София почувствовала укол совести. Она знала, что всегда была для Соледад любимицей, что служанка относилась к ней как к родной дочери, а София почти не вспоминала о ней.

— О Соледад, я никогда не забывала тебя. Но возвратиться не могла. Я решила начать с чистого листа, и теперь моя жизнь связана с Англией.

— Сеньор Пако и сеньора Анна так и не смогли оправиться после вашего отъезда. Не спрашивайте, в чем это выражалось. Я не люблю влезать в чужие дела, но они не сумели преодолеть это. Вы уехали, и все разительно изменилось. Они стали жить каждый своей жизнью. Изменилось все: обстановка, разговоры, настроение, — и эти перемены мне были не по душе. Я так мечтала о вашем возвращении, но вы не написали ни строчки. Ничего!

— Мне очень жаль, Соледад, это было так бесчувственно с моей стороны. Но я буду с тобой откровенна, потому что ты знаешь все мои секреты... Хотя я очень скучала по Санта-Каталине, я не могла написать. Знаю, что должна была, но мне легче было начать новую жизнь, забыв старую.

— Но как можно забыть о своих корнях, София? Как можно было так поступить? — покачав своей седой головой, сказала она.

— Поверь мне, когда ты оказываешься на другом конце земли, то начинаешь думать о родине все меньше. Аргентина была так далеко, поэтому я просто заставляла себя жить дальше. Я приехала слишком поздно.

— Вы такая же упрямая, как ваш дедушка.

— Но я здесь, — возразила София, словно это могло утешить Соледад.

— Но вы здесь не задержитесь. Здесь для вас ничего не осталось. Сеньор Сантьяго женат, а я вас хорошо знаю.

— Я тоже замужем, Соледад. У меня есть семья, которая ждет моего возвращения, у меня есть муж, которого я обожаю.

— Ваше сердце принадлежит Санта-Каталине. Я знаю вас. Разве вы забыли, что я вырастила вас?

— А Клаудия — какая? — вдруг спросила София.

— Мне не хотелось бы плохо отзываться о людях, тем более, если они носят фамилию Соланас, ведь вы знаете, что я душой и телом преданна вашей семье. Нет другого такого человека, который бы был так предан своим господам, иначе я покинула бы вас много лет назад. Но я говорю с вами, поэтому не стану скрывать того, что думаю. Она не Соланас. Думаю, что он ее не любит. В мире есть всего одна женщина, которой он отдал свое сердце. Я не стану хитрить или выпытывать детали. После того как вы уехали, сеньор Сантьяго бродил по ранчо, словно призрак. Местная колдунья сказала, что его аура затуманилась. Она заверила, что может помочь ему, но он никогда не верил в магию. После того ужасного случая с сеньором Фернандо Санти начал приглашать сеньориту Клаудию в Санта-Каталину. На его лице снова появилась улыбка. А затем они поженились. Думаю, что, если бы она ему не встретилась, он бы поставил на себе крест. Но, по-моему, он так и не полюбил ее. Я все замечаю. Конечно, это не мое дело. Он ее уважает, она мать его детей. Но она не единомышленница, не родственная душа и не вторая его половинка. Колдунья сказала, что человеку суждено встретить свою вторую половинку только один раз.

София слушала ее рассуждения. Чем больше она вслушивалась в слова старой служанки, тем сильнее становилось ее желание освободить его от страданий. Ее удивило то, что Соледад так много знает. Наверное, она слушает сплетни других горничных и гаучо, но в данном случае речь шла не о досужих вымыслах, а об истинной правде.

Рафаэль с женой, Анна с Пако и София ужинали на террасе. София была рада составить им компанию. Жасмин была приятной, чувственной женщиной, которая, выносив стольких детей, сохранила хорошую форму. Клаудии явно не хватало того, чем Жасмин обладала в избытке, — теплоты и чувства юмора. Жена Рафы принесла их двухмесячную дочь и кормила ее грудью, присев за самый дальний угол стола. София видела, что Анна смотрит на невестку неодобрительно, но пытается скрыть свое недовольство. Жасмин прекрасно знала свою свекровь, поэтому распознавала скрытые знаки, но, обладая природным умом, игнорировала их.

— Рафа больше не желает иметь детей. Говорит, что пятерых вполне достаточно. У меня двенадцать братьев и сестер, только представьте!

Она широко улыбнулась, и ее зеленые глаза блеснули озорным огоньком.

— Но, дорогая моя, тринадцать детей в наше время — это перебор, ведь мне надо будет всем им дать образование, — с любовью глядя на жену, произнес Рафаэль.

— Я не вижу причин останавливаться, — засмеялась она, приглядываясь к тому, как малышка сосет грудь. — Когда я вижу новорожденных, мое сердце тает. Становясь старше, они уже не нуждаются так в тебе.

— Я не согласен, — ответил Пако, накрывая рукой ладонь Софии. — Если в доме царит любовь, дети всегда вернутся на свет домашнего очага.

— София, у тебя есть дети?

— Да, две дочери, — ответила она, ощущая волнение от прикосновения отцовской руки.

— Как жаль, что ты не привезла их с собой. Клара и Елена были бы счастливы познакомиться с ними. Они ведь примерно такого же возраста, что и мои девочки? Я бы очень обрадовалась, если бы у них появилась возможность попрактиковаться в английском.

— Они могут попрактиковаться со мной, Жасмин, — вмешалась Анна.

— Но ты же знаешь детей. Ты не можешь заставить их делать то, чего они не хотят.

— Вероятно, надо немного их дисциплинировать. Дети не знают, что для них лучше.

— О нет. Я бы не стала их так расстраивать. После школы они приедут домой, а дома они любят играть.

София увидела, что в этом конфликте матери ни за что не выйти победительницей, и это привело ее в восторг. Под покладистостью Жасмин скрывался жесткий и настойчивый характер.

Соледад пользовалась любым предлогом, чтобы выйти на террасу: то чтобы подать еду, то чтобы сменить блюда, то чтобы вынести сладкий мусс или кувшин с водой. Она дважды выглядывала в дверь, сделав вид, будто услышала колокольчик сеньоры Анны. Каждый раз она улыбалась, и, в конце концов, София начала смеяться, прикрыв рот салфеткой. Соледад было очень любопытно посмотреть, как пройдет первый после такой долгой разлуки ужин в кругу семьи. Она должна была «вооружиться информацией», чтобы потом пересказать все другим горничным на ранчо.

В одиннадцать часов Жасмин поднялась из-за стола с малюткой на руках и пошла по аллее, исчезая вдали, подобно сошедшему с небес ангелу. Пако и Рафаэль продолжали разговаривать. Вокруг ламп роились мошки. Анна отправилась спать, сказав, что уже не в том возрасте, чтобы полуночничать. София была втайне рада тому, что она ушла, так как ей не о чем было говорить с Анной. Она до сих пор испытывала на мать сильную обиду, поэтому старалась держать ее на расстоянии. Как только Анна скрылась из виду, София ощутила необыкновенный душевный подъем. Она присела к брату и отцу, и они начали шутить, как в старые добрые времена. София была счастлива. В половину двенадцатого она ушла в свою комнату.

На следующий день София проснулась очень рано из-за разницы во времени. Она не видела снов, и даже мысли о Санти не смогли нарушить ее ночного покоя. Она испытала облегчение. Ее одолевало легкое головокружение, но не вследствие перелета, а из-за эмоциональной опустошенности. Однако как только она проснулась, то уже не смогла уснуть снова. Она прошла в кухню, в окно которой проникал рассвет, освещая стол и кафельный пол. Она вспомнила, как в былые времена хватала что-нибудь в забитом едой холодильнике и выскакивала на улицу, чтобы найти Жозе, который учил ее играть в поло. Рафаэль сообщил ей, что Жозе умер десять лет назад. А она даже не смогла проводить его в последний путь... Без Жозе Санта-Каталина выглядела, как безобразная улыбка.

Взяв из холодильника яблоко, София начала заглядывать в кастрюли. О, никто не мог сравниться с Соледад в искусстве делать сладкие муссы, которые она готовила из молока и сахара, подогревая на медленном огне. София тщетно пыталась повторить этот рецепт, готовя десерт своим детям, но у нее никогда не получалось. Она положила столовую ложку мусса на яблоко и отправилась через гостиную на террасу. В это время, когда лучи солнца еще не залили землю своим жаром, терраса была пустынна. София откусила лакомство. Взглянув в сторону раскинувшейся перед ней бескрайней пампы, она вдруг ощутила желание взять пони и помчаться галопом. Она решительно направилась к старым конюшням, где Жозе раньше ухаживал за лошадьми.

Ее встретил Пабло — он вытер руки и улыбнулся, обнажив искривленные черные зубы. София покачала головой и выразила запоздалые соболезнования по поводу смерти его отца. Он мрачно кивнул в ответ и застенчиво поблагодарил ее.

— Мой отец очень любил вас, сеньора София.

Она заметила, что обращаясь к ней, он назвал ее «сеньорой», а не «сеньоритой», как раньше. Время развело их в разные стороны, и она уже не могла вспомнить, что перед ней тот самый парень, с которым она играла много лет назад в поло.

— Я тоже очень любила его, и поместье без него опустело.

Она огляделась, заметив, что в окошках мелькают незнакомые загорелые лица.

— Вам хочется покататься, сеньора София? — спросил Пабло.

— Я не стану играть, просто прогуляюсь. Хочется снова ощутить ветер в лицо, ведь я так давно не была на родине.

— Хавьер! — закричал он.

Из домика показался молодой человек, и монеты на его ремне блестели особенно ярко в лучах утреннего солнца. Пабло отдал Хавьеру приказ оседлать для сеньоры Софии лошадку, но, когда Хавьер направился к темной кобыле, остановил его.

— Нет, возьми Пуру! Для сеньоры Софии мы должны выбрать самую хорошую, а Пура не сравнится ни с кем! — широко улыбнулся он.

Хавьер подвел к Софии светло-каштановую лошадку. София погладила ее бархатистый нос. Как только Хавьер был готов, она села в седло, поблагодарив его, и помчалась к полю. О, она снова могла дышать. Так хорошо. Напряжение, которое все время держало ее, исчезало, и ее тело расслаблялось в такт движению пони. Она взглянула на дом Чикиты и представила себе, как Санти спит сейчас со своей женой. Она тогда не знала этого, но позже он рассказал ей, что видел ее, скачущую по полю. Он стоял у окна и не сводил глаз с ее фигуры. Ему было невыносимо думать, что впереди день без Софии. С ее приездом все изменилось.

София не видела Санти целый день. Когда она прибыла к ним в дом навестить Марию, он уже отправился с детьми в город, а вернулся, когда она уже ушла. София вслушивалась в гул мотора каждой подъезжающей машины. Ей хотелось прикинуться равнодушной, но себя-то она не могла обмануть; Она знала, что скоро вернется в Англию, и ей до смерти хотелось поговорить с ним, до того как печаль очередной разлуки снова затопит сердце. Ей хотелось поговорить с ним о прошлом — том прошлом, которое связывало их неразрывно. Ей хотелось похоронить призраков навсегда.


Глава 40

Чикита попросила Софию остаться на ужин. Хотя Мария не смогла бы присоединиться к ним, она желала, чтобы София была поближе к ней. Чикита сказала:

— Ты скоро уедешь, и хотя бы сейчас побудем вместе. Кто знает, когда нам доведется увидеться вновь?

Поскольку накануне София ужинала со своими родителями, она решила, что они не будут возражать, если она останется в доме тети.

Ужинали на террасе, под стрекотание сверчков и лай собак. Эдуард выглядел очень уставшим в мерцающих бликах свечей. Он говорил очень мало, а его глаза были скрыты толстыми стеклами круглых очков. Он осунулся, и его печаль была видна всем. Санти и София предавались воспоминаниям, а Чикита и Мигель охотно слушали их. Клаудия пыталась изобразить на лице вежливую улыбку, но было очевидно, что тема обсуждения далека от нее. Она изредка промокала рот белой салфеткой, лениво накалывая на вилку макароны.

София почти не пользовалась салфеткой, хотя Анна всячески побуждала ее «быть, как леди». Дедушка О'Двайер всегда становился на сторону внучки.

— Анна Мелоди, скажи, какой прок от салфетки, которая всегда падает на пол. Рукав — другое дело. Надежно и чисто.

София взглянула вниз. Дедушка был прав. Ее салфетка упала на пол. Она нагнулась за ней, но Панчито с озорным выражением лица подхватил ее ногой. Чикита и Мигель очень гордились своим сыном. Он был высоким и обаятельным, в точности как Санти. Панчито походил на него даже улыбкой. Жизнь старших братьев очень повлияла на него. Он вырос покладистым и спокойным ребенком. Когда его мама буквально превратилась в тень после скандального романа Санти с кузиной, Панчито всеми силами пытался утешить ее.

Отъезд старшего брата в Уругвай стал для родителей еще одним ударом, но и здесь Панчито не подвел. Он был очень близок с матерью. Чикита волновалась о нем, баловала его, зная, что может доверять сыну. В детях был смысл ее жизни.

Панчито прекрасно играл в поло, и, хотя никто не одобрял того, чтобы он стал профессиональным игроком, родители не стали препятствовать сыну, так как его талант был очевиден. Мать Панчито полностью посвятила свою жизнь сыну, и сразу становилось ясно, что ей меньше всего хочется, чтобы ее «малыш» вырос. Все уже называли его Панчо, и только для Чикиты он по-прежнему оставался Панчито. Он был для нее мальчиком, который прятался за ее юбкой. Она очень боялась посмотреть правде в глаза, так как это сулило ей лишь ощущение пустоты. Панчито давным-давно улетел из гнезда.