Юлия Динэра - Ты мой трофей

– Мне жаль.

– Статуэтки? – Ехидно спросил он.

– Ты знаешь о чем, я. Я чуть с ума не сошла.

Он усмехнулся.

– Ты, действительно, сошла с ума. – Он взглянул на меня безумными глазами и, у меня по спине мороз пробежал. – Почему ты выгораживала меня?

– Я.

– Можешь не отвечать, я знал, что ты дура, с самого начала.

– Пытаешься меня задеть? Не получится. – Вру. Получается и очень даже хорошо, до скрежета в грудной клетке.

– Вы со смазливыми мордашками только для одного и созданы, но кажется, ты уже перевыполнила свою функцию и можешь проваливать.

Под ложечкой засосало.

– Почему ты это говоришь?

– Потому что это правда. Ты, даже, не видишь очевидного.

– Не верю ни одному твоему гнусному слову.

– Давай, разревись, это еще один из бесполезных навыков таких, как ты. – Он был груб, не смотрел на меня, и только продолжал выгружать из коробки статуэтки, выкидывая в огонь, по одной. Словно нельзя сразу высыпать все. Я отступила назад и быстро смахнула, скользнувшую по щеке слезу. Никакого нытья. Он прав. Только зачем говорить мне это? Просто задеть, как обычно, или на самом деле так думал?

– Что я сделала не так, кроме того, что думала о тебе постоянно?

– Ты начинаешь унижаться, потрясающе.

Я шагнула вперед, больше не контролируя слезы и, пнула мужчину обеими руками в грудь, так что он слегка пошатнулся, но затем снова вернулся к тому, что делал.

– Нет. Ты мне скажешь! Скажешь, понял! – Я снова двинула его. – Прости, что сдала тебя. У меня почти не было выбора. То есть был. Я сделала такой и, если ты ненавидишь меня за это, тогда катись к чертям, понял! Я молилась за тебя каждую ночь, и я не знаю никого из-за кого бы чувствовала себя так прежде. И мне все равно, если ты видишь сейчас во всем этом унижение. Пусть так. Я говорю, что хочу, ты не можешь мне запретить. В отличие от тебя у меня есть сердце и оно. Господи. Даже у твоих статуэток больше чувств, чем у тебя. – Схватив одну из коробок, я одним движением перекинула ее в бочку и, все внутри вспыхнуло, обдавая горячим воздухом мне лицо, я аж отскочила в сторону.

– Идиотка. – Максим вырвал у меня коробку из рук и швырнул ее на пол, его взгляд застыл на моем полном слез. Его кадык дернулся вместе с желваками на скулах.

– Я бросал их по одной, чтобы тут все не вспыхнуло к чертям, но пришла ты.

Он замолчал, а я набрала в легкие побольше воздуха, собирая остатки слез и своего самообладания.

– Я уйду.

Быстро развернувшись, я пошагала к выходу, но Максим остановил меня, поймав за руку и прижав лицом к стене. Мы громко дышали и, мне казалось, что мое сердце вот-вот разорвется. Затем мужчина отступил и, я развернулась к нему лицом. Тот достал что-то из кармана и протянул мне. Ключи.

– Что это?

– Ключи от квартиры, где ты раньше жила.

– Не поняла.

– Она твоя.

– Что «моя»?

– Квартира.

– То есть? – Я, на самом деле, не понимала.

– Я купил ее задолго до… Неважно. Мне, просто, нужно было выселить тебя оттуда.

Я нахмурилась и взглянула на ключи, на них даже тот же самый брелок с совами болтался, который я Настьке дарила.

– Ты.

– Ты слишком своенравна, я боялся, что ты сбежишь.

Поверить не могу! Это он все подстроил, чтобы нас с Настькой выперли!

– А теперь? – Мой подбородок задрожал.

– Теперь ты должна уйти. Возьми ключи, Кира.

Я помотала головой.

– Возьми их, черт бы тебя побрал. И проваливай. – Прошипел он, шагнув ближе и нависнув надо мной. Максим взял мою руку, не отрывая взгляда от лица и, сжал в ней ключ. – Иди.

Открыв для меня дверь он молчаливо проводил меня взглядом до лестницы, и кажется, снова исчез в мастерской. Я была в состоянии, словно меня по голове чем-то шандарахнули. Остановилась. В груди до боли жгло и скручивало, я взглянула на ключи и сильнее сжала их в руке, так что совиные уши впились больно в ладонь. Что-то грохнуло в мастерской, я обернулась. Грохот продолжился, и было впечатление, что там мамонт прошелся, я рванула назад и дернула за ручку двери. Заперто. Он закрылся.

– Макс! – Теперь я стала колотить в дверь еще и ногой.

– Максим! Открой, пожалуйста, дверь.

Кажется, все затихло, но затем снова удар прошелся эхом по моей голове.

– Убирайся отсюда, к черту, Кира. Чего еще ты от меня хочешь? Я переведу деньги на операцию твоего брата, как и обещал.

– Открой мне дверь.

– Уходи.

Кажется, он был где-то рядом, я слышала его голос так близко, словно стояли мы в паре сантиметров друг от друга.

– Выучи что-то еще.

– Прости, что заставил думать, будто дело в тебе. Я моральный урод и, нам обоим это известно. Ничего хорошего из этого не будет. Мне, даже, было стыдно взглянуть тебе в глаза, когда ты защищала меня в суде. Ты слишком хорошая для всего этого.

– Для чего?

– Для меня. Я ничего не могу тебе дать, кроме гребаных страданий.

– Мне, тоже, нечего дать тебе.

– Ты слишком много даешь, мне нечем это компенсировать.

– Открой дверь. Прошу.

– Я не могу. Если открою ее, то уже не смогу. Не смогу тебя отпустить. Я гребаный слабак и неудачник. Мне тридцать лет и я ненавижу свою жизнь. Раньше это было нормально, но сейчас. Сейчас есть ты, и я ненавижу себя еще сильнее.

Я поджала губы на пару секунд.

– Я заставляю тебя ненавидеть себя?

– Нет. Это не совсем то, что я имел ввиду.

– Я не хочу говорить с тобой через дверь. Не хочешь открывать, я могу простоять тут очень долго, поверь.

Мы оба помолчали какое-то время, затем я увидела, как ручка медленно опустилась и, Максим открыл мне дверь. Он тяжело дышал и, взгляд его был потуплен, я больше не выжидая ни секунды бросилась ему на шею. Его руки не сразу, но крепко обернусь вокруг моей спины.

– Я никуда не уйду. Помнишь. – Слезы хлынули по щекам. – Помнишь, ты сказал, что хочешь видеть меня в своей жизни, и я. Я тоже хочу видеть тебя. В своей.

Мы обнимали друг друга лежа в постели, и это было одно из самых прекрасных вещей, что я ощущала. Просто обнимать кого-то. Иметь возможность касаться. Глупо, правда? Всегда так думала. Пташки лихо бились у меня в груди, после чего устраивали пир в животе, я долго понять не могла, что это значит. Боялась. Иногда даже мысль посещала, что я больна чем-то.

Я водила пальцами по коже Максима, он просто смотрел на меня, гладя по волосам.

– Ты не расскажешь о шрамах?

Мне было неудобно о них спрашивать, но теперь казалось, словно мужчину ни капельки не смущало то, что я вообще их касаюсь.

– В них нет ничего особенного.

Я подняла на него глаза.

– Тебе больно? Когда, я их трогаю.

– Нет. – Он улыбнулся и притянул меня ближе к себе.

– Я рассказала тебе о своих мечтах. Помнишь?

– Конечно. Океан. Большой театр.

– Расскажешь о своих?

Он фыркнул.

– Ну, конечно, у такого серьезного парня и мечты. – Съязвила я, и взгляд мужчины сделался серьезным.

– Я хочу съездить на могилу к матери.

К горлу подступила горечь.

– И в чем проблема?

– Я не могу.

– Почему?

Я нахмурилась, Максим отвел взгляд и перевернулся на спину, я продолжала смотреть на него.

– Скажем, мы не очень ладили.

– Эти. Эти шрамы имеют к ней какое-то отношение?

Он на секунду взглянул на меня и снова уставился в потолок.

– Можешь не говорить, если не хочешь. – Быстро добавила я, и тут же мысленно отругала себя, потому что хотела знать хоть что-то.

– Мне было восемь. В то время, она стала водить в дом своих дружков и иногда. В общем, они так развлекались.

– Что. – У меня ни слов, ни мыслей не было, чтобы продолжить. – Это.

– Это следы от сигарет, Кира, не делай такое лицо.

– Прости, я просто. Господи. Где была твоя мать? Отец?

– Она была пьяна. Это все. Отец. – Он усмехнулся. – Мамаша нагуляла меня, когда работала секретаршей в «Корелл Клаб». Они тогда еще не очень крупной фирмой были. Мой отец выгнал ее, разумеется, ведь у него уже была жена и сын, зачем ему внебрачный прихвостень.

– Так вы.

– Да, мы с Владом не единоутробные. После смерти матери, отцу пришлось забрать меня к себе, иначе это бы слишком ударило по его карьере, ведь уже тогда ходили слухи о брошенном на алкоголичку мальчике. Я до сих пор ощущаю их ненависть. Благо папаша после смерти хоть что-то оставил отбросу, вроде меня, так и не поняв, что это все уже принадлежит мне. Все, над чем он работал. – Его челюсть сжалась и, все тело напряглось, я прижалась к нему сильнее и коснулась ладонью лица.

– Мне так жаль.

– Я знал, что ты это скажешь, не нужно меня жалеть.

Уткнувшись носом в его плечо, я поцеловала его и почувствовала, как мышцы немного расслабляются.

– Я не имею права говорить тебе о том, чтобы ты забыл обо всем.

– Но я хочу. – Он взглянул на меня. – Завтра мне понадобится твоя помощь. Хорошо?

– Конечно. – Я улыбнулась, Максим снова прижал меня к себе и уткнулся губами в макушку.

* * *

Это был выходной, хороший выходной, мой лучший выходной. Мы вместе позавтракали, приняли душ и поехали в место, где, по словам, Максима он не был восемнадцать лет.

Остановившись у небольшого пригородного цветочного магазинчика, Максим купил большой букет алых роз и вернулся в машину. Я видела, как он нервничал, как сжимал руками руль, как часто превышал скорость, я ничего не говорила, лишь молчаливо положила ладонь на его колено.

Часть кладбища, в которую мы забрели, спустя минут пятнадцать, после того, как вышли из машины, была почти вся заброшена и поросла сорняком. Казалось, мужчина точно знает, куда идти, несмотря на то, сколько лет прошло с тех пор. Его рука была холодной, и я сильно сжимала ее, пока мы брели по заросшим тропинкам.

– Здесь.

Мы остановились. Напротив нас находилась поросшая высокой травой могила, и единственное, что выдавало ее наличие тут это – высокий металлический крест, перекошенный на бок. Я посмотрела на Максима, он сглотнул ком и шагнул вперед.

– Привет, мам. – Он выпустил мою руку и принялся разгребать ею траву, обрывать, расчищая все вокруг креста, после чего он положил туда цветы и вернулся ко мне. Я снова нащупала его ладонь.

– Я больше не знаю, что сказать. – Тихо произнес он. – Много лет рисовал эту дорогу в своей голове, представлял, как приду сюда, а теперь. Я, даже, ничего не могу сказать.

– Не говори. Подумай про себя, она узнает, услышит, если захочешь.

Я обошла его и встала спереди.

– Могу уйти, если хочешь. – Добавила я, понимая, что абсолютно тут лишняя. Когда двинулась вперед, мужчина поймал меня за руку.

– Нет, останься.

Молча вернулась и обняла его мускулистую руку.

– Я винил ее в грехах своего отца. Но это не она вырастила из меня ублюдка. Без тебя, меня бы здесь не было сегодня, и возможно никогда.

Он заглянул мне в глаза, которые уже застилало пеленой и, провел пальцем по щеке.

– Боюсь, твои слезы всегда будут такими несчастными. – Он снова отвернулся лицом к могиле, а я сильнее прижалась к его предплечью.

– Я рада быть здесь, с тобой.

* * *

Мы вернулись ближе к вечеру и вместо того, чтобы рассиживаться в ресторане, я предложила отужинать в домашней обстановке, поэтому мы заказали готовую еду и отправились домой.

– Помнишь, ты сорвался на водителя, когда тот, якобы, смотрел на мой зад?

– Не начинай, пожалуйста.

– Я не об этом. Как ты относишься к домашней выпечке? – Достав из ящика муку, я потрясла пакетом у него перед лицом. – В прошлый раз, я как раз собиралась что-нибудь испечь и всего-то не смогла дотянуться до муки. – Нырнув в холодильник, я поняла, что нет яиц, а еще и масла, кажется.

– Меня не сильно волновали твои кулинарные затеи, когда кто-то терся возле тебя.

– Схожу в магазин. А ты поищи в интернете что-нибудь вкусненькое.

– Ты серьезно?

– Ага. – Швырнув в него фартук, я поскакала к выходу.

Телефонный звонок последовал почти сразу, как я вышла из подъезда. Тут неподалеку небольшой супермаркет и я притормозила прямо у него. Номер был незнакомый и, я взяла трубку с осторожностью.

– Кира, какое счастье, вижу, ты уже прижилась в хоромах моего брата.

– Зачем Вы звоните мне?

– Ты не рада меня слышать? Я огорчен.

– Если Вы насчет денег.

– Можешь засунуть их в зад моего брата.

Когда его голос раздался не только в трубке, я резко обернулась, едва не врезавшись в тело Владислава Романовича. Он улыбнулся и сунул телефон в карман джинсов, в которых я видела его впервой.

– Вы преследуете меня?

– Просто хотел поговорить. Идем в машину.

– Я никуда не пойду с Вами, говорите, что нужно или я заору.

Мужчина сжал челюсть и оглянулся по сторонам.