У двери в палату остановился, перевел дыхание, собираясь с духом, и постучался. Услышал слабое:

— Войдите, — сделал шаг и застыл — я увидел Киру!

На больничной кровати лежала девушка, до боли похожая на мою любимую. Форма лица, общие черты, волосы, а главное глаза, такие же большие, с зеленью — все напоминало Киру. Стоял, замерев, казалось, даже сердце остановилось, вместе с дыханием. Все мои установки, долгие тренировки психики не выдержали испытания — позабыл обо всем и смотрел в бесконечно дорогие глаза. Через долгие секунды очнулся, до моего сознания дошло, что это не она. Отдельные детали отличали приставшую при моем появлении девушку — брови с другой линией, нос с чуть приподнятым кончиком, менее припухшие губы. Мой обескураженный вид, по-видимому, вызвал недоумение у Оли — уже понял, что передо мной именно она. В ее глазах видел нескрываемый вопрос — кто я такой и почему так бесцеремонно смотрю на нее?

Поспешил прервать затянувшееся молчание, начал говорить не совсем верным голосом, дрожащим от только что перенесенного потрясения:

— Здравствуйте, Оля. Меня зовут Сергеем. Я работаю в лаборатории клинической психологии и психотерапии. Мне поручили помочь вам пройти реабилитацию.

Мое не совсем обычное поведение в первую минуту в какой-то мере помогло начать общение — вызвало у безучастной до сих пор девушки хоть какой-то интерес ко мне. Она ответила негромким голосом, опять же отличающимся тоном от Кириного, более глухим:

— Здравствуйте. Что вы хотите от меня?

— Знаете, Оля, вам провели специальный сеанс, который должен помочь справиться с выпавшими трудностями. Я сам не так давно прошел его, теперь мне гораздо легче с прежними своими проблемами. Только и от вас немало зависит, никто вам не поможет, если сами не захотите. Вот когда решитесь, тогда мы вместе справимся — я буду рядом с вами, поддержу.

После моих слов девушка долго молчала, на лице отражались охватившие ее чувства — отчаяние, сомнение и робкая надежда. Они меняли друг друга и вновь возвращались — видно, что Оля в смятение, не знает, что же ей делать. В конце же концов сдалась своему горю, обреченно проговорила:

— Я ничего не хочу. Только забыть все!

В ее голосе прозвучала смертная тоска и безнадежность. Глаза оставались сухими, по-видимому, выплакала все слезы за прошедшие недели. Но и без них было понятно, что девушке плохо. Я не выдержал, неожиданно для себя, в каком-то порыве, шагнул к ней и обнял, проговаривая рвущиеся из груди слова:

— Маленькая моя! Кто же тебя так обидел? Все, больше никто не тронет, я не дам тебя в обиду!

В первый момент Оля дернулась, пытаясь вырваться из объятия, после застыла. Еще через минуту прижалась лицом к моей груди, чуть слышно заплакала. Чувствовал как под моими руками дрожали ее плечи. Сострадание и жалость пронзили мое сердце, я все крепче прижимал к себе девушку, сам едва не плача. Уже потом, когда она немного оттаяла и смотрела на меня мокрыми глазами, сказал:

— Оля, считай — ты моя сестренка! У меня никогда ее не было, теперь есть ты. Согласна?

Слова мои шли из души, чувствовал, так будет правильно — и для Оли, и для меня. А мама обязательно согласится, она всегда отличалась отзывчивостью. Девушка минуту смотрела в мои глаза, наверное, увидела в них искреннее желание помочь ей. А потом ответила, с несмелой улыбкой:

— Хорошо, Сережа, я согласна. У меня тоже нет брата, только сестренки.

— Знай, Оля, я теперь всегда буду рядом. И с твоими бедами разберусь. Ты мне веришь?

— Да, Сережа, верю, — уже не сомневаясь, ответила девушка.

Так в моей жизни нежданно-негаданно появилась близкая душа, доверившаяся моей заботе. Каждый день после занятий приходил к ней, приносил передачи от мамы — я рассказал ей об Оле, она согласилась принять бедную девушку. Под моим присмотром начала заниматься с упражнениями — подобрал ей начальный курс из своего опыта, разъяснял каждый этап, сам показывал. Так постепенно прошли весь комплекс, а потом Оля, уже более спокойная и внимательная, приступила к тестам по тематике лаборатории. К этому времени, в начале декабря, она выписалась из больницы и перешла жить к нам, в наш небольшой домик. Решили сообща, что так для Оли будет лучше, посчитали, что в общежитии с ней может повториться срыв — психика еще недостаточно окрепла. А под нашей крышей будет лучше защищена, да и получит больше внимания и заботы — в ее положении особенно нужными.

Оля не решилась прерывать беременность — срок уже большой, третий месяц. Об отце будущего ребенка — Николае, не захотела говорить. Когда я предложил встретиться с ним и сказать о предстоящем отцовстве, девушка решительно возразила — он ей не нужен, бросил в самую трудную минуту. Показала мне ту записку, а потом сожгла, бросила в печь с другими письмами от него. В своем инязе она взяла академический отпуск по состоянию здоровья, теперь сидела дома, занималась переводами. Помогала и мне, я ей приносил журналы с нужными мне статьями на английском и немецком языках. Работала быстро — языками она владела довольно уверенно, трудности иногда вызывали специальные термины. С мамой у Оли сложились очень хорошие отношения, пришлась ей к сердцу. Всю домашнюю работу приняла на себя, хлопотала споро, любо было смотреть, как у нее все выходит аккуратно и красиво. А готовила преотменно, мама не могла нахвалиться, да и я с удовольствием принимал ее стряпню.

Глава 3

У меня открылось новое зрение — видел людей насквозь! Произошло случайно, во время одного из опытов с пси-полем Оли. Я ассистировал Юре — готовил сестренку к тестированию. Проинструктировал ее, поставил датчики и уже собрался выходить из кабинки, когда заметил искрение в разъеме питания контрольной аппаратуры. По-видимому, Юра включил ее для настройки, а контакты дали сбой. Не стал прерывать работу напарника, взялся сам устранять неполадку. Едва коснулся монтажной колодки, как почувствовал покалывание в пальцах — через меня прошел небольшой разряд, хотя я взялся за изолированную часть. Больше никаких последствий не последовало — аппаратура не отключилась, ничто не замкнуло, так что вставил колодку в свое гнездо. Контакт восстановился, казалось бы, теперь все в порядке.

Бросил взгляд на Олю и вздрогнул — она вся светилась золотистым огнем! А сквозь него увидел контуры внутренних органов. Каждый из них тоже излучал свой свет, различаясь оттенками — от ярко-оранжевого до светло-лимонного. На некоторых участках — вокруг головного мозга, брюшной полости, малого таза, — заметил темные пятна. Стал всматриваться в эти участки и они проступили во всех деталях. Видел ткани, сосуды вплоть до мельчайших капилляров, нервные волокна и проходящие по ним импульсы. Открывшаяся картина ошеломила меня. Я читал статьи о феноменальных людях с подобной способностью, комментарии специалистов, связывающих ее с видением биополя-ауры. Но принимал их как нечто из области вымысла, сверхъестественного. Теперь же у меня самого проявился такой дар, если не считать его наваждением.

Отвел на секунду взгляд от Оли, а когда вернул — видение пропало. Увидел обычную картину — девушка лежит на кушетке, опутанная проводами и датчиками, никакого излучающегося света от нее нет. Попытался вновь вызвать чудное явление, самому инициировать видение — сначала в состоянии транса, после прямым волевым напряжением, но безуспешно. Вернул меня к реальности недоуменный голос сестренки:

— Сережа, ты что так на меня уставился? Что-то не в порядке?

— Нет, Оля, все в порядке, — поспешил ответить встревоженной девушке. После добавил: — Я тут кое-что решил проверить, дома расскажу подробнее. А сейчас надо приступать к работе. Расслабься, скоро начнем, — улыбнулся ей успокаивающе и вышел из кабинки.

Уже позже, после того, как закончили с тестами и отпустили Олю, рассказал Юре о случившемся со мной. Он задумался, через минуту высказался:

— Да, поразительно. Никогда раньше с подобным не сталкивался. Давай-ка, Сережа, повторим с тобой эксперимент. Попробуй еще раз сделать все так, как тогда.

— Это, что, мне снова под напряжение руку сунуть? — сымитировал испуг.

— Нет, обойдемся без таких жертв, — с улыбкой ответил Юра. — Я подам управляющий сигнал, который может вызвать подобную реакцию. Все, иди в кабинку, переодевайся, сейчас подойду.

Мы провели кучу проб — варьировали с уровнем и продолжительностью сигнала, различным моим состоянием вплоть до полной отрешенности, когда, наконец, смогли добиться нужного эффекта. От неожиданности — после многих попыток уже отчаялся, что у нас что-то получится, — даже вскрикнул:

— Юра, я вижу!

Для закрепления успеха мы еще несколько раз повторили эксперимент по зафиксированным параметрам. Проверка прошла успешно — почти стабильно достигался нужный результат, только раз произошел сбой. После того, как успокоились от радости такой удачи, Юра загорелся желанием проверить себя — вдруг у него тоже получится. Уже я за аппаратурой подавал на него заряд за зарядом, он же весь взмок от натуги — но все напрасно. В конце концов мой руководитель сдался, объясняя мне и себе:

— Наверное, все дело в твоем мозге. После перестройки центров он получил новые способности, у других он просто невозможен.

Примерно также повторилось с Мельником. Повторили ему наш эксперимент, он сам вызвался стать объектом наблюдения. Я вслух описывал светящееся поле его организма, по сравнению с подобным у Оли и Юры оно отличалось большей насыщенностью и другой расцветкой — от голубого до изумрудного. Когда же сказал о потемнении в подложечной области и заметной опухоли в поджелудочной железе, обычно невозмутимый завлаб воскликнул:

— Феноменально! Уже то, что ты видишь энергетическое поле без всяких приборов — уму непостижимо. Различать же клинику органов — настоящее чудо! Не ересь какого-то экстрасенса, расплодившегося во множестве, а максимально достоверный факт, проверенный в научной лаборатории.

Немного отойдя от первого впечатления, продолжил:

— И ведь верно сказал — у меня с недавних пор именно здесь появились боли. Прошел томографию — обнаружили воспаление железы. А ты с первого взгляда нашел больное место и конкретный характер заболевания. Надо подумать, как лучше обследовать такую способность у тебя, возможно — и у других участников эксперимента. Но без афиширования — нам шумиха не нужна. Переговорю еще с руководством института — проект теперь может представить особую важность, включая и государственную.

С того памятного дня наша группа занялась только этим проектом, все другие темы передали коллегам по лаборатории. Проводили специально проработанные тесты для инициации пси-опсии, так мы условно стали называть способность видения, с прошедшими начальный эксперимент людьми. Но такого явного, как у меня, эффекта не добились. Только у Оли появилось слабое видение поля и то общим фоном, без различия отдельных органов. Для большего охвата привлекли новых добровольцев. Юра тоже рискнул и прошел операцию с пси-полем. У него и еще у двоих все же проявилась искомая способность, правда, уступающая моей. Меня же Юра назвал феноменом — мое поле едва ли не на порядок превышало по насыщенности и интенсивности излучения, чем у других участников проекта.

Со временем научился вызывать видение в особом состоянии транса, без дополнительной стимуляции от внешнего источника, как было в первых опытах. После изучения всевозможных характеристик моего поля привлекли к реальной практике — обследованию окружающих людей. Вначале осматривал сотрудников лаборатории, составлял подробную карту их биополя, давал заключение о состоянии и выявленных отклонениях от нормы. После перешел к пациентам клиники, сравнивал свои выводы с историей их заболеваний. Чем больше получал информацию, тем яснее представлял видимую картину поля, мог уже уверенно ставить по ней диагноз. Не раз случалось, что именно по моему заключению у подконтрольных объектов выявлялись недомогания, о которых они не знали. Последующие проверки на диагностическом оборудовании, как правило, подтверждали выводы из моих наблюдений.

Наша работа шла под надзором первого отдела института. Всех причастных к ней сотрудников лаборатории вызвали к секретчику. Он заявил об особом режиме проекта, неразглашении сведений, могущих составлять государственную тайну, зачитал еще статью из закона об ответственности. После подписались у него в журнале. Теперь все свои записи, отчеты и протоколы отдавали на контроль в спецотдел. Там их прошнуровывали, ставили печать и только потом возвращали. В лаборатории в каждом помещении поставили камеры, мы подозревали — что и микрофоны. В первое время чувствовали себя неуютно. Казалось, камеры следили за каждым из нас — лишний раз не расслабишься. После привыкли, не обращали на них особого внимания. Раз к нам в сопровождения секретчика зашел сотрудник компетентного органа, прошелся по лаборатории, переговорил о чем-то с Мельником и ушел. Нас, рядовых исполнителей, не побеспокоили, работали как обычно.