— Меня удерживал главным образом собственный эгоизм. Я понимал, что если бы мы попробовали, то потерпели бы неудачу. А предложи я тебе, ты захотела бы попробовать. И я бы потерял тебя. Было время, когда я поверил, что это возможно…

— Когда, любимый?

— Ты знаешь. Открытка из Амстердама, мои письма. Я жил тогда нашим будущим. По глупости поверил, что оно возможно.

— Что же это разрушило, Джейк? Что произошло перед твоим приездом в Хьюстон и убило мечту?

Джейк грустно улыбнулся и дотронулся до щеки Кэрри.

— Я так сильно тебя люблю, Кэролайн! Ты так хорошо меня понимаешь. Слишком хорошо. Но в моей жизни есть нечто, о чем тебе не стоит знать. Потому что ты заслуживаешь лучшей доли. Ты можешь встретить человека, который, как и ты, полон оптимизма, верит в счастье. Зачем тебе просыпаться по ночам из-за моих кошмаров, страдать из-за перемен в моем настроении? Кэролайн, я боюсь ночи из-за призраков, которые являются мне, едва я закрываю глаза. Я видел слишком много ужасов. Я не хочу, чтобы ты о них знала. — Джейк помолчал, чмокнул Кэрри в кончик носа и добавил: — Ты заслуживаешь мужа, который будет гулять с тобой в обнимку, играть в теннис, танцевать с тобой, бегать наперегонки с вашими ребятишками и учить их ездить на велосипеде. А я скоро вообще лишусь своей уродливой ноги.

— Для меня это не имеет значения.

— Надеюсь. Но, Кэролайн, ничего путного у нас не выйдет. Будь довольна тем, что у нас было. Что бы ни случилось, продолжай жить своей жизнью. Обещай мне.

Что бы ни случилось… О чем он ей не рассказал? Он снова в отчаянии. Она должна обещать.

— Я обещаю, — сказала Кэрри и заплакала.

Джейк поцеловал ее мокрые глаза и обнял Кэрри так, чтобы она не видела его собственных слез.

— Я люблю тебя больше всего на свете.

— О Джейк, я люблю тебя!

Они снова отдались друг другу. И снова. Их близость была великолепной, нежной и самозабвенной.


Их разбудил телефон. В квартире царил мрак; темно было и на улице. Часы у кровати показывали одиннадцать. Кэрри потянулась за трубкой.

— Привет, Кэрри. Это Меган. Ты спала?

Подруга обычно звонила Кэрри поздно.

— Всего лишь задремала. Привет, Меган.

Джейк взял Кэрри за свободную руку и крепко ее сжал. Черт бы побрал эту Меган! И ведь хотел же ей сказать!

— Как насчет того, чтобы позавтракать вместе в воскресенье?

— Извини, не могу.

Был еще только четверг. Джейк мог уехать утром, а мог и сегодня вечером. Она не хотела строить планы заранее. И ей было приятно, что Джейк держит ее за руку.

— Скажи, Меган, что-то случилось?

— Нет, не совсем. Но я только что получила очень грустное прощальное послание Джейка и подумала, что надо бы собраться перед его отъездом. Хорошо бы вам наконец помириться. Кто знает, когда мы теперь увидим его снова?

— Мысль прекрасная, Меган, но я не смогу. Повидаемся как-нибудь на следующей неделе, ладно?

Кэрри повесила трубку и взяла руку Джейка в свои ладони.

— Далеко ли ты уезжаешь? Что тебе предстоит делать? Когда ты вернешься?

— Честное слово, не знаю, где я буду. Это выяснится только в понедельник в Вашингтоне.

— В Вашингтоне?

Джейк вздохнул. Он дал себе слово не лгать ей.

— После колледжа я работал на госдепартамент. Главным образом участвовал в торговых переговорах за океаном. — Джейк улыбнулся — как славно вот так с ней разговаривать! — Оказалось, что у меня к этому большие способности.

Кэрри понимала, что он говорит ей правду, но подслащенную и смягченную.

— Это не значит, что приходилось только сидеть в посольствах и попивать чай?

— Нет. Но я ведь не Джеймс Бонд. Вспомни, что я не слишком подвижен.

— И тем не менее это опасно?

— Всякое может быть. Но скоро всему конец. С ногой у меня неважно. И я почти уплатил долг Фрэнку.

«Что бы ни случилось». Эти слова Джейка внезапно ей вспомнились, и Кэрри похолодела.

— Но это задание, это последнее задание более опасно, не так ли? И поэтому ты здесь?

Так вот почему Меган была так озабочена его грустным прощальным письмом. Он может не вернуться!

— Да.

— Джейк, ради Бога, не езди!

— Я должен.

— Почему?

— Я уже тебе говорил. На этот раз во мне очень нуждаются.

Кэрри заплакала.

— Прости, но я не понимаю, почему мы не можем всегда быть вместе, как теперь.

— Любимая, это и есть наше всегда. Сейчас оно у нас единственное.

Джейк был серьезен. Он проклинал себя. Безумием было считать, что так он причинит ей меньше боли. Лучше бы она его возненавидела. Ненавистное забывается. А любимое…

Кэрри села и погладила Джейка по щеке.

— Когда ты уезжаешь?

— В Вашингтон — в понедельник утром.

— Когда ты уезжаешь от меня?

— В понедельник утром.

— Хорошо. У меня есть три с половиной дня на то, чтобы ты навсегда запомнил, как сильно я тебя люблю.


— Любимая, ведь мы ничего не предпринимали для того, чтобы ты не забеременела, — сказал Джейк однажды вечером.

— А зачем? Я хотела бы родить от тебя ребенка. — Она пристально взглянула на Джейка. Мгновение он казался озабоченным, а потом — обрадованным. — К сожалению, мы опоздали примерно на неделю. Кстати, я тебе не говорила, что Бет беременна?

— Уже? — Джейк рассмеялся. — И какой срок?

— Всего четыре месяца. Но они сделали ультразвуковое исследование, потому что Бет слишком уж располнела. Оказалось, что у нее близнецы!

Кэрри говорила с увлечением; Джейк подумал, что она сама станет со временем чудесной, любящей матерью, и испытал вспышку безотчетной ревности к ее будущему мужу.

— Я не думал, что Стефан хочет стать отцом.

— Почему ты так говоришь? — с удивлением спросила Кэрри.

— То есть я полагаю, что именно так он был настроен, пока учился в колледже. Наверное, сейчас он другого мнения.

— А я даже не знала, что он так думал. Он говорил тебе об этом?

— Нет, это Меган мне сказала, — ответил Джейк, припомнив рассказ Меган о том, как отнесся к проблеме деторождения Стефан, когда они вместе однажды на закате сидели на крылечке домика в Сан-Грегорио и наблюдали за игрой на пляже двух ребятишек с матерью.

Джейк вспомнил также, как безуспешно пытался убедить Меган, что слова Стефана вызваны его глубокой любовью к ней, поглощенностью своим счастьем, а вовсе не тем, что он вообще не хочет иметь от нее детей. Но тут он спохватился, что Кэрри смотрит на него озабоченно, удивленная его задумчивым молчанием, и поспешил заговорить:

— Я не предполагал, что Бет захочет рожать. Вот уж кого я не могу представить матерью.

— Думаю, она еще окончательно не определилась. Но Стефан просто в восторге. Быть может, их брак все-таки будет удачным.

— Я считаю, что Стефан все еще любит Меган.

— В самом деле? — бросила Кэрри, но не удивилась.

— Почему бы и нет?

— Потому что она ужасно с ним поступила, причинила ему невероятную боль… — Кэрри внезапно замолчала и добавила чуть погодя: — Впрочем, это общий недостаток семьи Ричардсов — любить вопреки страданиям и мукам.

— Поосторожнее с определениями, дорогая. Вряд ли это недостаток, — с улыбкой возразил Джейк.

— Когда ты на меня вот так смотришь, я теряю способность рассуждать здраво! — Кэрри закрыла глаза. — Ты считаешь, Стефан понимает, что до сих пор любит Меган?

— Дай он себе труд над этим задуматься, понял бы. Но это не в духе Стефана.

— А что хорошего, если бы он до этого додумался? Ведь Меган его не любит.

Глаза Кэрри были все еще закрыты, и поэтому она не увидела удивления на лице Джейка. «Она и знать ни о чем не знает, — с грустью подумал он. — А следовало бы. И Стефану тоже. Как жаль, что я не проявил тогда настойчивости, но теперь уже слишком поздно».


Глава 20

Три месяца спустя после отъезда Джейка Кэрри получила возможность несколько дней отдохнуть. Она ехала по зеленым весенним холмам из Нью-Йорка в Ист-Таун в Западной Виргинии и чувствовала себя счастливой.

Джейк уехал в тот февральский понедельник, оставив ей незабываемые воспоминания любви. И кое-что еще: крошечное чудо, которое росло в ней. Кэрри верила, что Джейк вернется к ней и их ребенку. А пока этого не произошло, она должна заботиться о себе и об их еще не родившемся чаде. И постараться узнать как можно больше о жизни Джейка.

Она решила начать с родительского дома в Ист-Тауне. На неторопливую поездку понадобится дня два. Кэрри по дороге отдыхала, регулярно питалась и хорошо спала. По мере приближения к Ист-Тауну пейзаж стал унылым. Современное ровное шоссе сменилось узкой, с выбитыми колеями дорогой. Округлые зеленые холмы уступили место голым каменистым склонам, лишь кое-где поросшим чахлым низкорослым кустарником.

Ист-Таун, о въезде в который сообщала покосившаяся и помятая табличка на придорожном столбе, представлял кучку полуразвалившихся домишек вокруг маленького, тоже весьма потрепанного временем и непогодой магазина. Тощие собаки, орущие грязные ребятишки и осунувшиеся, изможденные молодые женщины составляли население городка с сухими, пыльными улочками. Кэрри остановила машину у магазина, сделала глубокий вдох — и вошла.

В помещении атмосфера была такой же гнетущей, как и во всем городке. Здесь толклась группа детишек и женщин, громко разговаривающих между собой и с владельцем лавки. Едва на пороге появилась Кэрри, воцарилось молчание и все глаза устремились на нее. Она улыбнулась и сделала вид, что заинтересованно присматривается к замызганным мешкам с мукой, сахаром, пшеницей и кукурузой.

Потом она увидела ее — женщину, как две капли воды похожую на Джейка. Его мать? Но Кэрри помнила из рассказа Джейка, что его мать уже в двадцать пять лет была почти при смерти. Эта женщина, несмотря на изможденный вид, казалась молодой. Наверное, ей примерно столько же лет, сколько и самой Кэрри. То же болезненное, страдальческое выражение она порой замечала на лице у Джейка, но здесь оно было обычным, постоянным. Эта молодая женщина могла быть такой же красивой, как и ее старший брат. При здоровом образе жизни ее волосы стали бы шелковистыми, платинового оттенка, а темно-голубые глаза засияли бы, будь их обладательница хоть чуточку счастливее.

Кэрри подошла к женщине, не имея ни малейшего представления, с чего начать разговор. Что она скажет этой бедняжке? Простите, не было ли у вас пропавшего брата? Ах, был! Ну, так он стал мультимиллионером, он отец моего будущего ребенка, в известной мере герой войны. Но у него нет ни малейшего желания повидаться со своей родней.

— Привет, — произнесла она вместо всего этого. — Меня зовут Кэрри.

— Да, мэм.

— А вы кто?

— Эмили.

Кэрри поняла, что говорит с сестрой Джейка. Она назвалась репортером. Кажется, Эмили не поняла, что это значит, но это было не важно. Она не возражала против разговора с Кэрри. Он ей ничем не грозил.

Кэрри стала расспрашивать Эмили о ее семье. Все ли они живут в Ист-Тауне? Да, но их родители умерли. Сколько их всего, братьев и сестер? Шестеро. И все в Ист-Тауне? Пятеро в Ист-Тауне, один брат умер. Умер? Утонул в реке, уже давно. Наверное, тяжко было тому, кто нашел его тело? Тела не нашли. Как давно это было? Десять или двенадцать лет минуло с тех пор. Ему было шестнадцать, а ей тогда исполнилось девять. Как его звали?

Эмили широко раскрыла большие голубые глаза, в них вспыхнуло беспокойство, но тут же исчезло. Она не помнит его имени. Это случилось так давно.

В благодарность за потраченное время Кэрри подарила Эмили свой шелковый шарф. И уехала.

Слезы застилали ей глаза, когда она ехала из Ист-Тауна. Джейк правильно поступал, что не возвращался в родной город. Ему бы это причинило одно горе. Он никогда не смог бы ничего объяснить Эмили и остальным. Кэрри дала себе слово, что не обмолвится Джейку о своей поездке в Ист-Таун.

На следующий день, когда Кэрри ехала по Пенсильвании, она почувствовала болезненные спазмы. Вначале они были слабыми, как перед началом месячных, но потом усилились, и Кэрри вдруг осознала, к чему это может привести.

Этого не должно случиться, твердила она себе, и следующие шестьдесят миль старалась не замечать болей, но тут началось кровотечение.

Нет, нет, думала она со все возрастающим ужасом.

Свернула к мотелю. Надо только отдохнуть, и тогда все пройдет. Все будет хорошо.

Кэрри промучилась всю ночь, а наутро уже случился выкидыш. Через час боли и кровотечение прекратились. Она потеряла ребенка Джейка.