Это дало бы папе меньше времени, чтобы влюбиться в Триону, чего Кристина особенно опасалась.

— Мне это нравится. Тогда все останется по-прежнему. Будем только мы с папой.

Агги, копавшаяся в маленькой шкатулке с драгоценностями, подняла глаза на них:

— Не понимаю, Девон! В чем состоит твой план?

— Все очень просто. Мы подождем и посмотрим, что она собирается изменить в доме, и сделаем все наоборот. Папе надоест, что все идет кувырком, и он прикажет ей уехать.

Агги улыбнулась:

— И мы сможем это?

— Не знаю, — ответила Кристина, и в голосе ее прозвучало беспокойство. — Это не кажется мне… правильным.

— А то, что она женила на себе папу против его воли, правильно? — спросила Девон.

— Нет.

— В таком случае она получит то, чего заслуживает. К тому же, чем дольше она здесь останется, тем больше вероятность, что он ее полюбит, а ты понимаешь, что это значит.

Кристина очень хорошо ее понимала. Каждый раз, когда мать исчезала, это означало, что она «влюбилась».

— Думаю, ты права.

— Я уверена в этом, — сказала Девон. — Мы просто должны дождаться удобного случая и не упустить его.

— Вот она, — сказала Агги, протягивая сестре красивую шпильку для волос, украшенную сапфиром.

Кристина поднялась с постели и вколола ее в волосы Агги возле виска.

— А теперь ступай! — Она подмигнула и сказала тоном светской дамы: — Моя дорогая мисс Агата, вы выглядите бесподобно! Как принцесса!

Агги захихикала и обхватила Кристину руками за шею. Кристина крепко сжала сестренку в объятиях. Она слишком хорошо помнила сырые комнаты и заплесневелый хлеб прежних дней, помнила, как они прятались за запертой дверью в жалком грязном пансионе, пока там кричали, бранились, дрались постояльцы, а возможно, происходило и что-то худшее. Она помнила долгие часы, когда молилась, чтобы мама вернулась поскорее, надеясь вопреки всему, что она будет на этот раз трезвой.

Чувство вины сжало сердце Кристины. Она была не очень хорошей дочерью, если питала такие чувства к своей матери, и понимала это. Особенно когда папа объяснил ей, что мама больна и именно поэтому так ведет себя. Хорошая дочь должна была бы любить мать, несмотря ни на что. Кристина закусила губу и еще сильнее обняла Агги.

Девон права: надо избавиться от папиной новой жены. Было бы предательством, если не чем-то худшим, если бы они допустили, чтобы кто-то нанес вред папе — после всего, что он сделал для них. Этот долг им никогда не суждено выплатить.

— О! — заерзала в объятиях сестры Агги. — Перестань так сжимать меня. Я не могу дышать!

Кристина выпустила Агги:

— Прости. Я задумалась. — Она повернулась к Девон: — Хорошо. И когда, по-твоему, мы начнем?


Дворецкий держал большой серебряный поднос с двумя письмами.

— Они прибыли нынче, когда вы выходили, мадам.

Нора Херст нахмурилась:

— О, Макнэр! Почему ты всегда используешь этот серебряный поднос — даже если писем так мало? — Она бросила шитье в корзинку, стоявшую у подлокотника кресла. — Это уж чересчур!

— Да, мадам, — согласился Макнэр, ухитрявшийся сохранить долгую стоическую приверженность хорошим манерам безотносительно к точке зрения своей госпожи.

Нора бросила взгляд на портрет над каминной доской, и выражение ее лица смягчилось.

— Джон никогда не мирился с подобной чепухой, и я не стану.

Взгляд дворецкого проследовал за взглядом хозяйки, и его лицо приняло точно такое же выражение, как у нее: нежности и глубокой печали.

— Нет, мадам. Он не стал бы с этим мириться. — Макнэр поставил поднос наклонно, снял с него письма и подал хозяйке. — Так лучше, мадам?

Глубокие морщины на тонкой коже щек старой дамы обозначились еще сильнее, когда она усмехнулась:

— Намного лучше, ты, старый негодник. Благодарю тебя, Макнэр.

Она приняла письма пальцами, узловатыми от старости.

— Они от Трионы и Кейтлин! Надо же! Письма от моих любимых внучек в один и тот же день! Это хороший знак!

Макнэр с нежностью наблюдал за ней, пока она вскрывала первое письмо. Сорок лет назад мистер Джон Херст, самый богатый человек в графстве, связанный узами родства с графами и герцогами всей Шотландии, удивил всех соседей, женившись на самой обычной девушке. В свои двадцать пять эта женщина была на добрых десять лет моложе его и не обладала ни состоянием, ни красотой, к тому же не блистала образованием. Ходили слухи, что, когда она поселилась в Херст-Холле, первые полгода их брака мистер Херст потратил на то, чтобы научить свою леди читать.

Но и до брака с Джоном Херстом Нора Макдоналд была известна в обществе. Во-первых, она обладала даром целительницы. Во-вторых — гипнотической притягательностью для особ противоположного пола.

В Норе было нечто такое, отчего мужчины слетались к ней как мухи на мед, и потому к тому времени, когда Нора вышла замуж за своего дорогого Джона, она уже успела трижды побывать замужем и трижды овдоветь. Ходили даже слухи о том, что она отравила своих мужей, хотя двое из них погибли во время несчастных случаев на шахте, а последнего сбросила лошадь и он сломал себе шею на глазах у всей деревни.

Но люди продолжали шептаться, особенно после того как мистер Херст женился на Норе и поселил ее на холме, в шикарном особняке, носившем имя Херст-Холл. И высшие, и низшие классы были уязвлены их браком, потому что Джон Херст женился на самой простой из простых женщине, немногим более высокого происхождения, чем его слуги.

Как ни странно, но лакеи, прислуживающие своим господам в верхних эшелонах общества, имеют тенденцию к снобизму и нередко более чувствительны к общественному положению тех или иных лиц, чем их хозяева.

В комнатах, где обедают слуги, вопросы приличий и пристойности часто обсуждаются более горячо, чем восшествие короля на престол, поэтому потребовалось немало времени для того, чтобы их новая добросердечная и жизнерадостная госпожа была принята слугами. Но за долгие годы она завоевала их уважение и преданность.

Мистер Херст называл ее своей наградой, своим выигрышем в жизни и очень радовался тому, что Нора проявляла не только сверхъестественные способности исцелять больных, но и недюжинный здравый смысл в житейских делах. Именно благодаря ее смекалке и сноровке мельницы его светлости процветали в самые неурожайные годы.

Можно было, конечно, сожалеть о ее невысоком происхождении и не самой изысканной речи, о том, что она не принесла своему мужу ни богатства, ни положения, но никто не мог бы сказать, что она не сделала супруга счастливым на все годы их совместной жизни.

Как и следовало ожидать, мистер Херст оставил все свое имущество и состояние ей, а она очень осмотрительно с ним обращалась. Никто не удивлялся тому, что она продолжала управлять домом так же умело и обстоятельно, с разумной бережливостью. Доходило даже до того, что слугам приходилось ограничивать себя и экономно жечь свечи, а в суп им редко попадало мясо. Она имела обыкновение повторять, что нет ничего дурного в бережливости. Хотя с годами обивка мебели износилась и обветшала, мадам постоянно заменяла старые участки ткани, уже не подлежавшие починке, как, например, на занавесках в парадной гостиной, где они истончились до того, что и штопать их было уже невозможно.

На этот случай у нее были очень красивые красные бархатные драпри, которые постоянно украшали комнату и обещали украшать еще по крайней мере добрый десяток лет.

Макнэр тем не менее желал, чтобы мадам чуть больше прислушивалась к велениям моды. Она очень редко надевала что-нибудь, кроме простых серых платьев, почти скрытых под многочисленными шалями, и носила самые прочные башмаки на свете. Макнэр и другие слуги также сожалели о том, что больше не давалось изысканных обедов, во время которых некогда занимал почетное место за столом их господин. Теперь мадам питалась скромно, считая, что держать двор и принимать гостей означает потакать снобам и самодовольным членам местного дворянства. С пышными обедами было покончено после смерти Херста, почившего в бозе в возрасте семидесяти восьми лет.

Хотя речь мадам выдавала в ней простолюдинку, манеры ее не вызывали возражения. И духом она была сильна, и разум ее был светлым и не подводил ее. А уж от ее острых голубых глаз ничто не могло укрыться.

— Ну не стой же истуканом! Прочти его мне.

Мадам протянула одно из писем Макнэру.

— Как только мы с этим покончим, я отправлюсь в деревню и помогу больному дитятку миссис Брюс. Она думает, что у него лихорадка, а я полагаю, что режутся зубки.

К сожалению, ее медицинское искусство не простиралось настолько далеко, чтобы улучшить собственное ухудшающееся зрение.

Макнэр развернул письмо:

— Это от мисс Кейтлин.

Мадам поставила свою чайную чашку:

— И что же пишет девчушка?

Макнэр прочел вслух:

— «Дорогая Мамушка, надеюсь, это письмо застанет тебя в добром здравии. Как ты, возможно, уже знаешь, меня изгнали из Лондона и…»

— Изгнали? Ты уверен, что она написала именно так?

— Да, мадам.

— Ох! Что еще она там учудила на этот раз? Она славная девочка, но нрав у нее горячий что твое солнце. Читай дальше, пожалуйста.

Макнэр взял письмо и прокашлялся:

— «Я была изгнана из Лондона, потому что ошиблась в своих планах. Но, что еще хуже, за это пришлось расплачиваться бедной Трионе…»

— Боже милостивый! Что же натворила бедная девчушка?

Слуга еще раз кашлянул:

— «Все началось, когда я познакомилась с Александром Маклейном…»

Нора схватилась за грудь:

— Скажи, что это не так! Я предупреждала девчушку не смотреть в его зеленые глаза, чтобы они ее не околдовали!

Макнэр продолжил чтение:

— «…но прежде чем ты скажешь, что я не должна была смотреть в его зеленые глаза, позволь тебя заверить, что он не обращал на меня ни малейшего внимания…»

Руки Норы упали на колени, а брови сошлись над орлиным носом.

— Негодяй! Не обращать внимания на мою внучку! Могу поверить, что она не пожелала с этим смириться.

— Не смогла, мадам! Читать дальше?

Она выразительно кивнула.

— «Я очень огорчена тем, что позволила себе вести себя таким образом и причинить неприятности и себе, и семье…»

— Да-да, девочка! Ты уже говорила об этом. Что же случилось дальше?

Макнэр улыбнулся и продолжил:

— «Трионе я причинила непоправимый ущерб. Мне следовало лучше подумать, потому что мама и папа вырастили меня для…»

— Фу! Я успею умереть, и меня похоронят, прежде чем девчушка доберется до сути. Пробеги письмо глазами и изложи мне суть.

Макнэр провел длинным пальцем по странице сверху вниз:

— Гм. Когда Александр Маклейн так обошелся с мисс Кейтлин, она решила привлечь внимание лорда, поставив его в невыгодное положение, в компрометирующую ситуацию…

— Нет!

— Да, именно так. Однако, — дворецкий смущенно нахмурился, — там говорится, что она на самом деле не собиралась принимать его предложение, а только хотела заставить его попросить ее руки. Это едва ли правильно.

— О, а я-то думала, что она обладает здравым смыслом. — Нора хмыкнула: — Никто никогда не поймет, о чем думает женщина.

— Вы правы, мадам.

Макнэр перевернул страницу и продолжил чтение:

— Она выражает глубокое сожаление и раскаяние, оттого что разработала такой опасный план, а потом… — Макнэр испуганно заморгал: — Похоже, что мисс Катриона бросилась на помощь сестре, и вместо мисс Кейтлин ее застали вместе с братом лорда Хью в карете. — Его рот раскрылся, а челюсть отвисла: — Боже милостивый!

Нора вцепилась в подлокотники стула:

— Да вываливай все как есть. Черт возьми! Что там случилось?

Макнэр обратил изумленный взгляд к своей госпоже:

— Мадам… они поженились!

— Кейтлин и Александр Маклейн?

— Никак нет, мадам! Мисс Триона и Хью Маклейн.

Нора недоумевающе заморгала. Повторила это снова и снова:

— Ну уж это новость так новость, похлеще всех остальных! Там сказано, где они теперь?

— Да, мадам. В Гилмертон-Мэноре.

— О, так ведь это не более чем в часе езды отсюда!

— Да, мадам. Прочесть письмо мисс Трионы?

Она вручила дворецкому второе письмо, откинулась на спинку стула и сложила письмо Кейтлин.

— Ах, Кейтлин! Я предупреждала ее о дьявольском характере и гоноре Херстов, но она не слушала.

Макнэр развернул письмо Трионы:

— «Дорогая Мамушка! Надеюсь, это письмо застанет тебя в добром здравии. Мне хотелось бы навестить тебя, потому что я оказалась в сложном положении и нуждаюсь в твоем совете.

Я всего в часе езды от тебя. Поэтому пришли весточку в Гилмертон-Мэнор, и я приеду сколь возможно скоро. С любовью, Триона».