В конце концов, она в сердцах швырнула на рычаг телефонную трубку и заявила Верджи, что уходит.

— И правильно, — одобрила Верджи. — Если бы этот негодяй так обошелся со мной… — Увидев, какое выражение появилось на лице Мейбел, она проглотила конец фразы. — До завтра, Мейбел.

Какой-никакой кондиционер в конторе все-таки спасал от жары, но на улице солнце яростно набросилось на Мейбел, превратив ее волосы в полыхающий золотистый костер. Вскоре Мейбел поймала себя на том, что по мере приближения к дому шаги ее ускоряются. Конечно, Джереми там нет. Но если у него хватит смелости появиться в ее владениях…

Поскольку у нее нет ключей, ей придется или, смирив себя, стоять и ждать, пока он появится и откроет ей дверь, или взять у соседей запасные ключи. Мейбел опасалась, что ожидание под собственной дверью может затянуться до бесконечности. Оставалось надеяться, что Ширли или ее муж окажется дома. Но они работали в таком же сумасшедшем ритме, что и она, Мейбел, а потому застать их в это время суток почти нереально.

Мейбел свернула за угол, откуда уже был виден ее дом, и… окаменела.

На подъездной дорожке, отливая серебром, стояла светлая «тойота», а рядом с машиной — Ширли с двумя кружками в руках.

Сам Джереми пребывал на верху стремянки, прислоненной к углу дома. Он был в джинсах, кроссовках и голубой футболке. В русых волосах запутался зеленый листок эвкалипта. Как заметила Мейбел, Джереми вбивал гвоздь в какую-то планку, к которой, по-видимому, крепился водосток.

А она-то боялась, что он заберется в ее дом! Какая глупость…

— До чего же приятно узнать, что Мейбел замужем, — услышала она голос Ширли. — Она всегда казалась нам такой одинокой… Просто чудесно, что она больше не одна. Знаете, за то время, что она тут поселилась, мы ни разу не видели ее с мужчиной. Конечно, мы не знали, что она замужем. Но теперь я понимаю, почему ее никто не интересовал.

Ну, все, хватит, решила Мейбел и торопливо приблизилась к дому.

— Привет, Ширли.

— Все секретничаешь? — укорила ее соседка. — А я, видишь, уже познакомилась с твоим новым мужем.

— Не совсем новым, — скромно заметил Джереми.

— Совсем не новым, — уточнила Мейбел. — Если ты приглядишься получше, то увидишь, что по краям он несколько поджарен.

И поджарится еще сильнее, когда я расправлюсь с ним, пронеслось у нее в голове.

— Это только потому, дорогая, что я прождал тебя чуть не весь день, только чтобы повидаться, — пояснил ей Джереми.

Он спустился с лестницы, стянул перчатки и взял из рук Ширли одну кружку.

— Большое спасибо за кофе, — вежливо поблагодарил он. — Очень мило с вашей стороны.

— Не стоит благодарности, — ответила Ширли. — Мейбел — милая женщина, и мы рады такому соседству. Вы не поверите, но последняя пара, которая владела этим домом… Ох, что это были за люди! Либо они орали друг на друга, либо, никого не стесняясь, целовались прямо на улице. Все вздохнули с облегчением, когда они, наконец, съехали.

Джереми понимающе кивнул.

— Очень хорошо представляю.

— И что я тут стою и болтаю? Вам наверняка хочется побыть вдвоем. Думаю, мы еще увидимся.

— Кружку я принесу попозже, — сказал ей вслед Джереми.

Ширли махнула рукой и исчезла на заднем дворе. Мейбел подождала, убедилась, что соседка уже ничего не услышит, и спросила:

— И чем, интересно, ты здесь занимаешься?

— Если тебе хоть чуть-чуть любопытно, почему я сейчас не поцеловал тебя, то поясняю: не хотел оскорблять чувствительную натуру Ширли. Ты ведь слышала, что она говорила о прежних жильцах? Зачем нам смущать соседей публичной демонстрацией наших чувств, верно?

— Ты хочешь сказать, что тебе было бы неприятно схлопотать в ее присутствии затрещину?

— Странно, но я не почувствовал никакой опасности, когда поцеловал тебя сегодня утром.

— Только потому, что ты застал меня врасплох.

— Правда? А мне показалось, что ты получила удовольствие.

«Получила удовольствие?» — пронеслось у нее в голове. Эти слова Джереми неожиданно помогли Мейбел четко сформулировать те ощущения, которые оставило у нее сегодняшнее утро.

Хорас говорил о своих чувствах к ней, но его поцелуй отличался какой-то академической холодностью, в то время как поцелуй Джереми — чистой воды экспромт, не сопровождающийся никакими чувствами, Мейбел была в этом уверена, — пронзил ее до кончиков ногтей. Но она тут же нашла этому объяснение: в поцелуе Джереми не было ничего личного. Точно так же он поцеловал бы любую другую женщину. Все дело в том, что один из них любитель, а другой — профессионал.

Она указала на крышу.

— Я об этом спрашиваю.

— А, ты о желобе? Я решил, что мы должны попробовать жить, исповедуя принцип «все твое — мое» вместо современного делового подхода к браку, когда каждый несет свою, индивидуальную долю ответственности за что-либо. Потому я здесь, на лестнице, боролся с нашим протекающим желобом.

— Это не наш желоб, а мой. Кроме того, стараясь произвести благоприятное впечатление на соседей, ты вполне мог сломать себе шею.

— О да, соседи… — Джереми окинул Мейбел взглядом с ног до головы. — Значит, мужчин они поблизости не видели… А разве Хорас здесь не бывает? Или он незаметно прокрадывается в потемках?

— Я каждый день вижу его в университете, — спокойно сказала Мейбел.

— Ну да, разумеется. И как же, интересно, он принял эту новость?

— Какую новость ты имеешь в виду?

— Хм, когда этим утром я влетел в комнату, ты как раз говорила, что между нами еще что-то сохранилось, поэтому я решил, что ты собираешься объявить…

— Верно, Джереми, кое-что сохранилось. Недомолвки и подозрительность — первое, что сразу приходит на ум. И, тем не менее, обдумав все хорошенько, я согласна заключить с тобой соглашение.

— Великолепно! — обрадовался Джереми. — Позволь я сначала отнесу стремянку на место, а потом соберусь с духом и…

— Сначала ты должен выслушать мои условия.

— Условия? — подозрительно спросил Джереми.

Мейбел кивнула.

— Ты хочешь получить три месяца моей жизни.

— Это максимум, — тотчас уточнил он. — Если нам повезет…

— Но это может растянуться и на все три месяца, верно? Примерно столько мы и были женаты. Притворяться в течение всего этого времени — работа не из легких.

— И чего же ты хочешь, Мейбел?

— Давай присядем и поговорим. — Она уселась на верхнюю ступеньку лестницы, ведшей на террасу. — Не очень удобно, конечно, но все же лучше, чем стоять. Когда я только въехала сюда, то сразу подумала о качелях, об удобных качелях с тиковыми полосатыми подушками.

— Ты просишь купить тебе садовые качели?

— О нет, так легко тебе не отделаться. Я просто подумала, как было бы здорово отдыхать на них в хорошую погоду, в тени вон того огромного рододендрона.

Джереми сел рядом с ней на ступеньку.

— Могу проследить, чтобы Хорас правильно их повесил. Теперь я понимаю, почему он тут не показывается. Должно быть, перечень твоих пожеланий составляет целую милю.

— Это означает, как я догадываюсь, что ты уже проинспектировал дом.

— Зря ты так думаешь. Мне показалось, тебе не понравится, если я воспользуюсь твоими ключами.

Мейбел была поражена.

— И это тебя остановило?

— Не только это. Учти еще мою интуицию и исключительно тонкое отношение к твоим чувствам. — Джереми, как ни странно, говорил совершенно серьезно. — Но, — непринужденно продолжал он, — я тут без дела не слонялся. Решил, что лучше всего начать с желоба, и попросил у Ширил лестницу. Перчатки валялись у меня в багажнике, а кое-какие инструменты я купил в ближайшей скобяной лавке. Я подумал, вряд ли у тебя в доме найдется что-нибудь подходящее. Так что входить в дом у меня просто не было необходимости.

Мейбел очень хотелось бы поставить Джереми на место, но пришлось согласиться — конечно, ему об этом знать необязательно, — что он прав: инструментов у нее действительно не было.

— Спасибо, что наладил водосток.

— Не стоит благодарности. — Джереми поднес к губам кружку с кофе. — Итак, я тебя слушаю: что ты хочешь получить взамен трех месяцев твоей жизни?

Мейбел обняла руками колени и, не глядя на Джереми, сказала:

— Культурный центр.

Джереми поперхнулся кофе.

— Что?! Что ты говоришь?! Это же не меньше двух миллионов долларов! Может, даже около пяти.

— Семь было бы еще лучше. Ты же знаешь: семерка — магическое число.

— Мейбел, дорогая, помнится, вчера вечером я сказал что-то про отступные, но ведь я не имел в виду такие деньги.

— Я знаю, — сурово проговорила Мейбел. — Но ты можешь позволить себе и такие расходы. Хорас говорил, что твой бизнес стоит сотни миллионов.

— Хорас, кроме долларов, ничего не видит. И ты ведь знаешь: цена продажи и прибыль не всегда одно и то же. У меня есть обязательства…

— О, я понимаю: прежде всего, ты должен положить побольше, на свои счета, иначе тебе не добраться до твоих золотых пляжей. И все же останется достаточно, чтобы построить один маленький, ну ладно, среднего размера Культурный центр.

— Счета… — проворчал Джереми. — Как будто это единственное, что… Знаешь, — перебил он сам себя, — у тебя завышенная самооценка.

Мейбел пожала плечами.

— Ну, а сколько же, по-твоему, стоит мое согласие?

— Культурный центр… — с сомнением пробормотал Джереми.

— Возможно, университет согласится присвоить ему твое имя.

— Какая честь! Зачем тебе нужен этот Центр?

— Потому что он нужен университету.

— Послушай, если бы ты просила о миллионе на свои собственные нужды, это еще имело бы смысл. Но семь миллионов на Культурный центр… О, я понял. Ты хочешь извлечь из этого какую-то личную выгоду.

— А я никогда и не называла себя альтруисткой, — согласилась Мейбел.

— Ну, понятно. Если ты собираешься три месяца держать Хораса на расстоянии, притворяясь, что замужем за мной, он будет не особенно счастлив. Но, если, в конце концов, ты вернешься к нему с новым Культурным центром в кармане, он все тебе простит. Мейбел, дорогая…

— Не называй меня так.

— А чем это плохо? А, понимаю: так называет тебя Хорас. Постараюсь запомнить, что это тебя оскорбляет. Очень жаль, но, думаю, семь миллионов мне не наскрести.

— Добавь эту сумму к цене продажи.

— О, это заставит Лорин вздрогнуть.

— А, значит, ее зовут Лорин? И что же, у нее слабые нервы?

— Подожди, ты с ней еще познакомишься. — Джереми вздохнул. — Возможно, я смогу найти пять.

— Не мелочись. Это же благотворительная акция. Ты спишешь кругленькую сумму со своего подоходного налога. — Мейбел поразмышляла немного. — Ладно, три миллиона прямо сейчас и два при сбалансировании активов и пассивов.

— Ты пират, Мейбел. Это тебе следовало бы вести переговоры о продаже. Хорошо. Если в течение трех месяцев Лорин откажется от своей идеи заарканить меня в свой штат и заплатит цену, о которой мы говорили, ты получишь свои пять миллионов. — Он встал. — Пойду отнесу Ширил ее кружку. Мой багаж внести через переднюю дверь или через заднюю, как ты считаешь?

— У тебя с собой багаж?

— Этим утром я покинул гостиницу.

— Ну да, конечно. И, надо думать, возвращаешься туда, где ты жил в последнее время, завоевывая свои капиталы.

— Не совсем так. Я собираюсь въехать в этот коттедж.

— После того как ты расстанешься со своим бизнесом, — мягко проговорила Мейбел, — ты вполне можешь открыть новый: продажа самонадеянности оптом и в розницу. Отбою не будет. Ох, я же забыла: больше никаких дел, только пляжи. Между прочим, в каком отеле ты останавливался? Я пыталась разыскать тебя сегодня днем, но тщетно. Никто не знал, о ком я спрашиваю.

— Возможно, потому, что я назвался вымышленным именем. Я хотел сказать тебе об этом вчера вечером, но просто выпало из памяти. Хотя теперь, я полагаю, это уже не имеет значения, поскольку твоему адвокату больше не придется разыскивать меня по поводу всех этих бумаг.

Мейбел онемела, а Джереми как ни в чем не бывало, продолжал:

— Вернусь через минуту, только отнесу Ширли ее кружку. Поскольку я приехал на машине, ты мне позволишь приткнуть ее куда-нибудь? Думаю, у тебя в гараже стоит какое-нибудь транспортное средство. Где бы мне припарковаться, чтобы не заблокировать тебе выезд?

Лучше всего — на другом берегу Муррея, вертелось у Мейбел на языке. А еще лучше — в самом Муррее. Прямо внутри твоей машины.

— Я хожу на работу пешком. Местоположение этого дома — одна из причин, почему я его купила, другая причина… Впрочем, прежде чем вносить вещи, тебе лучше взглянуть на дом изнутри. — Мейбел встала и протянула руку. — Мои ключи, пожалуйста.