Казалось бы, смотришь на остальных и думаешь: "да я ничем ведь не хуже, а может даже и лучше, чем чёрт не шутит?" Однако собственная неуверенность тут же шептала ядовито на ушко: "да ты же невезучая по жизни. Чего рыпаться, все равно не выйдет. Потом только соплями изольешься, все палочки переведёшь". Эти вечные противоречия порой сводили с ума.

К сожалению, тот факт, что она, обойдя множество других кандидатов, она при этой своей катастрофической "невезучести" смогла самостоятельно поступить в Академию Высших Искусств, одно из элитнейших музыкальных учреждений страны, нисколько обнадёживал. Типа, и на старуху бывает проруха.

Если бы не случай, она бы и в своём "кабаке" никогда не работала. Постеснялась бы выставить свою кандидатуру, когда увидела в холле объявление. В тот день она банально была немного навеселе, а пьяным, как известно, и радуга лёгкая тропинка. Она тогда тупо похихикала, поулыбалась, покривлялась, что-то попела в караоке, а её, бац, и взяли. Кто ж ожидал?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Первые недели Пылаеву, конечно, накрывал дикий мандраж, приходилось пачками принимать успокоительные. Но постепенно она влилась, привыкла, даже вон, начала исполнять своё. Маленькая сцена на двадцать столиков стала её убежищем, личным достижением. А теперь её снова хотят куда зафутболить. И это дико, просто до ужаса и трясучки пугало.

На экране смартфона в диалоговом окне ватцапа загорелось прочитанным сообщение:

«Ты сейчас в зале?»

Ответили почти мгновенно.

«Как всегда»

«Встретимся?»

«Приезжай. Если ещё не забыла адрес»

Сообщение Максу, первое с неприятного инцидента в ресторане, было написано спонтанно, на уровне рефлексов. Всегда, чтобы у неё не случилось — она шла к нему. Просто занять время. Выговориться, поплакаться, попросить совета. Иногда всё же очень хочется, чтобы тебя обняли и успокоили, пообещав, что всё будет хорошо. Когда чего-то боишься, человеку нужна поддержка… Твою мать, а Бондарев ведь прав. Блин, блин, блин.

Маршрутка, в которую Пелька запрыгнула после трамвая вела прямым рейсом до общаги, но, не доехав, она попросила тормознуть на перекрёстке, выскочила наружу и поспешила к пешеходному переходу, на котором догорал зелёный человечек. Зал для занятий спортивными секциями расположился в полуподвальном помещении жилой многоэтажки и являлся личным детищем Майера.

Он открыл его несколько лет назад, когда с треском пролетел со своей мечтой. Приобрёл собственность редкостной свалкой (тут до этого располагался какой-то мебельный склад) с отслаивающейся слоями краской, сыпавшейся на голову штукатуркой и полностью переделал, доведя до ума.

Пылаева и сама приложила руку к этому месту. Стены на входе у рецепшена, например, сделанные под кирпич, её идея. В прошлом году они сами клеили липовые пластины с ребятами, когда старое покрытие затёрли до черноты ногами и спинами. Управились они быстро, а воспоминания остались на всю жизнь. Филипп тогда влетел в ведро с клеем, подскользнулся, грохнулся, снёс собой Давида, а заодно и половину ещё не успевшей прижиться конструкции.

За стеклянными дверями с поднятыми жалюзи кипела деятельность — Максим проводил занятие у группы подростков: девчонки и парни. Страстная натура и это делала страстно — не щадя юные косточки. Пока он что-то кричал тощему пареньку, которого завалил на маты и положил на лопатки соперник, Нелли, коротко кивнув ему, проскочила в дальнюю часть, где находились раздевалки и комната отдыха для сотрудников.

Здесь она всегда чувствовала себя, как дома. В шкафу давно лежала её сменная одежда: жёлтый спортивный топик, штаны, кроссовки и снарядные перчатки. Пока Майер был занят, она и сама решила немного размяться. И так уже на несколько недель задвинула это дело. Соседний зал, где обычно работала группа под руководством Никиты, пустовал. Там она и обосновалась.

Макс отыскал её без труда. Из главного коридора хорошо можно было разглядеть, как та с душой колотит грушу. Следующие несколько минут он молчал фиксировал снаряд, пока женские кисти окончательно не заныли. Несмотря на то, что Пелька преждевременно размялась, после длительного перерыва быстро начало сводить плечи и мышцы ног. И хотелось пить. Так что они всё в том же молчании вернулись обратно в комнату отдыха, где возле рабочего стола тихонько булькал кулер.

— Рассказывай, — благосклонно разрешил Майер, разваливаясь на белом кожаном диване и включая плазму, висевшую напротив. Комната была обустроена всеми удобствами, даже мини-кухней, так что тут вполне было можно жить. Что, собственно, хозяин и делал какое-то время до покупки квартиры.

Нелли бросила перчатки на подлокотник.

— О чём?

— О чём-то. Ты же не так просто захотела встретиться. Что, уже устала от своего бойфренда?

— Не устала, — хмуро отозвалась та, скромно примостившись возле продолговатого узкого окошка, вырастающего со стороны улицы прямо из асфальта. В обычное время она бы давно копалась в холодильнике, где всегда было припрятано что-нибудь вкусное, но сейчас чувствовала робость. Сказывался осадок с прошлого раза.

— Тогда что?

Макс был другой. Вроде такой же, но другой. Более… прохладный, отстранённый. Это очень чувствовалось.

— Да ничего. Захотела и приехала.

Мышцы на лице собеседника немного смягчились.

— Голодная? Там крылышки барбекю остались. Утром брал.

В ответ отрицательно покачали головой.

— Нет… — хоть желание приехать сработало у неё и экспромтом, пока отрабатывались удары в зале, изматывая тело и душу, Нелли поняла, с какой конкретно целью она всё же здесь. На самом деле, это нужно было сделать уже давно, но каждый раз находились мысленные отговорки. Потому что это был тот самый разговор, который она оттягивала последний… год так точно.

— Да говори уже. И оставь в покое цветок. Он сейчас лысый останется, — не выдержал Макс, наблюдая за тем, как у желтеющего от нехватки солнечного света горшочного растения нервно отрывают сухие листьях.

Пылаева послушалась, оборачиваясь к нему. Собрала всю решительность по закоулкам.

— Значит, я тебе нравлюсь, да?

— Что, твоя девочка с серёжкой рассказала? — удивился тот. — Удивлён. Думал, он не станет распространяться.

— Не ёрничай.

— Почему нет? Настал мой день. Теперь имею право говорить всё, что захочу. Наконец-то.

— Да кто тебе раньше-то мешал???

— Ты. И твои хрупкие нервы. Или уже забыла свои прошлые реакции на каждую мою попытку сблизиться?

Пелька смутилась. Конечно, она помнила. Как и помнила, что в последний раз практически в лоб дала ему понять, что не хочет ничего менять в их отношениях. Что не собирается переходить черту. После этого Майер и прекратил поползновения. Никому бы не было приятно, когда его так отшивают.

— Я думала, это в прошлом. Думала, ты…

— Забил и остыл?

— Думала, мы друзья.

— Друзья? — Максим скривился. — Ты даже не представляешь, сколько раз я на этом… — похлопывание по прохладной кожаной обивке. — диване мысленно тр*хал тебя… Друг.

Ну вот. Теперь точно отступать поздно. Назад дороги нет.

— И ты говоришь мне это только сейчас?

— Согласен, зря. Я уже не планировал в принципе.

— Да что ты! — вспылила Нелли. — Вот и молчал бы! Но нет, тебе непременно нужно всё усложнить! А знаешь, почему? Потому что тебе сложно принять то, что у меня кто-то появился! Ты ведь привык, что я вечно под боком. Одна. Никому ненужная. А тут такая претензия на собственничество. Проснулся дух соперничества?

— Вечно под боком? — Майер подскочил на ноги. — Дура, да именно из-за того, что ты вечно была под боком, я и не мог тебя забыть!

Пылаева застыла с открытым ртом.

— Ааа… Так вот оно что… — хмыкнула она. — Что же раньше не сказал? Боялся обидеть? Зря. Я большая девочка, пережила бы. Ну да зато теперь ты свободен, гуляй на все стороны. Желаю удачи.

На полпути к выходу её резко рванули на себя, впечатав спиной в закрытый шкаф, внутри которого что-то со стуком упало. Внутри Пылаевой тоже что-то словно упало, когда Максим навис над ней, выставив вперед руки и отрезая пути бегства. Такой высокий, широкоплечий, массивный. Рядом с ним она хрупкая птичка, которая только и может, что жалобно пищать.

Одна его прихоть, и она не сможет сопротивляться, даже если приложит все силы. Не сможет ничего, абсолютно ничего сделать, надумай он… Впервые Нелли смотрела на него, как на совершенно чужого человека. Опасного человека. Того, кто может причинить ей вред. Она всегда чувствовала себя рядом с ним особенно хрупкой и слабой, но сейчас…

Видимо весь пережитый страх, поднявшийся из глубин памяти, отобразился на её лице, потому что напряжённое мужское тело заметно расслабилось.

— Выдохи, глупая. Ты же знаешь, я никогда не сделаю тебе больно, — обдало её терпким ароматом дезодоранта и остаточного запаха почти выветрившегося табака.

— Отпусти, — тихо попросила Пелька, чувствуя, как несмотря на обещание, её прижимает тяжело вздымающаяся мужская грудь.

Разочарование. Нескрываемое разочарование было в обращённом на неё взгляде.

— Почему?

— Я хочу уйти.

— Я не хочу, — его ладонь очертила в воздухе изгиб её тела, зависнув в воздухе, совсем рядом, но так и не коснувшись кожи.

— Макс, не надо. Тогда ты окончательно всё испортишь…

— Испортила всё твоя певичка, когда появилась на горизонте.

— Ты обещал.

— Обещал, — он и сам порой себя ненавидел за эту черту. Сколько раз уже та подкладывала ему свинью? Нет, иногда нужно и стоит нарушать слово. Майер только убеждался в этот снова и снова. — Но я обещал не делать тебе больно. Прости… Хотя бы раз… — расстояние между их лицами сократилось, и губы Нелли почувствовали поцелуй.

Глава 11. Одной левой


Нелли негромко наигрывала на своей старенькой гитаре. Подарок Матвея покоился в футляре в дальнем углу, подаренный в комплект усилитель под кроватью. Сейчас хотелось спокойного бренчания и привычной поистершейся шероховатости под ладонью. Чего-то родного и надёжного.

Настроение хуже не бывает, музыка под стать. Возникало неумолимое желание напиться, вот только завтра с утра занятия, после — репетиции мюзикла. С чугунной головой ходить не улыбалось. Хотелось покурить, но она не курила. Поплакать и не плакалось. Всё вкривь и вкось. Вечно у неё так.

В дверь мягко постучали. Пылаева знала, кого ждать. У Бондарева был свой специфический перестук, типа азбуки Морзе. Ни с кем не спутаешь.

Так и есть.

— Ну что, психи сошли? — поинтересовался он, застывая на пороге с тёплой улыбкой.

Облокотившись головой на косяк в ответ согласно кивнули.

— Тогда чего трубки не берём?

Неоднозначное пожатие плечами как бы говорило: сама не знаю.

Номером её телефона Матвей обзавёлся недавно, логично заметив, что раз они уже почти месяц продавливают казённые матрасы, он имеет полное право знать, как, в случае необходимости, связаться со своей девушкой.

Вот только сегодня сделать ему этого один фиг не удалось. Пелька не могла набраться духу и принять вызов. Не после того, что случилось. Ощущение, словно она извалялась в грязи преследовало её весь день и преследует до сих пор. И, наверное, долго ещё будет висеть камнем на шее, увлекая на дно.

— Войти можно или мне сегодня спать в общей гостиной? — перед ней покачали подарочным пакетиком, на котором серый мишка обнимал почему-то красную собаку. — Я и подношение языческим богам принёс. Сладости. Считай это моим белым флагом.

Лёгкая улыбка осветила лицо Нелли, преображая его до неузнаваемости. Ей шло смеяться. Шло улыбаться. Шло корчить смешные рожицы. Шло всё, кроме той грусти, с которой она его только что встретила.

Подношение сработало. Разувшись и стянув с себя пальто, Бондарев устало рухнул на сдвинутые койки. Ноги ныли от длительной ходьбы, а в ушах для сих пор гудело. Помимо радиоэфира у них сегодня, как обычно, каждая минута была расписана "от" и "до". Вернуться в Академию получилось лишь к темноте.

Он так и лежал, просто наслаждаясь покоем, пока Пылаева, присев рядом, вытряхивала из пакетика киндеры, шоколадки, Чупа-чупсы, Рафаэлло и плоскую коробочку размером с футляр для СД-диска. Её глаза изумлено расширились.

Внутри, на мягкой фиолетовой подложке лежал чёрный чокер с золотой застёжкой и украшенный свисающими капельками. То, что это были бриллианты, пусть и не громадные, говорила бирка фирменного ювелирного магазина.

— С ума сошёл? Зачем? — она с дрогнувшим сердцем коснулась бархатной ленточки. Такой приятной на ощупь.