Любовь Барановская - Твоя судьба

Когда я в плохом настроении, справляться с раздражением становится сложно. В эти моменты метро ― не аквариум, а камера пыток.

Куда едут все эти люди? Что им дома не сидится?

Ну вот, наступили на ботинок сзади, придется выползать из толпы и обуваться.

Зачем трясти пассажиров за плечо, и так ведь понятно, что я стою у дверей и собираюсь выходить?

Зачем стоять у дверей, если ты не собирался выходить?

Почему в любой очереди на эскалатор в метро находится человек, который фотографирует толпу?

Вот со мной едет компания «за тридцать», смеясь и жестикулируя, разговаривая так громко, что заглушает музыку в наушниках.

Потом ― ребенок, который без остановки ерзает по сиденью и роняет на меня свой бестолковый ярко-зеленый рюкзак.

Потом ― мужчина невероятных размеров, дышащий мне в макушку и с интересом изучающий мою книгу.

Наконец я оказываюсь прижата к паре лесбиянок. Таких классических лесбиянок: одна хрупкая, похожая на престарелую поэтессу, другая плотная, со стрижкой почти под ноль, по-хозяйски оглаживающая подругу по плечу, волосам и поправляющая пуговки на её кофточке. И такой интимной и неприличной мне кажется эта сцена, что я проталкиваюсь сквозь толпу, стою у дверей, не планируя выходить, наступаю на ноги пассажирам, скидывая с них туфли, пихая всех рюкзаком и тряся за плечо, когда объявляют мою станцию.

Осталось всего лишь вытерпеть пинок самокатом, несколько овец, застывших посреди пути, да стоящих вплотную ко мне на эскалаторе пассажиров, и я смогла вывалиться с толпой в сияющий снегом и украшениями центр и оглядеться в поисках кофейни, где можно погрустить.

Прекратить грызть себя не удавалось. Почему я решила, что талантлива, что могу участвовать в конкурсах, сниматься в клипах, собирать цветы и аплодисменты? Может, моя судьба ― работать день за днем, ужинать и ложиться спать, чтобы наутро всё повторилось? Я ведь стремилась к такой жизни, к покою, ждала стабильности.

Теперь покой выглядел для меня заключением, а жизнь ― серой и безрадостной. Поверив, что пение ― моё призвание, я не могла забыть и смириться. Творить же без публики ― совершенно бессмысленно. Как графоманить ― скорее жалко, чем поэтично. Да и можно ли это считать творчеством? Я не пишу песни сама, а лишь транслирую чужие, и то ― плохо.

Я боялась возвращаться на занятия вокалом после выходных. В моей жизни не всё так просто и радужно, как у красотки Кати, мне не предложат спектакль. Я лишь буду бесконечно стараться перед преподавателем, ожидая снисходительной похвалы. Светит ли мне отчетный концерт? Туда ведь берут лишь лучших.

Если бы у меня было много денег, чтобы записывать кавер-версии, покупая права (это ведь так должно работать?), и ещё ― на рекламу на всех ресурсах, тогда я смогла бы рассчитывать на десяток слушателей и, может, даже одного поклонника, непременно сумасшедшего, который обольет меня кислотой, поскольку я не буду принадлежать лишь ему…

– Прекрати ты себя накручивать, ― советовала мама. ― Уверена, ты всё сможешь, если не забросишь. Вот ― обещаю, мы с папой приедем на твой первый концерт.

– С папой? ― папа не выезжал из города уже много лет, предпочитая домашний уют. ― Ну ради этого точно стоит попробовать!

Выход на работу не слишком наладил настроение. Зоя хотела разузнать всё о первых занятиях, и я с трудом переводила разговор на её отношения с Германом, а она в свою очередь ― на рабочие вопросы.

Концерт в конце января пугал, и я понимала ― не вернувшись на занятия, не справлюсь.

Первая неделя на работе пролетела незаметно. В пятницу, собираясь гасить свет после заполнения каталога допоздна, я вздрогнула, заметив Анну Львовну в углу читального зала.

– Простите, не увидела вас сразу. Помешала?

– Нет, что ты. Люблю читать здесь вечерами в тишине. Чаю?

– Спасибо.

Она подвинула ко мне термос и упаковку одноразовых стаканчиков.

– Мне нужно бы к кошкам, но их характеры год от года всё хуже… Как и мой, впрочем. Потому иногда приятно отдохнуть от этих хулиганок.

– Это они вас? ― обратила я внимание на шрам на её руке.

Анна Львовна смутилась.

– Нет, это… молодость и глупость.

Сейчас, приглядевшись, я дала бы ей не больше сорока пяти, но внешность её уже подводила. Поджатые губы, морщинки на лбу, грустные и уставшие глаза.

– А ты что же не со своим молодым человеком?

Теперь смущена была я.

– У меня… сложный период в жизни, и я стараюсь не слишком его пугать. Одной сейчас быть проще.

– Не знаю, о какой ситуации идет речь, но скажу вот что. Я не помню ни одной из своих проблем в двадцать, а вот людей, которых потеряла ― помню. Отдаляясь и не позволяя ему пережить эту ситуацию с тобой, ты строишь стену, которая с годами будет лишь толще. Если, конечно, это не он тебя отталкивает…

– Нет, он всегда очень внимателен, даже слишком, к моим мыслям и чувствам.

– Так расскажи ему о своих переживаниях. Вместе всё легче пережить, не думаешь?

– Да, думала, пока была одна. Потом выяснила, что слишком привыкла к своему одиночеству.

– Во всем важна мера. Терять себя в отношениях ― дело не хорошее, но забывать о близких так же опасно. Обещаешь с ним поговорить?

– Спасибо за совет, я постараюсь. А вы… У вас есть хоть кто-то кроме кошек?

Она грустно улыбнулась.

– Я влюбилась очень поздно. До того времени уже успела вступить в серьезные отношения и отказать всем прочим ухажерам. Влюбившись, я держала чувства в себе до последнего, пока однажды утром не разорвала помолвку. Возлюбленному я нужна не была, а друзья и семья понять и принять моего поступка не смогли. Я привыкла быть одна, избегая бессмысленных однообразных вопросов, и не заметила, как перестала получать поздравления с праздниками. С матерью я помирилась перед её смертью, а друзей ловить было тогда поздно ― у всех семьи, многие живут в других городах. Анастасия Витальевна ― самый близкий человек для меня, хоть мы и общаемся исключительно в рамках работы. Она доверяет мне, знает, что на меня всегда можно положиться, и ценит это. Сейчас я думаю, что, попросив совета и разделив сомнения с близкими, я смогла бы укрепить отношения с ними. Многие из подруг нашли любовь уже после тридцати, некоторые в разводе, могла бы и я встретить кого-то, если не сидела бы дома… Прости, я утомила тебя? Давно никто ничего у меня не спрашивал.

– Что вы, совершенно не утомили! Мне так жаль!

– Право, не стоит. Я сама создала свою жизнь, о чем теперь жалеть. В последнее время я пыталась следить за модой, но усилия были тщетны, и я вернулась к привычному образу.

И правда, ярких свитеров я давно на Анне Львовне не видела, только вот мышиная окраска шла ей не больше.

– Думаю, вам было бы пошло платье цвета горячего шоколада или вишневое. Обещайте и вы мне, что поищете что-то элегантное к корпоративу.

– Попытка не пытка, после того молодежного образа я едва ли кого-то удивлю. Попробую.

– Может, не поздно всё исправить? Что бы вы хотели сделать сейчас?

– Уехать из Москвы. Открыла бы ресторанчик где-то, где тепло, и целыми днями разливала бы чай со льдом и вино, беседовала с посетителями и собирала их истории. После и сборник рассказов могла бы написать. А уже на конференции писателей встретила бы ЕГО…

– Звучит прекрасно. Когда планируете исполнить?

– Скорее всего, никогда, но это не важно. Спасибо тебе за компанию и за то, что выслушала, душенька. Пора и тебе решать свои проблемы, а не жалеть себя.

Когда Валера открыл дверь, я обняла его и расплакалась.

– И как тебе пришло в голову, что ты бездарна, женщина?

– Она ведь не будет со мной работать!

– Она не будет ― будут другие. Соберись. Я с тобой, давай попробуем ещё? Ты только начала занятия, и уже можешь выступить на работе. Не время сдаваться, если продолжишь ― шанс есть. Разве не об этом говорила вдохновившая тебя книга?

– Да, героя обокрали не один раз, и он мог умереть…

– Ну вот. Ты на месяц ближе к пирамидам, что не может не радовать. Могу ещё банальностей докинуть ― не можешь идти к цели, ляг и лежи в направлении цели.

– А ты, значит, женщина пустыни? Будешь ждать меня дома, пока я путешествую?

– Ну, с гастролей ждать буду, так и быть, ― улыбнулся он. Я положила голову ему на плечо и вздохнула.

Надо собраться с силами и продолжать. С тех пор, как была одна, я ненавидела быть сильной. Но, увы, наличие парня само по себе не решит проблемы, справляться всё равно нужно самой. И, если уж быть честной, я не на грани. Я могу ещё очень и очень многое…

На первое занятие после перерыва я шла такая же взволнованная, как на вступительное прослушивание.

– Рада тебя видеть, как здоровье?

– Хорошо, спасибо. Скажите, есть ли… есть ли у меня шанс начать выступать однажды?

– Конечно же, есть. А почему ты вдруг в этом засомневалась?

– Я пробовала выложить видео в интернет и пройти пару прослушиваний, и ничего не вышло, ― призналась я.

Вероника присела рядом.

– Понимаешь, в этом минус творчества. Можно определить только очень плохого исполнителя однозначно. Как отличить гениальное от хорошего, от посредственного? Музыка, литература, живопись, кино ― дело вкуса. Найти аудиторию нелегко, а за истинную популярность и вовсе придется пожертвовать временем, отношениями, деньгами. Жизнь тех, кто на слуху месяцами, годами, посвящена удержанию этого результата. Диеты, гастроли, ежедневные занятия, критика, зависть. Счастьем назвать это сложно. Хочешь ли ты стать звездой?

– Нет, это не мой путь.

– Тогда всё куда проще. Тебе нужно найти аудиторию и место, где будешь выступать. Будет это интернет или концертный зал ― со временем поймешь сама. Впереди много работы над собой, в том числе и психологической. Не всё получится сразу, но за несколько лет ты сможешь найти свою нишу.

– А как же быть до тех пор?

– Предлагаю всё же увеличить количество занятий. И вот ещё ― у нас есть группа, занятия раз в две недели, каждый готовит песню и показывает её остальным. Думаю, это отличная практика для тебя.

– Спасибо, буду рада. И да, больше занятий не помешают.

– Приступаем?

Вечером, листая ленту в соцсетях, я задумалась о своей знакомой художнице. Уже несколько лет я вижу её работы и посты о творчестве. Она не особо популярна, знаю её лишь потому, что учились в одном институте.

Раз в пару месяцев художница бывает на выставках. Цены на её картины говорят если не о популярности, то точно об уверенности в себе.

Человек она депрессивный, но с пути не сворачивает, и призывы «Купите картины, помогите художнику увидеть море», похоже, работают.

Если она нашла свою нишу ― справлюсь и я, просто нервы сдали, такое часто случается. Этот год будет не хуже, а в сто раз лучше прошлого.

«Ты как?» ― написала Зоя.

«Успокоилась, спасибо!)»

Странно, что на самые важные мысли раз за разом меня наталкивают малознакомые люди, и я рада знакомству с ними. Всё ещё только начинается…

Первое групповое занятие состоялось через неделю.

Петь перед кем-то, пусть и перед такими же начинающими певцами, было страшно. Что если все они поют лучше? Или, что ещё ужаснее, поют хуже ― и выступают?

Вылив на блузку кофе перед выходом, попытавшись погладить другую, плюнув, вытянув из шкафа платье в горошек, осмотрев и кинув его в корзину для белья, я вылетела из дома на полчаса позже, в джинсах и обычном свитере.

Поезда, как обычно, медлили, толпа двигалась во всех направлениях одновременно, я всё время врезалась в кого-то и в кабинет влетела через пять минут после начала занятия.

Встав позади полукруга распевающихся коллег, я поняла, что времени бояться в спешке не было, и я вполне готова к выступлению. Оглядевшись, я заметила смутно знакомый блондинистый затылок, но меня тут же отвлекла Вероника:

– Поприветствуйте Лору, она сегодня с нами впервые!

– Мы уже познакомились на концерте, ― помахала мне Катя.

Я ответила ей улыбкой.

– Начинаем! ― подойдя ко мне, Вероника шепотом уточнила: ― Лучше в конце или в начале?

– Давайте в начале, чтобы долго не мучиться.

Я присела у стены рядом с Катей. А вот и обладатель знакомого затылка вышел на сцену.

С Матвеем мы познакомились в студенческом летнем лагере. Ночи у моря, поиски енотов по кустам, рассветы, закаты, командные игры на пересеченной местности, посиделки с гитарами ― такое остается в глубинах памяти и отдает теплом всю жизнь.

Я была в него влюблена, а он позвал нас с подругой ночевать в беседке, чтобы усыпить бдительность девушки и затащить её к себе в кровать, когда я уснула. Ночь холодной не была, но я посчитала это предательством и не разговаривала с Матвеем до конца смены. Сейчас же он мило мне улыбнулся.