В голове у Кэрри теснилось множество вопросов, предназначенных Джейку. Ей хотелось знать все. Кто он? Почему попал во Вьетнам? Любил ли он Меган? Что он почувствовал, когда она влюбилась в Стефана? Почему он выглядит таким усталым? Любит ли он сам кого-нибудь? Почему он такой печальный? Что у него с ногой? И кто ему пишет «Мой дорогой Джейк»?

Кэрри не знала, какой вопрос задала бы первым, реши она их задать. Она улыбнулась Джейку, и ее глаза засияли.

— Ты очень забавная, — сказал он.

— Забавная? — Кэрри поняла, что он решил сменить тему.

— Не такая, как все. Единственная в своем роде.

— Странная?

— Особенная, уникальная и восхитительная.

— Ты относишься ко мне как к забавному ребенку. Пожалуй, занимательному, но такому, с которым можно не считаться.

В голосе Кэрри прозвучало едва заметное раздражение. Джейк, как всегда, полностью владел собой, а ее это невероятно злило.

— Не понимаю, что значит — не считаться. Я принимаю тебя всерьез, Кэрри.

Некоторое время оба молча ели, потом Кэрри снова набралась храбрости.

— Домик на пляже принадлежит тебе, верно?

Его удивленный взгляд стал ответом на ее вопрос.

— Пожалуйста, не говори об этом Стефану и Меган.

— Хорошо, — кивнула Кэрри, которой было приятно стать хранительницей тайны Джейка.

— А ты, оказывается, мастер расспрашивать и строить догадки, мне это нравится, — сказал Джейк.

— А мне нравится побольше знать о своих сотрапезниках.

— Ты слишком много знаешь о сегодняшнем сотрапезнике, — серьезным тоном произнес Джейк.

Что это, предостережение?

— Я вовсе не стараюсь скрыть свое прошлое, но не могу взять в толк, какое значение оно имеет для других. Разве не было бы лучше для нас обоих, не узнай ты о Вьетнаме?

— Но ведь это часть тебя. Ты, так сказать, продукт своего прошлого.

«Помоги мне Бог, если это и в самом деле так», — подумал Джейк, а вслух ответил:

— Но человек может бежать от своего прошлого или по крайней мере пытаться это сделать.

И Кэрри тотчас переключилась на свои занимательные истории. Ей удавалось рассмешить Джейка, а когда он смеялся, она чувствовала себя почти счастливой. То был искренний, веселый смех.

После ужина они гуляли по набережной. Джейк шел рядом с Кэрри, лишь изредка касаясь ее руки, когда хотел на что-то обратить ее внимание.

— Мне нравятся корабли. У тебя есть яхта?

— Нет, — со смехом ответил Джейк.

— А самолет?

— Тоже нет.

— И ты считаешь себя богатым? — поддразнила Кэрри.

— Да, — снова засмеялся Джейк. — Очень богатым.

Он пожелал ей спокойной ночи у входа в общежитие.

— Спасибо, что согласилась пообедать со мной, Кэролайн, — сказал он, уходя.

Кэрри улыбнулась, кивнула и вошла в общежитие смущенная, радостно возбужденная и неспокойная — как всегда после встречи с Джейком.


Кэрри нравился новый облик Бет: та держалась более свободно и естественно и стала, как подумала Кэрри, еще красивее. Она скоро поняла, что внутренне Бет не изменилась, разве что стала увереннее и настойчивее после тяжелого и горького разочарования в Стефане и после того, как целое лето проработала в НАСА.

Бет вернулась в Хьюстон в июне и немедленно обратилась в отдел личного состава НАСА. Переговоры ей пришлось вести с мужчиной, и она получила работу. «Это из-за моей наружности, — не без самодовольства подумала она, — но я им покажу».

Должность ей предложили незначительную, но она быстро зарекомендовала себя. Она дала понять самому главному начальнику, что стажировка ей нужна для будущей карьеры, и ее не беспокоили объем и сложность работы.

За неделю она изменила свой привычный облик, чтобы выглядеть по-рабочему. Носила брюки, закатывала рукава, прятала волосы под большой берет. Трудилась бок о бок с мужчинами, которые восхищались ее умом. Они заметили и ее красоту, но верно истолковали ее ледяную холодность. Догадывались, что за прекрасной наружностью, которую не портил даже долгий рабочий день, скрываются глубокие душевные переживания.

Бет и в самом деле мучилась. Она ненавидела Меган так сильно и страстно, что это пугало ее самое. К Стефану она ненависти не испытывала. Она его любила и будет любить всегда. Меган одурачила ее. Сильная, умная Меган. В минуты наивысшей ярости Бет, не владея собой, уверяла себя, что Меган увела Стефана ей назло.

Бет винила во всем одну лишь Меган. Она верила, что той все это скоро наскучит и она ради нового романа бросит Стефана, как старую игрушку. Бет очень тревожило, что он оказался таким глупым, потому что до этой истории она считала его совершенством. Он не был похож на тех мужчин, которых она знала раньше. Однако у него нашлось слабое место — им завладела недостойная женщина.

Бет будет в Стэнфорде, когда Меган порвет со Стефаном. Только бы поскорее наступил этот день. Бет очень тосковала по Стефану. Если все это протянется слишком долго, может случиться, что она его возненавидит. Это мучило ее больше всего. Что, если Стефан — просто один из многих, такой же, как все мужчины? Что, если в конце концов он ей станет и в самом деле ненавистен?

То, что Бет узнала этим летом в НАСА, кардинально изменило ее восприятие действительности. Она узнала, что есть мужчины, которые восхищаются ее умом. Впервые в жизни она была довольна своим внешним обликом: коротко остриженными волосами, с которыми не было никаких хлопот, полным отсутствием косметики, аккуратно обрезанными короткими ногтями. Впервые в жизни тело перестало быть ее врагом, оно не предавало ее, привлекая нежелательное для Бет внимание.

Она узнала, что ее ненависть к Меган может стать таким же смыслом жизни, как и любовь. Ее мысли были поглощены таким же сильным желанием отомстить, как и ее страсть к Стефану.

А еще она узнала, что компьютеры — неизменная составляющая ее будущего. Чем скорее она их освоит, тем лучше. Ее математический ум справлялся со сложными задачами, но на это порой требовалось немало времени. Компьютер решал их с невероятной скоростью, это был умный, разносторонний по своим возможностям советчик. Если она овладеет его языком, он станет ее незаменимым помощником.

Вернувшись в Стэнфорд, Бет записалась на два компьютерных курса для совершенствующихся, заверив профессора, что ее опыт работы в НАСА избавляет от необходимости осваивать вводный курс. На самом деле опыта у нее почти не было, но ей не терпелось поскорее заняться более сложными компьютерными программами.

Бет была единственной девушкой в двух немногочисленных семинарских группах. Впервые в жизни Бет попала в отстающие: она просто не знала основ компьютерного языка, а учебники подразумевали, что основы эти ею уже усвоены.

Бет нуждалась в помощи. Она решила, что самое лучшее — нанять одного из студентов в репетиторы. Обратись она за помощью к профессору, он бы, чего доброго, выгнал ее из семинаров.

Все ее соученики походили один на другого: серьезные, в очках, высоколобые, но далеко не атлетического сложения. В них ее привлекал прежде всего ум, а также то, что никто из них не обращал на нее ни малейшего внимания. Она выбрала высокого тощего блондина с вечно взъерошенными волосами.

— Джон! — окликнула она его в коридоре, и он обернулся к ней лицом.

— Да? О, простите, я не знаю вашего имени.

— Бет. Вы не уделите мне несколько минут? — Бет сделала паузу, во время которой Джон смотрел на нее с выжидательной улыбкой. — Понимаете ли… Словом, не могли бы вы, разумеется за плату, позаниматься со мной и научить меня основам компьютерного языка? Я чувствую, что немного отстаю от других.

— Немного?

— Пожалуй, много.

— Занимались ли вы раньше этим предметом?

— Не то чтобы…

— Знаете ли вы, сколько курсов обучения прошли все остальные? Вам не кажется, что по меньшей мере самонадеянно подключаться к курсу высшего уровня?

— Я и в самом деле немного самонадеянная. Но и очень сообразительная. У меня для этого соответствующий склад ума. Учусь я быстро. Не думаю, что обучение займет много времени…

— Вы считаете, что три года занятий — это не так уж много?

— Я много читала. Вы только должны отвечать на мои вопросы. Просто есть вещи, которые мне не совсем понятны. — Она помолчала. — Я буду платить вам пятьдесят долларов в час.

Джон откинул голову назад и засмеялся — у него был приятный смех.

— Пятьдесят долларов в час?

Джон работал всю свою жизнь; у него и в Стэнфорде была временная работа, но он никогда не получал больше пяти долларов в час. В голове у него промелькнуло, что все это, должно быть, шутка — ее присутствие на семинарах, этот разговор, ее предложение. Что ж, если шутка, то очень забавная. А если нет, то перед ним поистине замечательная женщина. Джон глянул в ее темные глаза — они были серьезными, ни малейшего намека на розыгрыш. Ни даже искорки.

— Если вы научите меня тому, что я хочу знать, я не потрачу деньги зря.

— Если я обучу вас тому, что вы хотите знать, в разумный срок, можете мне платить.

Было не так-то просто найти подходящее время для занятий. Джон работал в кафе кампуса официантом, а также играл там на гитаре. Каждый час ему полагался небольшой перерыв.

— Давайте заниматься во время ваших перерывов. Я займу столик, закажу кофе, и дело пойдет.

— Вы шутите!

— Нисколько. Я приду туда сегодня в девять вечера. Принесу с собой вопросы.

Во время первого перерыва Джон подошел к ее столику, с трудом подавляя улыбку. Она сидела в углу, уткнувшись в полутьме в свои книги. Единственная в зале, она занималась, не обращая внимания на шум, табачный дым, слабое освещение, запах марихуаны и разговоры окружающих.

— Ладно, спрашивайте.

После второго вопроса Джон понял, что Бет говорила правду. У нее был соответствующий склад ума, она много читала. И самое главное, она действительно быстро все схватывала. Ему нравилось ей объяснять, потому что, узнавая новое, она реагировала так же, как он, — радостно, торжествующе, сильно.

У всех, кто работал в кафе, помимо обслуживания столиков были и другие обязанности. Джон играл на гитаре и пел баллады и популярные народные песни. Когда Бет впервые появилась, Джон спросил ее, что она думает.

— О чем?

— О моих песнях.

Джон знал, что у него приятный и сильный голос.

Бет смутилась. Поглощенная своими книгами, она не слышала, как он поет. На следующий вечер прислушалась, и пение Джона произвело на нее впечатление. Бет с грустью подумала о своей игре на пианино. Как же давно она в последний раз прикасалась к клавишам инструмента. Даже летом, дома, у нее не оставалось на это времени.

К концу первого урока Джон понял, что за немногие часы сосредоточенной работы они с Бет достигнут цели. Как глупо, что эти часы приходится дробить на минуты из-за его работы. Глупо — и все же чудесно.

К концу первой недели они с Бет уже обсуждали вопросы, которые и для него были сложны. С ней он говорил об идеях, которые никогда не обсуждал с другими участниками семинаров, потому что они либо были к этому не готовы, либо он им не доверял. Раздражение от того, что приходилось все время прерывать разговор из-за его работы официантом или на эстраде, стало слишком велико. Они договорились вместе пообедать.

В конце второй недели Бет вручила Джону пятьсот долларов. Оба понимали, что Бет догнала остальных. Вечерние занятия, по существу, превратились в дискуссии, продолжение обсуждения проблем, разбираемых на занятиях.

— Что это? — простодушно спросил Джон, когда Бет протянула ему конверт.

— Пятьсот долларов. Я не посчитала те часы в кофейне, когда мы не разговаривали, — почти виновато ответила Бет.

— Я не возьму.

— Мы заключили сделку. Вы мне здорово помогли. Если вы не возьмете, я их просто выброшу.

За две недели общения с Бет Джон хорошо понял, какой она решительный человек.

— Перестаньте, ведь это просто смешно! Вы за пять минут все усекли, так что заплатите мне десятку. В остальное время мы просто обменивались информацией.

— Нет, Джон. Мы заключили сделку. — Она запнулась. — Уверяю вас, я вполне могу себе это позволить. Вы сэкономили мне по меньшей мере год обучения. Я, вероятно, смогу получить степень на год раньше. Так что возьмите.

Она сунула ему конверт, и Джон взял его, чтобы она не сердилась.

— Когда я стану миллионером, верну вам долг с процентами.

— Миллионером?

— Даже мультимиллионером. Да. У меня есть план. — Он ненадолго задумался, как бы сверяясь сам с собой. — Когда-нибудь я расскажу вам об этом.