Он обнял ее, едва закрыв дверь. Рот его был теплым и нежным, в его прикосновении не было пока и намека на сжигавшую его страсть, на надвигавшийся шквал его любви.

— Ты самое прекрасное животное из всех когда-либо виденных мною, — хрипло выдохнул он, и Джемма улыбнулась. Никто из мужчин до сих пор не сравнивал ее с животным, и на нее накатила волна восторга.

Он провел ее в свою роскошную спальню, где пол устилали пушистые ковры, а окна закрывали пышные складки голубых шелковых штор, и такого же цвета шелковое покрывало с изысканной вышивкой было наброшено на кровать — огромную, мягкую, манящую. Истинная спальня любовников.

Фелипе раздел ее, освободив от черного кружева, — акт почти ритуальный, когда слышались лишь его нежные, тихие слова восхищения ее бархатной кожей, совершенной формой упругой груди.

— Я буду любить тебя каждый день, — вырвался у него гортанный шепот. — Будем ли мы вместе или в разлуке, в мыслях ли, наяву ли, но я каждый день буду овладевать тобою.

Ни один мужчина не мог с ним сравниться! Его гедонизм и вдохновенное отношение к сексу делали его совершенно уникальным.

С благоговейным трепетом она следила, как он сбросил вечерний костюм и рубашку, обнажив безукоризненное, как у роденовских скульптур, тело. Гладкая бронзовая кожа, поросль курчавых волос на груди, сужающаяся к животу и темной полоской сбегающая вниз. Желание дотронуться до него казалось ей невыносимо жгучим, но ожидание входило в любовный ритуал. Ожидание и продление прелюдии.

Наконец он протянул к ней руки, и она взяла их, а он медленно привлек ее к себе, окружив своим властным теплом, заманив в пьянящие выси доселе неведомого ей царства.

Он отнес Джемму к своему ложу наслаждений и уложил на спину. Рот его исследовал ее тело сначала легко и нежно, но потом его страсть бешеным потоком ввергла их в бездну эротической чувственности.

Груди ее ныли от желания, а сердце стучало молотом от глубины этого желания. Тело перестало ей подчиняться. Оно загадочным образом воспарило в небеса и там вспыхнуло языками страсти, когда он в первый раз вошел в нее, повторяя ее имя бессчетное число раз, пока оно не вырвалось из его горла первобытным кличем любви.

Той ночью они не могли насытиться друг другом. Они занимались любовью до первых лучей рассвета, а потом снова и снова любили друг друга. Засыпая, они бормотали слова любви и просыпались в объятиях друг друга, удивляясь тому чуду, что происходило между ними; Позже, приняв душ и выпив крепчайшего турецкого кофе, тихонько болтали и снова занимались любовью внизу, в Гостиной, на мягком кожаном диване.

Часы сливались в дни, и Джемма забыла о работе и обо всем, что было в ее жизни до Фелипе. Оставив окружающий мир, они спрятались в коконе своего неземного благоуханного любовного гнездышка. А потом появилась Бьянка. Богатая, разгневанная, великолепная Бьянка.

— Ты должен был встретить меня в аэропорту, Фелипе! — закричала она с порога, когда однажды утром Фелипе открыл на звонок дверь. — Заплати таксисту! — приказала она, врываясь в дом.

Джемма стояла на самом верху изящной винтовой лестницы, наблюдая за разыгравшейся сценой и не смея спуститься. Сердце ее неистово колотилось. Оно не смирило свой сумасшедший ритм, даже когда Фелипе силой стащил ее вниз, чтобы познакомить со своей кузиной, только что прилетевшей из Нью-Йорка.

Сестра. Этот факт почему-то ни капельки не помог. Бьянка была экзотически прекрасна, как и Фелипе, и, несмотря на родственные узы, ее взгляд на Фелипе дышал такой откровенной злостью, которая не могла объясниться ее вынужденной поездкой на такси.

Фелипе не обратил никакого внимания на враждебность кузины, проявленную по отношению к Джемме, — мужчины частенько пропускают то, что очевидно любой женщине. Но Джемма ловила каждый взгляд, каждое слово, брошенное девушкой, и оценивала их. Бьянка была моложе Джеммы, но излучала ту зрелую уверенность, которая свойственна всем красивым, богатым и избалованным женщинам.

— Так вот в чем причина твоего отсутствия в аэропорту, не так ли? — Она бросила на Джемму ледяной взгляд. — Можно было догадаться. А я, значит, торчи там, обливайся потом в ожидании…

— Я забыл, — улыбаясь, прервал Фелипе.

— Черт бы тебя побрал! Я хочу спать. Вымоталась. Не буди меня. — С этими словами она взлетела по лестнице и с треском захлопнула за собой дверь в комнату для гостей.

— Пожалуй, мне лучше уйти, — неловко буркнула Джемма.

— Черта с два! — скрипнул зубами Фелипе и заключил ее в объятия.

— Не нужно, Фелипе, только не с…

— Не с Бьянкой? Откуда такая пуританская стыдливость?

— Ниоткуда!

— Тогда забудь о Бьянке…

— Так же, как ты забыл встретить ее?

— Это имеет значение? — Он усмехнулся. — С тех пор как я встретил тебя, я вообще забыл обо всем, что было до этого мгновения.

Его поцелуй унес все ее сомнения, и она осталась.

В их мирке вдруг оказался третий. Тем вечером Фелипе пригласил их обеих на ужин, был обаятелен, мил и, потихоньку сжимая под столом ладонь Джеммы, все время вежливо делил свое внимание между двумя дамами.

Джемма не вернулась в его дом, она дипломатично настояла на том, что хочет поехать на такси в свою квартиру-студию на Майда Вейл.

— Утром первым делом позвоню тебе, — сказал Фелипе, не пытаясь ее отговорить, и нежно поцеловал. Почему-то этот поцелуй показался ей прощальным.

Однако на следующее утро он позвонил, как и обещал. И прислал цветы. А чуть позже и сам приехал в студию, сказав, что скучал без нее все это время, и Джемма постаралась выбросить из головы мысли о Бьянке.

Она показала ему свою последнюю работу — портрет какого-то фабриканта для рабочего кабинета.

— Этот господин выглядит напыщенным и скучным, — заметил Фелипе без всякой задней мысли.

— Он таков и есть, — отрезала Джемма, и Фелипе схватил ее в объятия, чтобы поцелуями погасить ее недовольство.

— Обиделась? — смеялся он.

— Ни капельки. Я пишу то, что вижу.

— Напиши мой портрет.

— Никогда! — Она ухмыльнулась. — Не пишу портретов животных!

Он шутливо зарычал, уткнувшись ей в шею, потом они оба расхохотались, и все вдруг встало на свои места. Затем она приготовила ужин, и он остался на ночь и любил ее до самого рассвета, как будто никакая Бьянка не стояла между ними последние два дня. Джемма о ней не упоминала: это разрушило бы что-то особенное между ними. На всем огромном белом свете существовали только она и Фелипе…

Больше она его не видела. После обеда он уехал, пообещав позвонить ей позже, но так и не позвонил. На следующий день Джемма приезжала к его лондонской обители. Она сидела в машине, глядя на дом, и понимала, что он пуст. Фелипе уехал, вместе с Бьянкой.

Через неделю он позвонил из Нью-Йорка, но Джемма к тому времени настрадалась уже вдоволь.

Девушка взглянула на часы и нахмурилась. Ее провожатый явно опаздывал. Она была измучена, не находила себе места, но ничего другого, кроме как сидеть в номере и ждать, ей не оставалось. Снаружи слишком жарко, чтобы отправиться бродить по улицам Каракаса, но если бы она и отважилась выбраться в дремотное пекло города, то могла бы пропустить звонок Майка Андерса — летчика, который должен был доставить ее к отцу.

Джемма вздрогнула. Ей не следует думать об Агустине де Навасе как об отце; он просто клиент, венесуэльский нефтепромышленник, ни больше ни меньше.

Мягко зазвонил телефон, и она сняла трубку.

— Спасибо. Я спускаюсь.

Перебросив через плечо кожаную сумку с кисточками и красками, Джемма покатила свой чемодан к лифту. Все остальное — мольберт и холсты — она заранее попросила приготовить в «Вилла Верде». Она пока не знала, в каких условиях придется работать. Идеальным было бы, разумеется, обнаружить там приличную мастерскую с дневным освещением, но в данных обстоятельствах придется обойтись и малым.

— Простите, что заставил вас ждать, мисс Соумс…

— Зовите меня Джеммой. — Она приветливо улыбнулась летчику — светловолосому, подтянутому и жизнерадостному американцу.

— Замечательно. Значит, Джемма. — Он блеснул ответной улыбкой. — Нелегкий денек выдался — вот почему я опоздал. Вчера ночью отвез босса в Маракайбо и вернулся только утром. Там случилась чертовски неприятная штука. Во время загрузки танкера вылилось огромное количество нефти. Ясное дело, нефтяному магнату теперь придется с этим разбираться.

— Он остался там? — Джемма нахмурилась. Ей хотелось побыстрее начать работу, поскольку дома ее ждало еще несколько заказов.

— Да уж, де Навас не уедет, пока ситуация не будет под контролем. Эй, не стоит волноваться, радуйтесь жизни, на ранчо вам скучать не придется, — смеялся он, вталкивая ее в такси, чтобы доехать до аэропорта. — Бассейн, лошади, теннис, охота; только назовите — тут же все получите. А что, вы и вправду собираетесь рисовать старика? Странная работа для женщины, а?

Джемма была рада его обществу. Кажется, Вордсворт превозносил блаженство одиночества? Сразу видно, что он не торчал в раскаленном Каракасе, отгоняя от себя мысли о тех людях, которых необходимо забыть. Но они не давали ей покоя даже сейчас, несмотря на громогласную болтовню Майка по дороге в аэропорт. У Агустина, должно быть, есть жена и дети. Это был один из аргументов ее матери, который она выдвинула в попытке удержать дочь от поездки.

— Тебе будет больно видеть его семью. Ты не можешь сделать этого, Джемма. Оставь все как есть.

Джемма упрямо покачала головой.

— Больнее мне уже не будет, мама. Я его не знаю, для меня он совершенно незнакомый человек, но поехать я должна, тем более теперь, когда ты мне все рассказала. Он же мой отец, мне интересно увидеть его. Неужели ты не понимаешь?

Мама в конце концов поняла ее, но не дала ей своего благословения — слишком болезненным оказался удар.

Она все еще любит его, думала Джемма, пока Майк загружал ее багаж в самолет. Спустя двадцать шесть лет, прожив целую жизнь с другим, она все еще его любит. Теперь это Джемму не удивляло.

Горы за Каракасом были величественными, пугающими и варварскими в своей красоте. Майк не умолкал ни на минуту, отвлекая тем самым Джемму от тревожных мыслей. Она уговаривала себя: это даже к лучшему, что Агустин не встретит ее лично. Она пока не готова, но настанет ли такое время вообще?

— Вот и прибыли! — улыбнулся Майк и постучал по окошку слева. Самолет быстро снижался, как будто его притягивала к себе зеленая долина, покрытая куда более пышной растительностью, чем могла себе представить Джемма. — Вот это ширь, верно?

Джемма кивнула, на мгновение онемев от благоговейного восторга. Саутфорт бледнел в сравнении с этой красотой! Так вот как живут настоящие нефтяные короли! «Вилла Верде» была центром обширнейшей гасиенды. А это что за белоснежное здание рядом с внушительных размеров виллой? Неужели церковь? Пока они медленно кружились над поместьем, ее взгляд поймал ярко-синий блеск бассейна, расположенного среди пальм и густых кипарисов.

Повсюду вокруг были раскиданы небольшие домики. Интересно, думала Джемма, неужели они все принадлежат человеку, портрет которого ей предстоит писать? Похоже скорее на целый поселок, нежели на владения одного человека. Наверное, у него действительно большая семья, много сыновей и дочерей, у которых свои семьи. Ей вдруг захотелось исчезнуть отсюда, вернуть тот момент, когда она еще могла последовать совету матери.

Заметив ее внезапное беспокойство, Майк понял его по-своему.

— Не волнуйтесь, — рассмеялся он и, мягко приземлившись на взлетной полосе довольно далеко от дома, отстегнул ремни безопасности. — Вам вовсе не придется проделать весь путь до виллы пешком.

— Рада это слышать, — улыбнулась в ответ Джемма, когда Майк отодвинул ее дверцу и жара накрыла ее душной волной. — Здесь жарче, чем в Каракасе?

— Да нет, с Каракасом не сравнится самое дьявольское пекло, — отшутился летчик.

Они дошли до ангара, и Майк забросил ее багаж на заднее сиденье «шевроле» с открытым верхом.

— Прыгайте сюда, и мы домчимся в мгновение ока.

И он оказался прав: вскоре они действительно остановились у величественной каменной лестницы, ведущей к парадному входу виллы. Джемма выскользнула из машины и обратила взор на двухэтажное, удлиненной формы здание. Стены его, отделанные на старомодный манер грубой штукатуркой, отливали снежной белизной, а крыша блестела яркой зеленью. Резные ставни на окнах были окрашены в такой же зеленый цвет. Старый дом выглядел невозмутимым и чуть напыщенным. А может, это ее собственные издерганные нервы вызвали в ней такое ощущение?

Невысокая смуглая женщина средних лет в черном платье появилась из-за громадных обитых дверей дома и остановилась на пороге в ожидании Джеммы.

— Рада вас приветствовать, сеньорита Соумс. Я Мария. — Она улыбнулась и протянула Джемме руку. — Вы устали, si[2]? Я вам показывать ваша комната, а потом вы кушать и отдыхать. — Она обернулась к Майку, который вслед за Джеммой вошел в огромную прихожую, скрипя сапогами по натертым до блеска терракотового цвета половицам. — Кристина, она тебя ожидать на кухне. Она скучать по тебе. — Мария ухмыльнулась и подмигнула Джемме.