Карр Джорджия Ле - Ты не знаешь меня

Я тихо хихикаю.

— Да? Может ты заметил проглядывающий глубокий вырез у меня на платье?

— Я рад, что розовый кардиган выиграл в тот день.

— Почему? Разве ты не предпочел проглядывающий глубокий вырез платья?

— Нет. Я бы ничего не изменил той ночью.

Когда мы стоим перед фотографией Шагала с его озорным, похожим на фавна лицом, странными миндалевидными глазами, я поворачиваюсь к Ною и спрашиваю:

— Ты знаешь, как он готовился рисовать новую картину угольными карандаши, зажав их в руке, как маленький букет?

Ной смотрит на меня таким взглядом, будто я нечто очень дорогое для него, что он всегда хотел получить, но не мог себе даже представить, что такое возможно.

— Сжимая карандаши в руке, он мог сидеть часами перед пустым холстом, ожидая идей. Как только он схватывал идею, поднимал карандаш и очень быстро начинал выводить прямые линии, овалы, ромбы. Из этих форм, как по мановению волшебной палочки, мог появиться клоун, потом единорог, скрипач, странник, ангел. После наброска он отходил на шаг назад, а потом тяжело опускался на стук, словно полностью исчерпал себя, как боксер после раунда. Представь, с какой скоростью работало его воображение. Он видел, как бы перед собой всю картину настолько ясно.

— Это удивительный талант, — медленно произносит Ной.

— Да, должно быть здорово — иметь такую уникальность. Однажды он признался, что единственное, чего бы хотел, остаться таким же необузданным и сумасбродным... чтобы иметь возможность кричать, плакать, молиться.

Наша следующая остановка — Cap de Nice, в доме Ноя. Он расположен высоко на холме. Ной открывает высокие двери, и мы входим в элегантную виллу стиля арт-деко с хорошим естественным освещением. Мы проходим через гостиную с впечатляющей люстрой из ракушек [3] . Когда он открывает раздвижные двери, перламутровые кругляши мерцают и звенят от сильного ветра. Я стою у двери на террасу и вижу, что вилла построена на скале. Передо мной открывается на сто восемьдесят градусов вид на море, в доме имеется несколько террас и балконов.

— Вау, вот это потрясающе, — говорю я.

— Знаю, — тихо отвечает он. — Из-за этого я и купил этот дом.

Я выхожу на террасу, ступеньки, вырубленные в неровных белых камнях, спускаются вниз. Одни ведут к белой каменной платформе, где можно стоять и смотреть на захватывающий дух океан, а другие ведут вниз к небольшому частному пляжу.

Он берет меня за руку и выводит из тени террасы по направлению к ступенькам, спускающимся к пляжу. Солнце палит во всю, создавая белые блики.

Я ставлю руку ко лбу, чтобы загородиться от солнца.

— Я не могу долго оставаться на солнце. Я не должна загорать. Иначе будет понятно, что я уезжала из страны.

— Не беспокойся. Долго я тебя не задержу, — говорит он, скидывая с себя одежду. Обнаженный, он смотрит мне в глаза, расстегивая мое платье, которое падает на землю. Под ним на мне зелено-синий бикини. Он тянет меня к нагретым плиткам террасы.

— Мы будем заниматься сексом на пляже? — с улыбкой интересуюсь я.

— Не на пляже. Думаю, песок в некоторых местах, не создаст комфорта.

— Ой.

— Я хочу взять тебя в воде.

Я осматриваюсь по сторонам и понимаю, что мы не одни. Вдалеке маячат какие-то фигуры.

— Нас же увидят, — протестую я.

— Меня это мало волнует, — говорит он, подводя меня к кромке воды. — Я хочу тебя прямо сейчас, — он падает в воду, утягивая меня за руку, и я валюсь вместе с ним. Волны накатывают, и вода прохладой трется о мое обнаженное тело. Я чувствую его разгоряченную кожу своим животом и бедрами. Песок проседает, стоит мне начать извиваться под Ноем. Он захватывает мои запястья, поднимая их над головой.

— Попалась, — рычит он.

— Мне нравится, — шепчу я в ответ.

Он снимает верх у моего бикини и отшвыривает его подальше. Солнце нещадно палит на мою открытую грудь. Ощущение — великолепное. Соски твердеют только от одного его взгляда. Волна накатывает на нас, щекоча мне пальцы ног.

— Уверен, что нас не привлекут к ответственности за то, что мы голые разлеглись на пляже? — спрашиваю я.

— Мы в Европе. На частном пляже. Никакого этого дерьма не будет, — бормочет он, его глаза становятся возбужденными и темными от похоти. Он целует мою грудь, я закрываю глаза и наслаждаюсь приятными ощущениями. Он сосет соски, пока они не затвердевают почти до боли.

Еще одна волна бьется о нас, но я почти ее не чувствую. Все мое внимание приковано к низу, когда Ной отодвигает в сторону мой бикини. И внезапно входит, большой, твердый и сильный. Он глотает мой еле слышный испуганный крик, готовый вырваться из моего рта, своим ожесточенным поцелуем, и поднимает голову, заглядывая в глубину моих глаз. Его черные глаза омуты бушующих эмоции, пока он уверенно движется внутри меня.

Волны подкатывают ближе, накрывая наши тела по пояс. Он отстраняется.

— Перевернись и покажи мне свою киску, — приказывает он.

— Что прямо здесь?

— Да.

Я поворачиваю в сторону голову. Вдалеке на пляже до сих пор маячат какие-то фигуры, но они слишком далеко, поэтому не смогут меня разглядеть, и скорее всего не увидят, что мы тут вытворяем, а даже если и увидят, то я их вижу первый и последний раз в своей жизни.

Я упираюсь на локти и колени, грудь дотрагивается до мокрого песка. Он тянет вниз мои трусики-бикини, открывая мою киску. Взяв меня за бедра, он совершает рывок своим членом. Все мое тело сжимается от резкого толчка, пальцы погружаются в песок, спина сама собой выгибается, я вскрикиваю. Под меня накатывает очередная волна, омывая мои соски мягкой, шелковистой теплой водой. Песок скользит вместе с уходящей водой обратно в море. Легкий прибой накатывает на икры, пока Ной снова и снова погружается в меня.

Я поднимаю голову и вижу ярко-голубое небо. А что если одна из этих фигур решит пройтись по пляжу? То, что они обнаружат — меня возбуждает еще больше. Большая волна проносится по моему телу, животу и груди. Я опускаю голову и смотрю в пространство между ногами, наблюдая как двигаются крепкие мускулистые бедер Ноя, пока он входит в меня, как поршень.

Он протягивает руку и кружит по моему клитору. У меня перехватывает дыхание, теперь становится отрывистым. Я чувствую, как зарождается где-то глубоко во мне оргазм. Ной усиливает темп, его движения становятся сильнее и быстрее, толкая меня глубже в песок. Я поднимаю голову к небу, прикрываю глаза и жду. Оргазм накатывает одновременно с огромной волной, которая омывает мое тело, мою киску, погружая еще больше руки в песок. Я чувствую, как вода тут же всасывается в песок, возвращаясь в океан. Мое тело замерло, одеревенело, если бы не Ной, я бы рухнула и меня бы унесла волна с собой. Я чувствую напряжение во всех клеточках, все мое тело оцепенело. Меня трясет дрожь. С ревом Ной кончает, его горячая сперма выливается мне на спину, пока я нахожусь под властью своего оргазма.

Он натягивает на меня трусики-бикини, омывает водой спину. Мы карабкаемся из воды, выбравшись на сухой, горячий песок. Мы наблюдаем за садящемся солнцем, которое окрашивает небо в розово-красные тона, я поворачиваю к нему голову, на его лице играет тот же отблик. Мое сердце трепещет от любви. Кончиками пальцев я дотрагиваюсь до его щеки и улыбаюсь.

— Ты выглядишь такой прекрасной при этом свете, — мурлычет он.

— Забавно, я подумала то же самое, — говорю я, и его губы оказываются на моих. Я слышу тихий стон, срывающийся с моих губ.

Он ведет меня ужинать в La Merenda. Это причудливое, маленькое, людное место, где все сидят на скамейках, фактически в притирку друг к другу. Красное или белое вино пьется из стаканов как сок. Здесь не упоминается слово кола. Не принимаются кредитные карты, и вы не сможете позвонить, чтобы заказать сюда столик. Ной кого-то прислал вчера сюда, чтобы забронировать нам столик на сегодня.

Вы сидите за столом и наблюдаете как Доминик Ла Станк, всемирно известный шеф-повар, который раньше работал в самом дорогом ресторане Ниццы, показывает настоящее представление со своим шеф-поваром и одним официантом, которому поручено обслуживание всех двадцати четырех столиков в ресторане. Здесь имеется небольшое традиционное меню, написанное мелом на доске, но как только приносят еду, сразу становится понятно, почему люди готовы мириться с неудобством и дискомфортом.

Мне подается fleur de courgette [4] обжаренные в кляре и фритюре, напоминающие своеобразные золотистые оладушки-цветки. Блюдо — мечта. Второе блюдо — говядина с апельсином, неимоверно вкусная. После лимонного пирога, запеченного до совершенства, наступает время нам возвращаться в Лондон.

Должна признаться — я оставила частичку своего сердца во Франции.

Пока не вернулся папа, я бегу на встречу с мамой. Мы встречаемся в нашем обычном месте — женском туалете в «Хэрродс». Давным-давно мы решили, что это место самое идеальное для нас. Здесь очень чисто и красиво. Оно больше напоминает гардеробную богатой русской или арабской женщины. Персонал нас не беспокоит, оставляя наедине, чтобы мы могли посплетничать. Когда приходит время уходить, обычно через тридцать или сорок минут, я оставляю пятьдесят фунтов на блюдце для персонала. Не знаю, что думает Вадим о том времени, которое я провожу в туалете, но до сих пор он делал вид, что это вполне нормально, что я исчезаю в туалет и появляюсь почти через час.

Мама приходит раньше, чтобы ее не видел Вадим, поэтому сейчас она уже ждет меня там. Я обнимаю и целую ее, мы присаживаемся на диванчик.

— Ты выглядишь замечательно. Ты посещала солярий? — спрашивает она.

— Я была в Ницце, — отвечаю я ей.

Она качает головой.

— Ты не говорила мне, что собираешься поехать отдохнуть.

— Все произошло неожиданно, — говоря я, широко улыбаясь.

Выражение ее лица меняется.

— Что происходит, Таша?

Я рассказываю ей о Ное. Она все время хмурится во время моего рассказа, а к концу у нее на лице отражается настоящее беспокойство.

— Господи, чем это все закончится, Таша? — спрашивает она, когда я рассказала ей все.

— Я люблю его и собираюсь сказать папе, когда он вернется, что я не выйду замуж за Оливера.

Теперь у нее на лице явно виден страх.

— Что?

— Я скажу папе, что я не хочу выходить замуж за Оливера. Я поняла, что Оливер не тот, за кого себя выдает.

— О, дорогая. Это не сработает с твоим отцом.

— Почему нет?

Она отрицательно качает головой, и у нее на лбу появляются морщины.

— Ты не знаешь его настолько хорошо, как я. Он не согласиться отменить свадьбу. Его самолюбие будет ущемлено.

— Мама, я знаю, что он хочет, чтобы я была счастлива. Он предполагал, что я могу быть счастлива с Оливером, но когда я скажу ему, что не буду с ним счастлива, он не станет принуждать меня. Папа никогда раньше меня ни к чему не принуждал.

Она смотрит на меня с сочувствием.

— О, дорогая. Ты так до конца и не узнала своего отца. До сих пор ты была послушной, ты никогда не ослушивалась его, поэтому не сталкивалась с другой его стороной — все будет так, как он хочет. Ты никогда не задумывалась, почему он разрешил тебе присутствовать, когда выгонял меня из дома? Зачем позволять ребенку видеть такую жестокую и безобразную сцену?

Да, этот вопрос меня беспокоил, и я задавала его себе много лет подряд. Я так и не смогла понять, зачем он привел меня, чтобы я смогла увидеть этот ужас. Чтобы еще больше наказать мою мать? Или чтобы показать, что он хозяин?

— Зачем? — шепотом спрашиваю я.

— Это послужило предупреждением для тебя. Ослушаешься его, и увидишь, на что он способен.

Ее слова проходятся холодком по моей коже, но я не позволяю себе согласиться с этим. Это слишком страшно. А я не хочу отказываться от своей мечты.

— Все будет хорошо, мама, вот увидишь. Я уговорю папу.

Мама опускает голову на несколько секунд, разглядывая свои пальцы. Потом она смотрит на меня, в ее глазах застыло беспокойство.

— Что бы ты ни сделала, не рассказывай ему про Ноя.

— Я и не собираюсь, — быстро говорю я.