Вера и Марина Воробей - Ты меня больше не любишь?

– Лу, а может, мы с тобой спим? – наконец прервала молчание Черепашка.

– Кто именно? – едва не поперхнулась Лу. – Ты или я?

– Это не важно, – привычным жестом поправила очки Черепашка. – Главное, что весь этот кошмар – Женькина смерть, тот седой мужик, который чуть меня не задавил, Алеша, обморок, – все это кому-то из нас снится…

– Слушай, Люсь, – оживилась вдруг Лу, – а если бы и вправду все это оказалось только дурным сном или кто-нибудь пришел сейчас и сказал, что Женька жив, что все это, – девушка на секунду задумалась, – трагическая ошибка и умер, допустим, не Женька, а его однофамилец…

– Ну? – болезненно поморщилась Черепашка. – Дальше-то что?

– Ну вот ты бы тогда обрадовалась?

– Дурацкий вопрос, – бросила Черепашка, даже не посмотрев на Лу.

– А вот если бы, – Лу на миг замолчала, мечтательно закатив к потолку глаза, – если б сказали, что от твоего решения зависит Женькина жизнь. Что бы ты решила?

– Как это? – В огромных стеклах Черепашкиных очков отражалось лицо подруги.

– Решишь вернуться к Женьке – он будет жить, а нет…

– За что ты меня мучаешь? – Люся сняла очки и принялась ожесточенно протирать стекла. Затем она снова водрузила их на нос и повторила: – За что?

– Извини, – смутилась Лу, решив, вероятно, что перегнула палку. – Просто пришла в голову фантазия, вот я и поделилась с тобой.

– Да если б только от меня хоть что-то зависело, – горячо и быстро заговорила вдруг Черепашка, – и Женьку можно было вернуть, да я… Я бы на шаг от него не отходила!

– Я сама позвоню Татьяне Сергеевне, слышишь? – резко сменила тему Лу. – Так будет лучше. Тебе сейчас нельзя волноваться. Ложись-ка давай. А вечером я позвоню «Лелику» и скажу, чтобы вызвала тебе врача.

«Леликом» подруги называли Черепашкину маму, потому что именно так к ней обращались все друзья и сослуживцы, хотя на самом деле ее звали Елена Юрьевна.

После ухода Алеши Люся, по настоянию Лу, измерила температуру. Ртутный столбик остановился на отметке 38,8. Безропотно Черепашка выпила таблетку шипучего аспирина, которую Лу отыскала в их домашней аптечке. И сейчас Люсе казалось, что температура спала. Впрочем, она знала наверняка: будет у нее утром температура или нет, вызовет мама врача или не вызовет, а в школу она все равно завтра не пойдет. «Завтра уже четверг. А потом… – думала о надвигающемся кошмаре девушка, – а потом наступит пятница…» Невольно ей представился Женька, лежащий в гробу. Лицо его было белым как мел, губы бледно-бледно-розовыми, а веки почему-то подрагивали. С силой тряхнув головой, словно сбрасывая наваждение, Люся прерывисто вздохнула.

– Ты пойдешь со мной в пятницу? – во второй раз за вечер спросила она у подруги.

– Пойду, пойду, – ответила та, и Люсе показалось, что в голосе Лу прозвучало плохо скрываемое раздражение.

Его бледное лицо мирно покоилось на белоснежной подушке, обшитой по краям воздушным кружевом. Темно-русые волосы были аккуратно зачесаны на прямой пробор. И, глядя на них, Черепашка вдруг подумала с сожалением, что напрасно Женька не носил такой прически при жизни. Но она тут же устыдилась так некстати явившейся мысли и заставила себя отвернуться. Но лицо покойника неотвратимо и властно притягивало ее к себе. И вот она уже снова разглядывает его впалые щеки, выступившие вперед острые скулы, бледно-розовые губы, на которых словно застыла улыбка, которая была ей так знакома и которую она когда-то так любила…

И все вроде бы так, как обычно бывает на похоронах – печально, торжественно, жутковато… Но что-то ей кажется странным, только вот она никак не может понять, что именно. И за эти мысли Люся тоже себя ругает. Разве об этом она должна сейчас думать? Что ей за дело до каких-то странностей, когда на столе лежит…

Бледные, желтоватые кисти рук, положенные одна поверх другой, длинные тонкие пальцы, которыми Люся любовалась, когда Женька брал в руки гитару… И снова нелепая и даже кощунственная мысль: «Надо было дать ему в руки гитару и так с гитарой в руках и похоронить…» Почему-то Женькины сложенные, как у всех покойников руки, вызывали в душе Черепашки протест. Но и об этом она постаралась больше не думать.

Белое, из плотного шелка покрывало, поверх которого лежали его руки, на миг показалось Люсе сугробом. Наваждение тут же прошло, но само слово почему-то навязчиво крутилось в голове, как старая заезженная пластинка: сугроб, сугроб, сугроб. Незаметно первые две буквы как бы отвалились, и теперь Люся повторяла про себя: «Гроб, гроб, гроб». И тут-то ее осенило: «А ведь гроба-то самого и нет!» Вот она странность! Женька лежал просто так, на столе, а не в гробу. «Как же его понесут? – испугалась Люся. – А в могилу как будут опускать? Кошмар! Надо немедленно сказать Татьяне Сергеевне или еще кому-нибудь!»

Люся стала озираться по сторонам и тут, к своему ужасу, увидела, что, кроме нее и Женьки, в комнате никого нет! «Куда же все подевались? Стоп! А были ли они?»

Черепашка начинает напряженно вспоминать и понимает, что никого тут и не было. А как она вообще попала в эту комнату? С кем она пришла на похороны? Неужели одна? Но ведь Лу обещала пойти с ней!

Но на смену ужасу, охватившему Черепашку в первую секунду, пришла какая-то странная в этой ситуации решимость: «Если никто не позаботился о Женьке, если они забыли купить ему гроб, то это должна сделать я!» И Люся выбежала из комнаты.

Смена декораций: она шагает по мокрому асфальту, в лицо бьют острые холодные струи дождя, но Черепашке плевать на дождь, ей срочно нужно найти гроб. И тут она замечает, что впереди, примерно в десяти шагах, под кустом, лежит деревянный полированный гроб. Люся подбегает к нему, садится на корточки, переворачивает гроб (поскольку тот почему-то поставлен набок), пробует сдвинуть с него крышку и понимает, что это ей не удастся, так как крышка наглухо приколочена к гробу гвоздями.

«Не беда, – решает девушка. – Главное, я нашла гроб, а уж там, на месте, что-нибудь придумаю!»

Она пытается поднять гроб с земли, но тот оказывается невозможно тяжелым. Она даже приподнять его не может. Люся, чувствуя свое бессилие, в отчаянии опускается на мокрую, пожухлую траву. И тут крышка сама собой начинает медленно ползти вверх… Причем она не открывается, а именно поднимается над гробом. Только это происходит очень-очень медленно. Крышка как бы парит в воздухе, постепенно открывая взору девушки удивительную картину: в гробу, наваленные одна на другую, в жутком беспорядке лежат грязные кастрюли, сковородки, тарелки, ложки, ножи – словом, какая-то свалка грязной, покрытой плесенью посуды.

В эту секунду Люся вдруг с неожиданной радостью понимает: все правильно! Так и должно быть. Сейчас она быстренько вымоет эту посуду, аккуратно упакует ее в гроб и вернется на похороны. Потому что эта посуда просто необходима, чтобы потом устроить поминки.

И не успела она так подумать, как грязная посуда начинает превращаться в пеструю, удивительной красоты цветочную клумбу. Зачарованным взглядом Черепашка смотрит на распускающиеся прямо на глазах бутоны роз, гладиолусов, пионов, лилий…

«Цветы! Вот еще что! Там у Женьки не было ни одного цветочка! Сейчас я их сорву и отнесу туда!» – решает Люся, но не успевает дотянуться до только что распустившегося желтого тюльпана, потому что рука ее оказывается погруженной в воду.

Теперь гроб представляет собой зеркальную поверхность и по ней, как по озеру, пробегает легкая волнистая рябь. Черепашка поражена красотой и величием картины, она подносит свою руку к воде, и вдруг из самого центра выныривает другая – волосатая, костлявая, с загнутыми ногтями – рука, совсем как в фильме «Варвара-краса длинная коса», которая «произносила» страшным, дребезжащим голосом одно-единственное слово: «Должок!» Люся даже приготовилась услышать что-то подобное, но рука прищелкнула когтистыми пальцами, и в них неизвестно откуда появился конверт. Черепашка знала, что должна его взять. И едва она коснулась пальцами бумаги, как рука и водная гладь, впрочем, как и сам гроб, исчезли.

Люся осторожно надорвала конверт. В нем лежал плотный лист бумаги. Девушка аккуратно его достала. На бумаге большими ярко-синими буквами было написано одно слово с вопросительным знаком: «СМЕШНО?»

Она проснулась среди ночи в холодном поту. В темноте ярко выделялась полоска света под дверью. «Мама не спит», – с невероятным облегчением подумала Черепашка, вскакивая на ноги. Девушка на ощупь отыскала на стуле халат, набросила его на плечи и выбежала из комнаты.

– Нет, – решительно заявила Елена Юрьевна. – На похороны ты не пойдешь. Ты же вся горишь!

– Мам, – слабым голосом возразила Черепашка. – Я должна там быть. И потом, завтра ведь только четверг…

– Не завтра, а уже сегодня, – возразила мама, указывая на часы. Те показывали половину второго. – Или тебе одного обморока мало? Я сама позвоню утром Татьяне Сергеевне и все ей объясню.

– Я должна там быть, – упрямо возразила Черепашка.

А в это самое время, несмотря на столь поздний час, происходил следующий телефонный разговор:

– Блин! Зачем я тебя послушал? – сокрушался парень.

– Стоп! – возражал ему звонкий, возмущенный голос девушки. – Что значит «ты меня послушал»? Я только поддержала твою идею и разработала план действий! Но повторяю: идея была твоя!

– Но ведь ты обещала, что только посмотришь на ее реакцию и сразу скажешь, что это был прикол! Что я теперь, по-твоему, должен делать? Блин, я, наверное, правда покончу с собой!

– Успокойся, – сменила гнев на милость девушка, – и не пори горячку. Я тебе еще раз говорю: ментовский сынок перепутал мне все карты! И принесла же его нелегкая! Кстати, он серьезный соперник. Настоящий красавчик. Правда, мне показалось, что у него с интеллектом проблемы. Но это только мое впечатление. Так что ты, Женечка, подожди умирать!

– Заткнись! – выкрикнул парень. – Сейчас мне не до шуток. Как выкручиваться-то будем?

– Не «будем», а «будешь». Ясно? Ну уж помогу тебе, так и быть. И что бы ты без меня делал?! – усмехнулась девушка, но через секунду продолжила уже совсем другим тоном: – Короче, я сделаю все, что от меня зависит, чтобы она в пятницу осталась дома. А ты должен за это время, то есть до конца недели, расшифроваться. А уж как ты это сделаешь, я не знаю. Только не вздумай меня впутывать! И вообще, если б я знала, что Люська так близко к сердцу все это примет, ни за что бы в твою авантюру дурацкую не впуталась!

– Зато мы теперь знаем, что я ей не безразличен. Мы же для этого все и затеяли, чтобы узнать…

– Во-первых, никаких «мы» нет! Ты понял? – почти прокричала в трубку девушка. – А во-вторых, я бы тебе посоветовала прямо утром позвонить и все как есть выложить, пока в это дело не впутали еще кого-нибудь.

– Слушай-ка! – вдруг перешел на испуганный шепот парень. – Мне сегодня мужик какой-то звонил незнакомый… Только что вспомнил, представляешь?!

– Ну и что? – недовольно хмыкнула девушка.

– Короче, уже поздно было, часов одиннадцать. Я сам к телефону подошел.

– Мы же договорились! – возмутилась девушка. – Ты же мне пообещал, что выключишь телефон.

– А я и так выключил, – оправдывался парень. – А потом включил. Думаю, поздно уже, никто не станет звонить. Сам даже не знаю, зачем я это сделал…

– Ну? – нетерпеливо подгоняла его девушка. – Дальше-то что? Позвонил незнакомый мужик. И что сказал?

– Попросил к телефону Татьяну Сергеевну. Я сказал, что она уже спит, а он тогда спросил, с кем разговаривает. Я ответил, что с ее сыном. А он почему-то так удивился и спрашивает: «Женя?» – «Да, – говорю, – Женя». И тут он трубку бросил, прикинь! А может, просто разъединилось, не знаю…

– Ну и зачем ты мне все это рассказал?

– Не знаю, – повторил парень. – Просто странный какой-то звонок. Тебе не кажется?

– Мне кажется, тебе нужно выспаться, а утром позвонить Черепашке и во всем честно признаться, не дожидаясь собственных похорон, – последовал жесткий ответ. – Все, спокойной ночи.

Некоторое время парень еще стоял с трубкой в руках и слушал короткие гудки. Потом он нажал на рычаг, принялся было набирать номер, но, передумав, отправил трубку на место и безвольно уронил голову на грудь. Так и просидел он в кресле до самого утра. И лишь когда за окном начало уже светать, парень поднялся на ноги и, плохо управляя затекшим от неподвижного сидения телом, поплелся в свою комнату. Голова гудела, шея болела так, что он не мог ею пошевелить. Парень решил часик поспать, а потом сделать то, что должен, просто обязан был сделать.

Вначале этот звонок вплелся каким-то образом в ее сон. Лишь спустя минуту или две Черепашка поняла, что звонит телефон. И звонит не во сне, а в самой что ни на есть реальной жизни.

– Люся, привет! – услышала она в трубке незнакомый мужской голос. – Это Алеша. Ты меня не узнала? А я уже в школе у тебя был… – тараторила трубка. – Твоя подруга, ну, эта черненькая, Луиза, кажется, сказала, что ты болеешь и чтобы я тебя ни в коем случае не беспокоил…