Няня стояла с другой стороны Маши. Слезы, которые она даже не пыталась вытереть, текли по ее лицу вдоль морщин. Тело ее сгорбилось, она через силу двигалась.

Матрос выдул последнюю жалобную ноту, наступила тишина. Ксения не сводила глаз с завернутого в простыню тела матери. Тысяча счастливых воспоминаний вдруг пронеслась в ее голове: материнские объятия, улыбка, хрустальный смех, беспредельная мягкость, грация, ее способность все понимать и прощать, уверенность во вселенской любви. У нее всегда можно было найти защиту, что бы ни случилось. Теперь все это исчезло. Сразу. Ее мать умерла, и вместе с ней ушла в небытие часть самой Ксении.

Пронзительно крикнула чайка над головами собравшихся. Девушка задержала дыхание. Быстрым движением два матроса наклонили доску, и тело покойной графини Осолиной заскользило навстречу морю. Когда оно подняло над водой сноп брызг, няня вскрикнула так горестно, что все вздрогнули. Захлебываясь от рыданий, Маша зарылась лицом в манто старшей сестры. Ксения, прижав сильнее Кирилла, свободной рукой обхватила девочку. Ее подбородок был так сведен судорогой, что она даже не могла разжать губы.

Накануне, когда умирала мать, а няня читала молитвы, она выпарывала драгоценности, спрятанные в одежде умирающей. Ее руки тряслись так сильно, что она несколько раз порезалась ножницами. Ногти были изломаны, пальцы — в ссадинах. Плечо украшал синяк — результат неудачного прохода в узкие двери каюты. У изголовья умирающей матери было стыдно думать о том, чего она лишена. Но уже следовало позаботиться о завтрашнем дне, о сбережении драгоценностей, которые помогут им выжить.

Она не плакала. Может быть, заплачет позже. Через несколько месяцев или лет. А возможно, не заплачет никогда. Эмоции занимают слишком много времени, а ей не по силам подобная роскошь. Надо подумать о суровой реальности, в том числе и о сохранности драгоценностей, которые некогда так подчеркивали красоту Нины Петровны на балах в императорском дворце. Необходимо позаботиться и о Кирилле, который обнимал ее за шею, и о Маше, теперь прижимавшейся к ней со всей силой своей печали, словно она хотела раствориться в старшей сестре.

Судно стало набирать ход. Белый саван какое-то время был еще виден на морской пенной поверхности, потом исчез в волнах. С сухими глазами Ксения Федоровна отвернулась. Вдали виднелись острые обветренные холмы острова Лемнос.


Часть вторая