Я знала своего первого бывшего так же хорошо, как он знал меня. Конечно, между нами стояли пять лет разлуки, люди меняются и прочая чушь, но нет, мы оба остались прежними.

Он — заботливый мужчина, берущий на себя все проблемы, я — женщина, не грузящая близких плохим настроением и жалобами. Если требуется помощь, говорю о ней прямо, если Олег хочет помочь, он тоже не скрывает своих намерений.

И всё же сейчас я лгу первому бывшему, сама не знаю зачем. Боюсь прочитать по лицу мужчины, что аноним права? Она ведь с Ником не ошиблась.

Так, мне срочно требуется дневник, сегодня же запишу о своих сомнениях. Это помогает их развеять или убедиться в логике подозрений.

— И всё? — спросил Олег, когда я закончила путанные объяснения. — Сдаётся мне, ты привираешь. Значит, эта сука, что-то говорила про меня.

Я поморщилась. Никто из нас не любил крепкие словца, не считал их брутальными и крутыми, раз Олег стал так разговаривать, значит, он на взводе.

— Понимаю, ты злишься, потому что я тебе не доверяю. Но это так. Не совсем доверяю.

— Тогда, может, найдёшь себе другого донора? Из тех, кто готов на всё, ничего не требуя взамен. Даже элементарного «спасибо»?

Он собрался уходить, а я не знала, как этому помешать. Говорить «извини» пошло, но я и вправду поступила как свинья: пригласила на обед, ничего не приготовила, только доставила неудобства, обломала с поцелуями.

— Мне надо проветриться, — сказал Олег и вышел, а я так и осталась сидеть на высоком барном стуле в кухне, прижимая к ране на пальце полотенце.

Теперь его только выбросить, впрочем, если с яйцеклетками ничего не выйдет так же можно сказать и обо мне. «Теперь её можно только использовать по назначению и идти к другим, способным зачать, выносить и родить».

Я развернула импровизированный бинт и посмотрела на порез. Лезвие вошло в мясо, почти скальпировав кожу, кровь остановилась, но болело нехило. Палец опух, теперь будет долго заживать. Олег вовремя прижал болтающуюся на коже мякоть к тому месту, где она была, так что оставалось ждать, пока всё прирастёт.

Хорошо, что это левая рука, правой можно писать, не морщась от боли, когда ручка давит на ранку. Вот сейчас, к примеру, этим и займусь. Я испытывала дичайшее желание снова открыть дневник и записать туда поток мыслей, чтобы он не разорвал голову.

Тетрадь по-прежнему лежала в ящике письменного стола. Я открыла на странице, где остановилась, и, поставив сегодняшнюю дату, принялась записывать, как запойный алкоголик, нашедший непочатую бутылку водки, припадает к горлышку и пьёт, пока на губах не останется последняя капля.

Остановил меня лишь настойчивый звонок сотового. Я застыла над исписанными страницами, едва дыша. На сегодня хватит с меня звонков анонима. Но мелодия, установленная на неизвестные номера, не унималась.

Ну, хорошо, я подойду и скажу, чтобы дама-инкогнито шла куда подальше, хоть на кудыкину гору или ехала в город где-то на просторах Южной Америки. Тот самый, чьё называние перекликалось с матерным словом.

— Алло! — буркнула я в трубку.

— Зоя, это ты? — раздался звонкий голос, которого я не слышала со дня поминок отца. Тогда прошёл год после его смерти, и двоюродная тётка тем же бодрым тоном спрашивала меня о планах на жизнь.

Мы с Ником тогда уж были женаты, и все родственники знали, что детей я иметь не могу, но всё равно с улыбкой спрашивали, когда пополнение. И этими вопросами задавались не деревенские соседки-кумушки, а вполне респектабельные мужчины и женщины, гордящиеся статусом коренных москвичей.

Двоюродная тётка Тамара была женщиной субтильной комплекции, вечно куда-то спешащая и жутко суетливая, что выражалось даже в словах, которые она строчила как из пулемёта. К счастью, в моей жизни она почти не учувствовала, даже когда отец был жив, а уж после и подавно, хотя послушать её, так семья — это главная ценность для Велесских, родственные узы крепче кандалов, кровь не водица и прочее бла-бла-бла, следовать которому в реальной жизни не обязательно.

До того, как мачеха разболтала о том, что я не могу иметь детей, тётка Тамара прочила меня замуж за одного из её сыновей, но потом сразу прекратила подобные разговоры и только вздыхала. Мол, как было бы хорошо объединить нажитое поколениями внутри семьи, жаль что у моего отца только одна дочь. И та — сухая смоковница.

В общем, семейка у нас на загляденье дружная, как пираньи в тесном пруду.

— Я, — ответ прозвучал несколько растерянно. — Не ожидала вашего звонка.

— Да, много лет прошло. Ты хоть отца вспоминаешь? — вздохнула тётка. Видимо, это означало: «Здравствуй! Я снова хочу влезть в твою жизнь». Впрочем, она не была стервой, и это одна из причин, почему я никогда не грубила тётке.

Скорее, беззлобной болтушкой, которой не терпелось засунуть нос в чужую жизнь, чтобы не думать о собственной. Сын уехал в Финляндию, звонил редко, а муж давно жил своей жизнью.

— Бывает. А вы? — парировал я, чувствуя, что закипаю.

Вот не надо мне сейчас задавать подобных вопросов! Мало того, что звонила аноним, я порезалась ножом, поцапалась с Олегом, который теперь считает меня неблагодарной свиньёй, верящей всякому постороннему хрюканью сплетников, так ещё и это!

— Да я, собственно, что звоню-то, — снова вздохнула тётка. — Мне Марина сказала, что ты с Николаем развелась. Я сначала думала, ну что беспокоить-то?! Дело молодое, а потом узнала, что этот козёл загулял. Вот и думаю, дай позвоню. Узнаю, как ты. Может, надо чего.

Ага, прям семья сплотилась за моей спиной. Несмотря на обуревавшую злость, захотелось расплакаться. Никто никогда не стремился меня поддержать, даже отец. Мол, что ты хочешь, ты же дефектная. Скажи спасибо, что хоть кто-то тебя жалеет и терпит.

И Марина, мачеха, тоже язык распустила. Не то чтобы мы были подругами, хоть и разница между нами не слишком большая, лет двенадцать, а всё же иногда перезванивались. Впрочем, я сама виновата, что сказала ей о разводе. Надоело выдумывать байки, вот и призналась.

— Спасибо, не надо, — ответила я достаточно вежливо и холодно, чтобы дать понять: к разговору я не расположена. Но пятой точкой чувствовала, что так просто тётка не отстанет. И оказалась права.

* * *

— Тетя Тамара, переходите сразу к делу, — вздохнула я, когда родственница взялась пересказывать подробности жизни своей семьи за все те года, что мы не виделись. Будто для меня жизненно важным было это узнать, прям умру без этих сведений!

На самом деле она жутко стеснялась и боялась. Позвонила тётка явно с определённой целью, весьма важной для неё лично, и вот никак не хотела ли не могла решиться её озвучить.

— Нет, я устроилась на работу и слишком занята, — ответила я на четвёртое за последние полчаса предложение «встретиться и поболтать по душам». Наконец, собеседница сдалась.

— Я тут Николая как-то встретила. Он сказал, что ты Эко делать собиралась. Знаешь, не моё это дело, вот знаю, но промолчать не могу: не богоудогдное это дело.

И в трубке повисла тишина, прерываемая лишь негромким сопением. Должно быть впечатлительная тётя пустила слезу, размышляя о моих проблемах.

Если бы не чёртова стимуляция, оголившая нервные струны, я бы смолчала и свернула разговор, но сейчас мне хотелось выплеснуть на кого-то всю горечь, скопившуюся внутри.

Вот не могла я в данный момент слушать о Боге и о том, что он даёт детей только самым достойным. А как же алкаши и прочие маргиналы? Это они достойные?!

— Вот врёте вы всё про Ника. Он не мог ничего вам рассказать!

Это я знала точно. Стал бы мой муж исповедоваться перед тёткой бывшей жены, которую видел раз в жизни?! Да она бы и не узнал её в толпе!

— Это вам Марина рассказала, — выпалила я, осененная догадкой. Мачеха, больше некому!

А всё мой длинный язык и одиночество. Подруг я ликвидировала ещё до замужества, потому как Ник жаловался, что все они строят ему глазки. Мне бы ещё тогда заметить этот сигнал, да не до того было.

Умер отец, мы с мачехой сблизились на этом фоне и могли разговаривать часами напролёт, больше никто не понимал нашего обоюдного всецелого погружения в приятные воспоминания о покойном.

— Ты только не сердись, Зоя! Но мне помощь твоя нужна, — жалобно застрекотала тётка, видимо, испугавшись, что я брошу трубку. — Вадик же в Финляндии живёт, ну помнишь, я рассказывала…

Ещё бы не помнить! При каждой встрече не преминула прихвастнуть! Вот, мол, какой у меня успешный сын, на богатой финке женат, она с него пылинки сдувает!

И сейчас тётя Тамара с гордостью в голосе рассказывала, как прекрасно, что сын оставил «эту чёртову страну» и получил европейское гражданство. Вскоре речь снова зашла о Боге.

— Он нас испытывает. Каждого, мне батюшка так и сказал, а я, дурёха, не сразу поверила. Всё гордилась сыном, да и сглазила. Приезжал Вадик недавно, с год как. Погостить, значит. Ну вот и проведал родителей!

Тётка вздохнула и снова замолчала, так и не добравшись до сути.

— Я не понимаю, какое это отношение имеет ко мне, — снова начала я, успев за время разговора по телефону обработать рану зелёнкой и перекисью. На всякий случай. Осталось только лейкопластырем заклеить, — и порядок!

— Сейчас, — вздохнул голос в трубке, будто собираясь с духом для финального аккорда. — Сын у Вадика родился. Внебрачный. Сама узнала месяц назад, его женщина к нам с лялькой и чемоданом заявилась. Мол, кормите и крышу дайте. Выгнали её, видите ли, с работы. По сокращению, а декретных едва на жизнь хватает. Сын ваш, грит, обещал кормить и обеспечивать, а потом, как она была на седьмом месяце уехал по Финскому заливу, и поминай, как звали. Можно они пока у тебя поживут? Квартира просторная, всё равно одной, небось, скучно?

От такой наглости я даже уронила лейкопластырь. Ничего, сейчас приду в себя и…

— Ко мне любовник переехал, тётя Тамара. А он молодой, пылкий, бросается на всё, что движется. Боюсь, и на вашу сноху позарится. Всего доброго! И да, с долгожданным пополнением вас! — отчеканила я с плохо сдерживаемым злорадством и положила трубку.

Но ненадолго. Думаю, самое время позвонить Марине и поговорить по душам!

* * *

Олег

Я был зол на весь мир и прежде всего на себя. За то, что снова позволил влипнуть в отношения с Зоей Велесской, но на этот раз безо всякой взаимности с её стороны.

Пока я нужен, она разговаривала со мной, позволяла себя целовать и обнимать, не переходя известных границ, а потом, словно одумавшись, отталкивала, ухватившись за любую мелочь.

Так было и раньше, на заре нашего романа, но тогда я быстро перешёл в наступление, и крепость пала. До поры, до времени.

Вот я идиот! Когда Зоя позвонила мне спустя столько лет, даже услышав знакомые интонации пугливого оленя, я думал, что смогу остаться незыблемым и непоколебимым. Всё ведь давно кончено, перегорело, испепелилось дотла.

Обычно бывшие остаются бывшими, только Зоя красной нитью проходит через все мои романы, будто стоит за спиной в самый интимный момент. И напоминает о себе улыбкой незнакомки в толпе или проглянет вдруг во взгляде нынешней пассии.

Кто-то скажет, как это здорово, но я так рассужу: фигня всё, хреново жить так, когда память, словно незаживающая гноящаяся рана.

— А я жду тебя, — окликнула меня Саша. стоило припарковаться у подъезда и выйти из машины с одним намерением: встать под холодный душ — и сразу спать.

Бывшая жена выглядела элегантной скромницей, даже шпильки сменила на уютные лодочки на низком каблучке. Помнится, терпеть такие не могла, говоря, что подобные туфли созданы для пенсионеров с их больными ногами.

— Зачем? Ты же забрала все вещи, а если и нет, то теперь поздно. На прошлой неделе я заказал клининг. В квартире и духа твоего не осталось.

Я не хотел быть вежливым, сил не осталось, да и видно же: дашь слабину, она тут же ей воспользуется, чтобы проникнуть в дом. И примется рыдать, заламывая руки, как дешёвая актриса, работающая на публику. Душечка в образе, потерявшая опору.

— Поговорить хочу, — скромница потупилась и продолжала стоять двумя руками держась за ремень новомодной сумочки, как за спасательный круг. — Ты же не дал мне слова.

— И сейчас не дам.

Я уже было хотел пройти мимо, потому как игра Саши утомила меня в самом начале. К чему всё это? Какие разговоры по душам?

Надо было их вести в начале брака, когда я сам старался вызвать жену на разговор, интересовался её мнением, а получал в ответ неизменное: «Как скажешь».

Не спорю, какое-то время такое положение вещей меня вполне устраивало.

— Я о твоей Зое кое-что знаю, — сердито выпалила вслед Саша, заставив обернуться. На её лице промелькнула довольная улыбка. Мол, так и знала, что остановишься!