" Бывшую, Асланов, бывшую, не забывай об этом, она чужая - не твоя" - Андрей поморщился и вновь закурил сигарету. Вспомнил как, приехав в Харьков, сразу заехал на Садовый. Знакомые шестнадцатиэтажки встретили его ностальгией и радушием. Расспросил соседей - не удержался. Квартиру продала, съехала три года назад. Он тогда еще долго кружил по знакомым улочкам, собирая воспоминания как на нитку, даже остановился у школы, наблюдая за ребятишками, и чувствуя, как воспоминания душат и мешают дышать полной грудью.

   Только одно он понял ясно - он не забыл. Увидел - и хаос ворвался в душу. Разнес все на куски. Стер в пыль былое спокойное равнодушие. Бред какой - то, столько лет прошло. Между ними все давно кончилось, он не простит ее никогда. То, что разбилось уже не склеить, не забыть измены и предательства.

   Асланов закрыл глаза - вновь ее личико: красивое, ослепительное и такое родное. Нет - чужое. Он вспомнил как с остервенением бил Корецкого, до боли в руках, сбивая костяшки до мяса. Молча, наносил профессиональные удары, в превратившееся в сплошной синяк, лицо. Он не дал сопернику возможности сказать ни слова, тут же выбив передние зубы и оглушив ударом в солнечное сплетение. Потом плюнул на скорчившегося в его ногах Олега и уехал на вокзал. Больше Андрей о них ничего не слышал, а через пару месяцев Коршун помог ему оформить развод, даже без ее согласия. В тот день Асланов бросил обручальное кольцо в океан и забылся в пьяном угаре. Он думал, что выжег воспоминания о ней из своего сердца. Вытравил запах. Стер ее из своей памяти. Лишь каждый раз, накрывая собой такие разные тела случайных любовниц, он осатанело врезался в их плоть, сгорая от ненависти к той из - за кого так и не смог стать самим собой. Наверно, даже под гипнозом, он не сможет забыть эту роковую для него женщину. Его наказание и проклятье, его хроническую болезнь и безумие с синими как майское небо, глазами.


  Андрей рванул машину с места, заревел мотор. Включил музыку на полную громкость.

  Сотовый требовательно затрещал и Асланов нажал кнопку на наушнике.

  - Вояка, ты где? Всего - то за коньяком послали. Мы с ребятами заждались. Ты за смертью быстрее ходишь.

  Андрей усмехнулся - Коршун никогда не подсылал к нему секретаря, звонил лично и относился искренне, как к другу.

  - Владимир Александрович, да тут пробки покруче чем в Нью - Йорке, застрял в трех соснах.

  - Ты рули, Асланов, скучно мне без тебя. С "Телекома" звонили. Завтра какую - то кралю пришлют бумаги подписывать. Мне с ней как? Домой привести или можно все же в ресторанчик?

  Андрей закурил и вырулил в узкий переулок, чтобы миновать затор.

  - Фирма нормальная, мы их пробили по нашим каналам. Можете и в ресторанчик, только пару ребят все же с собой возьмите.

  - Что у тебя с голосом, Андрей?

  - Эх, ностальгия, Владимир Александрович, душу разбередила проклятая.

  Послышался тихий смех.

  - Ладно, давай пошустрей, мы твою проклятую в коньяке утопим.

  Андрей отключил наушник и снова задумался. С виду уравновешенный и спокойный Коршун умел преподносить неприятные сюрпризы. Если перейти ему дорогу, более жестоко и хладнокровного врага не сыскать - из-под земли достанет и смерть покажется блаженством. Хоть он и сунулся в политику, приобрел себе имя, по-прежнему, в глубине души, оставался просто Вовкой. Бывшим беспризорником, живущим по закону улиц. Это не изменится никогда. Коршун - одиночка по жизни. Женщины приходят в его дом лишь затем, чтобы утром побыстрее унести ноги с увесистой пачкой баксов. За годы службы Андрей успел выучить босса наизусть. Все его привычки, вкусы, увлечения. Он проникся уважением к этому сильному и властному человеку, поднявшемуся из грязи. Свое огромное состояние Коршун сколотил на крови и трупах конкурентов. Он продирался вперед, сметая и подминая под себя всех, кто мог ему помешать. На самом деле Вилли Джонсон очень одинок - ни друзей, ни семьи. Везде одни заговоры, сплетни да корысть. Только с Андреем и говорил по душам, вот так, за бутылкой коньяка. Они часто сидели вдвоем по выходным, резались в шахматы, Асланов слушал рассказы Коршуна о прошлом. Когда они познакомились, Владимиру Александровичу перевалило за четвертый десяток, к тому времени он уже прошел суровую школу выживания - суды, тюрьма, нары. Коршун поддержал Асланова в трудную минуту, приблизил к себе и во всем ему доверял. Пожалуй, Андрей и был для него единственным другом среди стаи волков, с которой тот жил годами.


  3 ГЛАВА.   ВСПОМИНАЯ

  Ника забежала в метро и прислонилась спиной к мраморной стене. Бросила взгляд на улицу - "БМВ" все еще стоит у тротуара. Она сжала руками виски, силясь прийти в себя унять лихорадочную дрожь во всем теле. Каждый вздох дается с трудом, а грудь словно стянуло железными обручами. Какого черта он вернулся? Почему именно сейчас, когда она научилась жить без него, иногда спать по ночам и не реветь в подушку? Просыпаться по утрам и как обычный человек радоваться жизни. Бывший - никак не стал таковым, спустя годы. Она все еще помнит его, каждую черточку на родном лице: взгляд, губы с упрямой, четкой линией и колючие щеки, к которым прикасалась когда - то в порыве нежности. Чужие губы. Чужое лицо. Чужие глаза. Как же больно. Душа вывернута наизнанку и истекает кровью... Никогда не забыть...Никогда не простить.


  1996 г. Харьков


  Пустая квартира, эхом откликнулся собственный голос в жуткой тишине. Нижнее белье в груде битого стекла и поникших бутонов роз. На стене свадебный снимок в уродливых трещинах. Ступая босыми ногами, прошла в спальню. Хаос. Вещи на полу. Шкафы пустые. В ванной - пусто, даже бритву не оставил. Провела дрожащей рукой по зеркалу, в котором так часто отражались они оба - счастливые, влюбленные. Он ушел... За ним... Объяснить, поговорить, догнать.

  " Все не так! Андрей! Дай мне шанс объяснить! Господи!"

  Накинула плащ и босиком по лестнице, наступила на битое стекло - не заметила. Кровавый след отпечатался на грязных ступеньках.

  Такси мигает зеленым огоньком вдалеке. Проехал мимо, облив грязью голые ноги. Дождь льет стеной, промокла до нитки, но даже не почувствовала ледяного холода. Бросилась на дорогу, раскинув руки как звезды. Кто - то сжалился - подобрал.

  - Куда вам?

  - На вокзал.

  Темные глаза частника зыркнули на нее через зеркало. Машина понеслась по мокрым, серым улицам.

  Душа разрывается от жуткого предчувствия, сердце сжимается, пропуская удары.

  " Скорее, скорее. Милый только не уезжай, я все объясню. Господи какая нелепость. Какой бред. Андрееей, подожи. Пожалуйста, ну хоть минутку, хоть секунду"

  Сунула деньги частнику и выскочила на улицу. Холодная вода хлестнула по босым ступням. Помчалась в зал ожидания. Оглядывается. Лихорадочно ищет. На платформу...Бежать за ним, стирая ноги в кровь. Что ее жизнь стоит без него?

  Но Андрея нигде нет, только равнодушные злые лица с осуждением смотрят на заплаканную и измазанную девчонку, которая бегает взад и вперед по вокзалу, словно безумная. Ее голос охрип и сорвался. Села на асфальт, закрыла лицо руками. Скулит как брошенный щенок у обочины. Ледяной холод отвоевывает каждую клеточку тела, подбираясь все выше и выше, чтобы заморозить мертвую душу.

  - Девушка, предъявите документы.

  Подняла глаза. Опять осуждение и злость. Осмотрелась - сумочки нет, украли.

  - Пройдемте в участок.

  Равнодушные руки подняли с асфальта. Покачнулась и упала в холодную тьму безумия.

  Очнулась от ослепительного света и резкого запаха.

  - Эй, девушка, хорош валяться. Вон скорая приехала, руки отнимаются таскать вас всех. Понапиваются, обколятся. Наркоманы проклятые, а мне еще до утра дежурить. Доктор, забирайте ее, а то окочурится прямо тут. Мне еще трупа не хватало на смене.

  Ника увидела лица в белых масках. Острая игла впилась в вену. В глаза посветили фонариком, подняли - понесли. Услышала голос за спиной.

  - Она не наркоманка. Возможно шок, но наркотой тут и не пахнет.

  - Господи, а шок то от чего?

  - От холода, она босая и промокла до нитки.

  В машине скорой помощи ее заботливо прикрыли одеялом. Кто - то осторожно убрал слипшиеся волосы с лица.

  - Тебя как зовут, найденыш? Кому позвонить?

  " Не кому" - Подумала горько и закрыла глаза, глотая слезы.


  Пожилой доктор в очках с толстой оправой, задумчиво почесал подбородок и что - то написал в толстом журнале, затем обернулся к медсестре.

  - Тут бронхитом попахивает, застудилась сильно. Антибиотики пока не давай - нельзя ей. Дадим в крайнем случае. Проследи чтобы хорошо ела и лежала в полном спокойствии. Утром расспросим - она в состоянии сильного стресса. Напрасно дежурный назвал ее бездомной. Девушка ухоженная, одежда снизу чистая, ногти после маникюра. Видно неприятности у нее. Да, красавица? Кто обидел?

  Ника отвернулась, разговаривать не хотела. Да и что сказать этому доброму доктору, что ее бросил муж?

  " Он меня бросил?" - Сердце дернулось и зашлось в приступе боли и отчаянья. Не заметила, как слезы покатились по щекам.

  - Ну, плакать совсем не надо. Тебе это сейчас не нужно. Ребеночку навредишь.

  Обернулась, подскочила на постели. Немой вопрос застыл в глазах.

  - Ты ляг, не надо так нервничать. Беременность совсем с маленьким сроком. Всего два месяца. Небось, даже и не знала?

  Ника легла обратно на каталку и зажмурилась:

  " Это сон. Кошмар. Я проснусь и все будет по- прежнему. Андрей, забери меня отсюда. Мне так страшно. Так холодно. Где же ты?"


  *****************************

  - Совсем с ума сошла, Вероника? Быстро на аборт. Даже не думай дважды. У нас денег на еду нет, а она рожать надумала. Я вот тут у Тамары Сергеевны заняла. Отдадим потом, она женщина добрая, подождет сколько нужно. Марш в консультацию, там у меня врач знакомый - почистит и забудешь как дурной сон.

  Ника застонала и покачала головой.

  - Не могу. А вдруг он вернется?

  Мать с ненавистью посмотрела на исхудавшую, заплаканную дочь.

  - Вернется? Держи карман пошире. Я всегда знала, что все эти заграницы до добра не доведут. Нашел он себе там кого - то.

  - Нет, мама! Это недоразумение. Я знаю, он приедет. Андрей не мог меня бросить.

  - Сколько ждать будешь? А время идет, срок увеличивается. Скоро за тебя ни один врач не возьмется. Марш в больницу. Не смей со мной пререкаться. Молодая - нарожаешь еще.


  Завернулась в плед, поежилась на холодном стуле. Белые коридоры, белые халаты и равнодушные лица. Перед глазами операционная - пахнет смертью. Детской смертью. А грудь сжимают тиски дикого ужаса.

  - Серебрякова врач на УЗИ зовет. Потом со мной пойдешь. Ты уже заплатила?

  Ника молча кивнула и плотнее закуталась в халатик, слыша как стучат зубы.

  - Идем.

  Пошла за медсестрой, каждый шаг в груди оставляет зияющие раны пустоты.


  - Ну, ты даешь, Серебрякова. Повозимся мы с тобой. Лидусь, ты посмотри - тут их двое.

  Ника присмотрелась к серому экрану, но так ничего и не увидела кроме двух странных точек, больше похожих на улиток.

  - Да ты проверь, может один мертвый.

  Снова на живот намазали липкий гель, придавили белым, холодным датчиком. Ника скривилась от боли.

  - Да, ладно тебе, все равно чиститься будешь. Не кривись, через пару часов забудешь об этом и побежишь на танцы. Увеличь звук.

  В этот момент все в душе у Ники перевернулась, она услышала ни с чем несравнимый звук, переворачивающий душу наизнанку.

  Тук...Тук...Тук...Тук... Маленькие сердечки бьются в унисон. Сердечки ее деток.

  - Ты смотри - оба живы. Срок - девять недель. Зародыши здоровые.

  Ника подскочила на кушетке, опустила ноги на пол.

  - Так ложись, мы еще не закончили. Ты куда собралась, Серебрякова?

  Ника посмотрела на врачиху обезумевшим взглядом и закричала.

  - Прочь отсюда. Я не буду аборт делать! Это убийство! Преступление, понимаете?!

  Женщина нахмурилась.

  - Успокойся, истеричка! Что значит, не будешь?! Ты уже заплатила, денег мы не возвращаем. УЗИ, осмотры и все такое. Не дури, Серебрякова.

  Ника уже натягивала халатик и куталась в плед.

  - К черту ваши деньги! Это мои дети! Мои! Они живые! У них сердечки бьются!

  Вылетела из кабинета, побежала по пустым коридорам, прижимая руки к животу и плача от счастья. Присела на скамейку в парке и посмотрела на небо.

  - Мы продержимся, Асланов. Мы проживем без тебя, слышишь? Мы будем бороться! Да мои маленькие? Никому вас не отдам, родные. Мама вас уже любит больше жизни. Вон из этого места, больше мы сюда никогда не вернемся.