.

— А…а…а. Суицидник, так бы сразу и сказала.

— Вообще-то его зовут Костя.

— Мне если честно вообще пофиг, хоть Игнат.

— Какой ещё Игнат?

— Откуда мне знать? Говорю же без разницы.

— Ты готов?

— Обижаешь. Я как пионер — всегда готов, — Лёха расправил плечи, растянул свою белозубую улыбочку ещё шире и прямо-таки засиял весь, будто первоклашка на школьном утреннике.

— Ма…а…а…м, — позвала я. — Подойди. Дело важное.

Мама, успев переодеться в светло-серый домашний костюм, появилась через минуту.

— Я слушаю.

— Мам, мы с Лёшей завтра к Косте в деревню поедем, хорошо?

— Что? — переспросила она, хлопая накрашенными ресницами, будто не расслышала.

— Говорю, что мы с Лёшей завтра в деревню поедем. К Косте.

— Туда и обратно, — зачем-то вставил Лёха. — Давно не виделись. Повидаться охота.

Последнее он, пожалуй, зря добавил, потому что мама сразу же насторожилась и, легонько отстранив меня, распахнула дверь шире.

— Да вы проходите, Алексей. Не стесняйтесь, Тоня никогда не может людей нормально принять.

— Что вы, спасибо, конечно, но я так… На пять минут забежал, — Лёха сделал шаг назад.

— Да, — подхватила я. — Лёше идти нужно.

— Пройдите, пожалуйста, — в голосе мамы послышалась твердая настойчивость. — Буквально на пару слов.

Нехотя переступив порог, Лёха присел и принялся расшнуровывать полукеды, а когда мама направилась в гостиную и жестом позвала нас следовать за ней, бросил на меня недоуменно-вопросительный взгляд. Но объяснить я ему ничего не могла, потому что сама не понимала, что она задумала.

Сдвинув ворох неглаженного белья в сторону, мама усадила нас на большой диван, а сама села в кресло напротив. Сложила руки на коленях и выпрямила спину.

Даже в домашнем костюме она выглядела, как на офисных переговорах.

— Итак, Алексей, как я понимаю, вы знакомый Тони?

— Ага, — Лёха кивнул. — Мы в больнице познакомились, когда этот…

Он метнул в мою сторону спасительный взгляд.

— В общем, в больнице. Я к своему другу приходил, она к своему…

— И теперь вы собираетесь поехать вместе завтра загород? Двести километров от Москвы? Пять часов на электричке. Пять туда и пять обратно?

Определенно мама взяла эти цифры с потолка, но возразить я ничего не успела.

— Ну да, — запросто согласился Лёха. — Почему бы и нет? Тоня сказала, что вы её одну не отпускаете, вот и попросила меня… Её сопроводить. А мне не сложно. Всё равно делать нечего.

— Да? — мама недоверчиво прищурилась. — Это хорошо, а то я уж было подумала, что Тоня привела вас сюда для вида. Лишь бы я её отпустила.

— Нет, что вы! — Лёха очень достоверно вытаращил глаза.

— Рада, что я ошиблась, — мама откинулась на спинку кресла и переместила руки на подлокотники. — Значит вы, Алексей, клянетесь мне доставить Тоню обратно домой в целости и сохранности?

— Я? Э…, — Лёха заерзал. — Ну типа.

— Значит вы клянетесь? — ей ещё не хватало добавить «под присягой».

— Мам, — не выдержала я. — Ну ты чего?

Мамино лицо сделалось непроницаемым.

— А то, что я в первый раз вижу человека, и отпуская тебя с ним, должна быть уверена, что у него исключительно серьёзные намерения.

— Какие ещё намерения? — Лёха аж подскочил на диване.

— Самые благородные.

— Ну это, само собой.

— Вот и хорошо, тогда я конечно не возражаю, чтобы вы поехали навестить Костю и передали ему мои соболезнования.

Мы с Лёхой одновременно выдохнули.

— Только вот ещё, — мама достала из глубокого, напоминающего муфту кармана телефон. — Дайте мне, пожалуйста, ваш номер. Вдруг Тоня свой потеряет или аккумулятор разрядится. У неё постоянно такое.

Лёхина шикарная улыбка, которая всё это время ещё как-то держалась, медленно сползла. Его несомненно нужно было спасать, однако жертвовать поездкой к Амелину ради Лёхиного душевного комфорта я не собиралась.

Немного помявшись, он всё же продиктовал номер. Я бы на его месте назвала какой-нибудь левый, что он похоже и сделал, потому что когда мама стала на него звонить, ничего не произошло.

— Странно, — сказала она очень ровным тоном. — Гудка нет. Давайте-ка лучше вы мне позвоните.

Так что ему ничего не оставалось, как достать свой мобильник и набрать её номер.

— Ну вот, — она удовлетворенно кивнула, — будем считать, что сделка состоялась.

Теперь я понимала, почему по количеству заключенных договоров мама всегда обгоняла папу.

Однако на этом экзекуция не закончилось, в довершении ко всему, она взяла и сфотографировала Лёху на телефон.

— А это ещё зачем? — чуть ли не закричал он.

— На номер ваш поставлю. У меня почти на всех контактах фотографии стоят.