Майк поставил вещи Джеммы прямо у широченной лестницы, обрамленной внушительными перилами с кованым узором из переплетенных виноградных лоз. Потом он с усмешкой произнес:

— Скучает по мне, да? Так и должно быть. — С этими словами он направился в глубь дома, подпрыгивая на ходу от нетерпения.

Мария рассмеялась.

— Любовь, а-а? Хорошо, si? Кристина — моя дочка. Она любить американо. Пойдем, я проводить вас наверх. Чемодан приносить Пепе.

Джемма прихватила свою драгоценную сумку и последовала за Марией наверх, бросая на ходу восхищенные взгляды на огромные картины, которыми были увешаны стены дома. Среди них было много портретов, и Джемма пообещала себе попозже непременно рассмотреть их как следует. Сейчас же ей хотелось только одного — разложить вещи и освежиться, хотя в самом доме было достаточно прохладно; впрочем, и довольно темно, отметила она. Окна были узкими, а некоторые из них еще и прикрыты ставнями, чтобы преградить путь палящим лучам. Ее волновало, где, в каком помещении она будет работать, хотелось бы, чтобы там было значительно светлее, чем в сводчатой прихожей и на лестнице.

Вилла внутри оказалась огромной, гораздо больше, чем выглядела снаружи. Обстановка производила впечатление почти средневековой. Повсюду на голых каменных стенах висели предметы, напоминавшие орудия пыток, но являвшиеся, скорее всего, древними сельскохозяйственными приспособлениями. Добавить в подходящих местах парочку-другую старинных щитов — и можно вообразить себя в настоящем средневековом замке. О Господи! Вот и оружие — прямо в углу напротив. Подавив ухмылку, Джемма осторожно обогнула угол.

Половину сумрачной спальни занимала кровать — невероятных размеров штуковина, на изголовье которой вырезанные из красного дерева нимфы надевали венки из виноградных листьев. Кровать была застлана бледно-желтым атласным покрывалом, и подходящие по цвету занавески закрывали оба окна комнаты. На каменном полу лежали огромные светло-оранжевые ковры с ацтекским рисунком из голубых и кремовых линий. Вся мебель — шкафы и тумбочки, украшенные резьбой, — была добротной, массивной и удобной. Спальня благоухала чудным запахом роз, хотя в вазах мерцали голубоватыми бликами экзотические восковые орхидеи, совершенно без аромата. Над кроватью лениво жужжал вентилятор.

— Чудно! — выдохнула Джемма и сбросила с плеча сумку. Обстановка не в ее вкусе, но нельзя было не признать, что комната выглядит замечательно. Мама пришла бы в восторг.

— И еще ванная, — гордо улыбнулась Мария, открывая тяжелую деревянную дверь в стене напротив.

Заглянув туда краешком глаза, Джемма увидела изобилие мрамора, золота на кранах, изображавших дельфинов, и сверкающих зеркал.

— Бесподобно, — с улыбкой оценила она в тот миг, когда невысокий сухонький Пепе внес чемоданы в комнату, где ей предстояло жить до окончания работы над портретом.

— Я помогать вам с вещами, — произнесла Мария после ухода Пепе.

— Нет, Мария, благодарю вас, я справлюсь сама. — Джемме хотелось побыстрее остаться одной, собраться с мыслями, успокоиться. Она уже здесь, в доме своего отца, и ее обуревали самые странные, противоречивые чувства.

— Тогда я вас оставлять. Приносить еду на террасу, когда вы готовы.

Оставшись одна, Джемма подошла к окну и, приподняв занавеску, окинула взглядом сады позади виллы. Пышные, радующие глаз буйством красок и света. Между клумбами роз пролегли дорожки из каменных плит. Теперь понятно, откуда этот аромат в комнате, вдыхая полной грудью, подумала Джемма. За стеной из кипарисов виднелся бассейн. Джемма уловила голубое мерцание сквозь густую зелень, и ей так захотелось освежить свое измученное поездкой тело. Но она решительно обернулась к чемодану. Делу время…

На мгновение она окаменела, замерев у окна. На пороге спальни вырисовался силуэт. Силуэт, слишком хорошо ей знакомый. Но видение не могло быть ничем иным, как только жестокой шуткой ее воображения, разыгравшегося из-за столь тусклого освещения этой мрачной, старой виллы. Фигура шевельнулась, двинулась в сторону Джеммы, и та зажала рот, едва сдержав рвавшийся из горла крик.

— Это невозможно! — выдохнула она наконец, когда видение остановилось прямо напротив нее.

— В моем мире все возможно, — хрипло бросил в ответ Фелипе. — Особенно если тебя испепеляет жажда мести за предательство и ты обладаешь для этого всеми необходимыми средствами.

Слишком потрясенная, чтобы что-то сказать, Джемма молча уставилась на него. Как, почему?..

— Ты, кажется, в шоке, дорогая? Неужели я так сильно изменился с тех пор, когда мы в последний раз любили друг друга?

Ее сердце с такой силой стучало в ребра, что Джемме казалось: оно в конце концов выскочит из грудной клетки. О Боже, он действительно изменился! Стал тоньше, мрачнее. В глазах Фелипе, в его хриплом голосе не было той, прежней любви.

— Я ничего не понимаю, — прошептала она, впиваясь подозрительным взглядом в его глаза в поисках хоть какого-то ответа. Но там затаилась такая угроза, что Джемма замотала головой, пытаясь рассеять этот кошмар. Почему? Зачем он здесь?

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — протянул Фелипе и приподнял ладонью ее подбородок. Заметив в глазах Джеммы ужас, он рассмеялся. — Я заставил тебя приехать сюда с одной-единственной целью, радость моя: измучить тебя так же, как ты измучила меня. Ни одной женщине не позволено так поступать со мной, ни одна женщина не может выворачивать наизнанку мои чувства, пока они не превратятся в лохмотья…

— Фелипе! — вскрикнула Джемма, по-прежнему оставаясь бессильной понять происходящее. Меньше всего она ожидала встретить его здесь, в доме своего отца. — Ты… ты все это устроил? — Таков был первый проблеск ее сознания. Ну, разумеется, это результат его стараний — подобных совпадений в жизни просто не бывает! А она считала, что заказ сделан напрямую самим богатым венесуэльцем.

— Естественно. Только так я мог заполучить тебя сюда. Ты ведь иначе не приехала бы, не так ли? Впрочем, возможно, и приехала бы. Помнится, как-то раз ты мне легко досталась.

Эти слова острым ножом вонзились в душу Джеммы. Что же подпитывало жестокость Фелипе?

Она облизала пересохшие губы и усилием воли заставила себя спросить:

— И все же я не до конца тебя понимаю. Ты говоришь о мести, о предательстве… Что ты имеешь при этом в виду?

Джемма чувствовала себя вдвойне одураченной. Во-первых, ее пригласили написать портрет человека, который, как выяснилось, приходился ей отцом. Теперь становится очевидным, что и это всего лишь трюк, уловка, чтобы заманить ее сюда… но… но… Почему никто не предупредил ее об этом?.. Хотя бы тот же Майк — ведь он наверняка не участвовал в обмане.

— Ты не знаешь наших обычаев, Джемма! С латиноамериканскими мужчинами не обращаются так, как ты обращалась со мной, — пояснил Фелипе. — Наши женщины знают свое место, и ты в свое время узнаешь его, querida[3].

Его рука змеей скользнула по спине Джеммы, и он привлек ее к себе таким неуловимым движением, что Джемма не успела даже возразить. Его рот с силой прижался к ее губам, ощущение было такое, как будто на нее напал преступник. Нет, не этого человека она так отчаянно любила! Ни нежности, ни страсти не было в его поцелуе — лишь одна острая боль. Она отпихнула его от себя. Губы ее горели, сознание расплывалось. Она ведь любила этого человека, любила всей душой, а сейчас он вызывал в ней страх и смятение.

— Не смей больше дотрагиваться до меня! — выкрикнула она, отчаянно сдерживая дрожь в голосе. — Не знаю, что с тобой случилось…

Его глаза угрожающе сузились.

— Что ж, узнаешь, Джемма, еще все впереди. Я покажу тебе — на словах и на деле. Я подниму тебя до недосягаемых высот страсти, желания, а потом низвергну и отброшу, как ты отбросила меня. Пытка — ты узнаешь истинное значение этого слова! — Он цинично ухмыльнулся. — Да, ты все узнаешь, и урок этот будет не из приятных, уверяю тебя. — С этими словами он рывком развернулся и зашагал прочь из комнаты, оставив Джемму в смертельном страхе за свою безопасность и саму жизнь.

Глава 2

От шока Джемма потеряла способность двигаться, но мысли ее внезапно пустились вскачь, как будто их погнал порыв попутного ветра. Такого Фелипе она еще не видела. Такой Фелипе ей не нравился — он приводил ее в ужас. Когда-то он любил ее, но между ними встала Бьянка, так с чего вдруг прибегать к этим чудовищным угрозам?

Жизнь медленно возвращалась к ней, она слегка шевельнулась. Гнев Фелипе поразил Джемму до глубины души, и волны нервного потрясения болью отзывались в каждой ее клеточке. Она подошла к чемодану и уставилась на него невидящими глазами. Впервые в жизни ее мучила кошмарная неуверенность в себе, даже в своем следующем шаге. Что же ей делать? Распаковываться? Но никакого заказа нет, никакого портрета писать не нужно. Ее привел сюда ложный вызов: бывший любовник манипулировал ею, сжигаемый жаждой какой-то дьявольской мести.

Сжав кулаки, Джемма постаралась рассуждать логически. Необходимо выяснить, что происходит, и сделать это нужно именно сейчас. Не став переодеваться, она выбежала из комнаты в той же одежде, в которой прилетела из Каракаса: легких белых измятых джинсах и тонкой блузке навыпуск, которая развевалась на бегу.

Она не знала, где искать Фелипе, но ей необходимо было его найти. Черт бы побрал этот дом, он похож на лабиринт! Выскочив наружу и на мгновение ослепнув от яркого света, она сбежала по каменным ступенькам вниз.

Ни единой души вокруг! Закусив губу, Джемма, прошла до угла дома. Она чуть-чуть успокоилась, но все еще чувствовала себя не в своей тарелке. Кажется, Мария говорила что-то насчет террасы. Наверное, это за домом.

Она обогнула виллу и увидела столы, стулья и кресла с витыми металлическими ножками, а потом вдруг увидела Фелипе.

Решительным шагом Джемма направилась к нему. В голове теснились вопросы, и она не знала, кто даст ответы на них.

Он неподвижно стоял спиной к ней, глубоко засунув руки в карманы легких белых брюк и уставившись в одну точку поверх невысокой каменной ограды, что окружала террасу. Едва заметный ветерок вздувал рукава его рубашки, иначе он ничем бы не отличался от статуй, которые украшали виллу.

— Фелипе, нам нужно поговорить, — пробормотала Джемма ему в спину.

— Вот как? — проговорил он, не оборачиваясь. — Если мне не изменяет память, раньше мы этим не очень-то занимались. Мы проводили время в постели, в объятиях друг друга.

Джемму резко передернуло от горько-сладких воспоминаний, вызванных словами Фелипе. «В объятиях друг друга…» Она бы могла умереть в его объятиях, обвившись сама вокруг него. Страсть тогда переходила в блаженный сон и снова в страсть. Долгие, долгие дни любви, смеха и опять любви… Неужели ей это приснилось? Сейчас, стоя на террасе под палящим тропическим солнцем, в тысячах миль от дома, глядя на непримиримый разворот плеч своего любимого, она готова была поверить, что то был лишь сон. Дрожа от волнения, она следила, как Мария опускает на один из столиков поднос с тарелками и бокалами.

— Фелипе, вы кушать с сеньоритой Соумс?

— Нет, спасибо, Мария. Я поем попозже. Принесите мне только бренди.

Слушая их, Джемма раскрыла от изумления рот. Она дождалась, пока Мария, разложив приборы и расставив тарелки с салатом и холодным мясом, вернулась в дом, и обратилась к Фелипе:

— Она что, знает тебя?

— Ясное дело. Можно сказать, еще с пеленок. — Он обернулся и холодным кивком предложил ей сесть за стол. — В то наказание, которое я для тебя придумал, голод не входит…

— Может, прекратишь этот вздор, — взорвалась Джемма, — и объяснишь мне, что происходит? Я сюда приехала писать портрет, но пока ничего, кроме оскорблений, не получила. — Эта вспышка ни на йоту не изменила мрачного выражения его лица. — Ты что, живешь здесь? — не дождавшись ответа, бросила она.

— Время от времени — да.

Вне себя от потрясения, Джемма опустилась на ближайший стул. По тому дружескому тону, которым Фелипе разговаривал с Марией, можно было догадаться, что они знакомы, но принять тот факт, что он живет здесь, было выше ее сил. Она знала, что у него есть дом в Нью-Йорке, еще один — в Латинской Америке, но, помня о его колумбийском происхождении, считала, что этот дом находится в Колумбии, а никак не в Венесуэле.

— Это… это не поместье Агустина Дельгадо де Наваса? — сипло выдавила она. Какая жестокость! У нее было столько надежд, а теперь этот удар исподтишка добавил еще одну рану к тем, что уже достаточно истерзали ее душу.

Улыбка, промелькнувшая на его губах, нисколько не смягчила жесткого выражения его глаз, и у Джеммы мороз побежал по коже.

— Разумеется, он живет здесь. И тебе действительно предстоит написать его портрет. Вообще-то это была моя идея. Я убедил Агустина, что ему не обойтись без портрета. Пришлось потрудиться, можешь мне поверить. Говоря его словами, у него нет времени на подобные чудачества. Да и мысль пригласить художника-женщину не слишком его воодушевила.