Агата Чернышова - Ты меня (не) спасёшь

— Может, в начале закажешь? — спросила я, продолжая ужинать.

Еда оказалась обычной, съедобной, но такой, что в следующий раз выберешь другое место для перекуса.

— Большой американо и греческий салат, — сказала Марина подошедшей официантке, а потом, дождавшись, когда девушка отойдёт, уже обратилась ко мне:

— Не привыкла ужинать, сама должна помнить.

Говорила мачеха отрывисто, не сказать чтобы неприветливо, но была настороже, словно не знала, чего от меня ожидать.

— Должна. И помню, — ответила я, отодвинув наполовину опустевшую тарелку с салатом и принялась за десерт.

Мне нравилось тянуть время и наслаждаться напряжённым вниманием собеседницы. Наверное, сейчас Марина гадает, зачем я её позвала. Судя по сведениям Олега, а они обычно точны, как Кремлёвские куранты, Марина давно расплатилась с анонимом и оборвала все связи.

— Я помню всё. И как помогла вдове отца после кончины отца, который оставил тебя без денег, да и позже я не забывала делать подарки твоим дочерям, хотя была и не обязана, — мягко произнесла я, специально не торопясь и перемежая речь паузами, во время которых делала очередной маленький глоток кофе.

Марина молчала, смотря на сахарницу посреди стола. Её лицо было непроницаемо холодно, а в глазах можно было прочесть только вежливое внимание.

Наконец, официантка поставила перед мачехой заказ и удалилась, пожелав приятного аппетита. Эта фраза прозвучала как насмешка: даже мне еда казалась безвкусной, чего уж говорить о собеседнице напротив?

— Я думала, что добро надо делать безо всякого умысла. Делать и забывать о нём, а не щеголять при встрече, словно транспарантом.

Марина подняла на меня глаза и улыбнулась.

— Но ты права, я многим тебе обязана.

— Я тебе тоже, — парировала я. — Мне было необходимо отдать тебе ту часть, чтобы восстановить справедливость, как я её понимаю. И не жалею о своём поступке, несмотря на то, что ты оказалась неблагодарной, расчетливой сукой.

Повисла пауза, во время которой выражение лица мачехи менялось от оскорблённой добродетели до плохо скрываемой ненависти. Я была рада, что наконец смогу увидеть её настоящие чувства, а кафе не позволит нам обеим скатиться к воплям базарных баб.

Теперь я узнаю истинную причину её поступков, и это и есть моя самая главная цель.

— Ты так и не поняла, Зоя, чего я хотела? — улыбнулась Марина, овладев собой. Ненависть не исчезла с её лица, но теперь она надела цивилизованную маску превосходства.

Марина оглянулась по сторонам и, убедившись, что наш столик находится достаточно далеко от чужих ушей, наклонилась ко мне через стол:

— Я просто хотела восстановить справедливость. Твой отец говорил, что в любом случае не оставит меня без поддержки. Он обещал мне, что позаботится, чтобы я ни в чём не нуждалась. А потом это дурацкое завещание! Знаешь же, чем я пожертвовала! И в итоге осталась на улице без средств к существованию. Не знаю, почему он всё оставил тебе, Аркадий никогда тебя не любил, даже больше, стыдился, потому что ты ни капли на него непохожа. По характеру, разумеется.

Марина выплеснула весь заготовленный яд и откинулась на спинку стула. Потом отпила глоток кофе и достала из клатча пачку ментоловых сигарет.

— Я не испытываю к тебе ненависти, не подумай. — продолжила она, затянувшись. — Мне просто было не надо, чтобы ты завела детей. Тогда со временем я бы смогла добиться, чтобы ты сосредоточилась на моих. Мы тебе не чужие и прочая чушь. Я бы нашла слова, но вернула всё мне причитающееся, и даже больше.

Марина горько усмехнулась, смотря куда-то перед собой невидящим взглядом, поднесла сигарету ко рту и выдохнув дым, продолжила, избегая моего взгляда:

— Зачем ты хотела этого разговора, Зоя? Ожидала, что я раскаюсь? Ни капли! И заметь, я не солгала тебе ни разу. Даже твой нынешний хахаль имеет от тебя секреты, ты просто дурочка, Зоя, если веришь ему!

Марина замолчала, довольная собой и раздавила остаток сигареты в пепельнице.

— Конечно, сейчас я уже не смогу и дальше делать вид, что ты мне интересна, но уверена, ты всё же останешься одна, а когда это случится, мои девочки окажутся рядом.

— Ты фантазируешь, Марина, — улыбнулась я совершенно искренне. — Но я благодарна тебе за информацию о Нике и о мотивах твоих поступков. А пришла я сюда не только для того, чтобы тебя послушать.

Марина посмотрела на меня, приподняв бровь, абсолютно уверенная в собственном превосходстве. И в том, что мне нечего ей сказать. Что ж, я уже предвкушала дальнейшее развитие событий, но хотела растянуть удовольствие.

— Знаешь, почему отец лишил тебя наследства? Потому что думал, что ты ему изменяешь, — моя улыбка сделалась ещё шире.

— Что за чушь? Я не изменяла ему, — фыркнула Марина, поморщив носик.

— Нет, я выяснила. Но мне так хотелось, чтобы это оказалось правдой, что в своё время я приложила массу усилий к тому, чтобы опорочить тебя перед отцом. Не веришь? Как хочешь. Но я расскажу тебе всё по порядку.

Я положила локти на стол, презрев этикет, и начала рассказывать. Обстоятельно, мыслями переносясь в то время, когда отец обнаружил мой дневник и уничтожил его.

— Сжёг в камине, а нашёл он его благодаря тебе, это мне и тётя Стеша рассказала, да я и сама сразу поняла, откуда ветер дует. Мне было четырнадцать, и со всем юношеским максимализмом я решила, что тебе не место подле отца. А зная его подозрительность, мне и делать-то почти ничего не пришлось. Прислушивалась к разговорам слуг, пару раз следила за тобой, сделала двусмысленные фото, а потом, будто бы нечаянно забыла собранное досье в первом ящике письменного стола. Отец как раз был не в духе и решил проверить мой дневник, а тут такое.

— Он бы ни за что не поверил этому бреду! — произнесла Марина, нервно теребя вторую сигарету, которую она вынула из пачки, но так и не подкурила.

— Нет, конечно, но начало было положено. Тем более я в этот момент принялась уверять его, что это просто фотографии, и ничего-то двусмысленного в них нет. Да и я это сделала из злости, но сейчас давно не злюсь, и поняла, что всё это липа, которой место в камине. Как и моему дневнику. И чем больше я уверяла, цепляясь за досье, тем больше отец убеждался, что к тебе надо присмотреться.

Я сделала паузу и с наслаждением сделала глоток остывающего капучино. Вспоминать прошлое было не так приятно, как я это показывала, но для Марины это будет хорошим уроком. И пинком под зад.

— Потом я сменила тактику. Помнишь, стала резко набиваться к тебе в подруги? Перестала дерзить, хамить, взялась за ум. Отец спрашивал, как проходят наши дни, а я отвечала ему, что, мол, ездили с тобой в торгушку, выбрали по платью, и ты раскритиковала мой выбор. И, конечно, правильно поступила, да ещё и совет дала женский, как мужчин привлечь, как кавалеров за нос водить, а я и рада слушать. Да и вазу-то мамину хоть и ты разбила, а сказала на меня, так и правильно поступила, потому что я сама подкралась к тебе неожиданно, значит, и вина полностью на мне.

К нам подошла официантка и спросила, будем ли мы заказывать что-то ещё. Марина отрицательно мотнула головой и докрошила сигарету в пепельнице. Я же попросила принести ещё капучино.

— Никогда не поверю, что Аркадий поверил тебе и всерьёз слушал эту клевету? — сделала ещё один заход Марина. Ей всегда надо было раскладывать всё по полочкам.

Я пожала плечами.

— Не поверил, он никому не верил, но зёрна сомнений упали на благодатную почву. Я хотела, чтобы он развёлся с тобой, даже покрывала его измены, надеясь, что отец рано или поздно выберет другую. Неважно кого, главное, не тебя. Ты старалась избавиться от меня, я — от тебя. Это была холодная война, в процессе которой мы делали вид, что всё в порядке. Думаю, отца это устраивало. Он получал информацию о проступках каждой из нас, не прилагая усилий.

— Быть такого не может! — хмыкнула Марина и принялась накручивать прядь волос на палец.

— Так продолжалось несколько лет. Слуги жалели меня, а тебя ненавидели, поэтому та же тётя Стеша снабжала меня теми секретами, о которых вскользь ты упоминала по телефону. Твои письма вскрывались и передавались мне. Я была в курсе кредита, что ты втайне взяла от отца на серёжки. И о том, что одноклассник нашёл тебя в соцсетях и предложил встретиться. Я ненавидела тебя, думая, что только ты причина нелюбви отца ко мне. А потом, повзрослев, устала добиваться внимания, которого не получала. И поняла, что он не любит никого. Такой человек.

— И поэтому Аркадий лишил меня наследства? В жизни не слышала ничего более нелепого, — усмехнулась Марина, но её глаза бегали, а на щеках выступили красные пятна.

— Не только. Ты вечно недослушиваешь. Я уже приближаюсь к концу, — улыбнулась я официантке, которая принесла новый кофе. — Когда я решила, что чёрт с вами со всеми, отец внезапно стал проявлять ко мне внимание. Видимо, решил, что мы с тобой договорились, и теперь я скрываю от него похождения жены. Он старел, седел и жутко этого боялся. Чем больше я пожимала плечами, тем старательнее он расспрашивал о тебе и твоих секретах. Обмолвился как-то, что почти поймал тебя на пикантной переписке.

— Там не было ничего такого!

Марина покраснела ещё больше, её руки беспрестанно находились в движении. Она то принималась поигрывать пачкой сигарет, то хваталась за телефон, чтобы тут же, не смотря на экран, положить его обратно на стол.

— Отец знал, что у него проблемы с сердцем, но решил, что от курения и жирной пищи не откажется. «Лучше подохнуть от инфаркта, чем от голода». Я уже жила с Олегом, потом съехала от него, но выстояла самостоятельно, не прося у отца помощи. Как он мне сказал, я наконец стала достойной дочерью. А в тебе отец разочаровался. Мол, ждёшь его смерти, но ещё не знаешь, что ничего не получишь. «Уйдёт с голой жопой, как и пришла. А пока пусть радуется и пляшет вокруг». Надо же, услышав это, я даже ничего не почувствовала. Вы оба уже были мне безразличны.

— Однако от наследства ты не отказалась! — прошипела Марина, выстукивая пальцами по столу.

— Не отказалась. Но мне стало тебя жалко, учитывая то, что я приложила руку к его решению. Для этого и говорить ничего было не надо. Всё-таки я неплохо знала своего отца и понимала, когда нужно молчать, а когда говорить. Я долгие годы взращивала его недоверие к тебе и добилась своего. Он продолжал тебя пользовать, но уже не верил в искренность чувств. Да их, этих чувств, и не было ведь, так что всё правильно.

— Правильно? Я потратила на него больше десяти лет жизни? Терпела плохое настроение, вечные допросы? Делала аборты, потому что ему детей было достаточно. А что у меня их нет, так плевать?!

Марина взорвалась и вскочила с места, громко задвинув стул, что половина посетителей обернулась в нашу сторону.

— Это ты… будь ты проклята, бесплодная сука! — повысила она голос, но присутствие посторонних сдерживало Марину.

Я с улыбкой пожала плечами и, скрестив руки на груди, откинулась на спинку стула. Говорить что-то в ответ мне не хотелось. Можно было сказать, что если не поступок Марины, я бы и дальше продолжала ей помогать.

Потому как на самом деле не гордилась своим поступком. Никому не дозволено манипулировать другими, но она начала первой внушать отцу, что я ненормальная. Так что всё получилось так, как получилось.

Марина, кинув на меня последний злобный взгляд, пулей выскочила из кафе, оставив неоплаченным свой счёт. Я залпом допила кофе и тоже поспешила выйти на свежий воздух.

* * *

Когда я вышла из кафе, то ощутила лишь усталость. Не было ни радости триумфа, ни стыда. Я даже не слишком огорчилась, узнав, что в итоге анонимом управляла Марина, теперь мои долги ей отданы сполна.

— Зоя, я жду тебя! — внезапно из толпы ко мне подошёл Олег с таким видом, будто мы договаривались с ним о встрече. — Что ты ей сказала? Она вылетела как ошпаренная.

— Ничего такого, что не было бы правдой, — спокойно улыбнулась я.

Я была так рада, что Олег поджидал меня, значит, беспокоился. Его ненавязчивая опека всегда вызывала во мне ощущение нужности и ценности собственного существования. Нет, я и без того знала, зачем живу, но рядом с Олегом жизнь наполнялась не только целями, но и радостью. Лёгкостью бытия.

— Поехали домой, — я взяла его за руку и посмотрела в глаза. Открытая и готовая на безумный шаг. Может, потом пожалею, что поторопилась, но сейчас это казалось единственно верным решением. — Твоё предложение съехаться всё ещё в силе?

Он ничего не ответил, только крепче прижал к себе. Так мы и пошли к машине, обнявшись, как раньше. И плевать, что некоторые прохожие оборачивались нам вослед.