Карр Джорджия Ле - Ты не знаешь меня

— Таша, — зовет Ной из-за двери.

Я кулаком прикрываю рот, чтобы не вырвались мои всхлипывания.

— Дай мне еще минутку, — прошу я.

Слышу, как он уходит.

Я поднимаюсь на ноги и быстро одеваюсь. У меня так сильно трясутся руки, что мне едва удается застегнуть молнию на платье. Я провожу пальцами по волосам, распрямляю плечи и выхожу из ванной комнаты. Он сидит на кровати, на нем надеты штаны.

— Что случилось? — спрашивает он, его лицо обычная маска.

На выдохе я говорю:

— Мне нужно домой.

— Да?

Я делаю шаг в его сторону и пожимаю плечами.

— Я больше не приду.

Он прищуривается, смотрит на меня.

— Почему? — спокойно спрашивает он.

Я с трудом сглатываю.

— С самого начала — наши отношения были временными, несмотря ни на что. Отец вернулся, и, на самом деле, пришло время вернуть все как было. Наши отношения первоначально были всего лишь на одну ночь, ты очень хорош в постели и мне было весело, поэтому... — глухо отвечаю я.

Он поднимается и медленно направляется в мою сторону, и первая мысль у меня — убежать. Я успеваю добежать до двери, но он ловит меня и толкает к стене. Не сильно, по крайней мере, мне не больно, но я шокирована, если честно.

— Почему ты убегаешь? — с любопытством спрашивает он. Сейчас в нем есть что-то до жути спокойное.

— Прошу, отпусти меня.

— Сначала ответь на мой вопрос.

— Нет, сначала отпусти меня.

— Просто ответьте на мой вопрос, Таша, — вздыхает он.

— Ты знаешь, чем все закончится. Нам обоим было хорошо, а теперь я возвращаюсь к Оливеру. Не усложняй все.

— Ты вернешься к Джорсдейлу? — медленно спрашивает он, отчетливо выговаривая каждое слово.

— Он мой жених, ты же знаешь.

Ной коварно улыбается. Я никогда не видела, чтобы он так мне улыбался, никогда.

— Это даже смешно, что ты говоришь, в тебе сейчас больше моего ДНК, чем за все серии сериала «CSI: Место преступления».

— Не заставляйте меня ненавидеть тебя от твоих слов.

Его глаза расширяются.

— Не нравится? Интересно, что мне нужно сделать, чтобы ты возненавидела меня?

В мгновение ока он засовывает руку мне под юбку и разрывает мои трусики, отбрасывая их в сторону.

Я ударяю его по щеке. До конца не понимаю, как такое могло произойти. Моя рука сама поднялась кверху и ударила его по щеке. И выглядело это совсем не так, словно его ударила какая-то девица. Раздался очень громкий шлепок, его голова дернулась, а на щеке остался отпечаток.

Он медленно улыбнулся, поблескивая глазами.

— Твоего отцу не стоило делать тест на отцовство. Ты, однозначно, есть его дочь.

У меня подгибаются колени, рот открывается от шока. Своими словами, он сделался для меня чужим. Жестоким. Он никогда не позволял себе говорить со мной подобным образом. Я никогда не видела его с этой стороны. Он всегда был нежным, добрым и внимательным, видно я слишком его идеализировала, не задумываясь о другой его стороне. Вернее, я решила не обращать внимание на другую его сторону, полностью игнорируя ее, связанную с болью, убийством и другим насилием. Скорее всего, я вообще до конца его так и не узнала. В конце концов, он из одного и того же мира вместе с моим отцом.

— Ной, — кричу я, но крик выходит каким-то хриплым с болью и ужасом от того, что я пробудила в нем зверя. Трясущимися руками я тянусь к нему.

Вдруг его рот нападает на мой, действуя грубо, собственнически, требовательно, поглощая. Он проскальзывает своим языком ко мне в рот, наши языки цепляются друг за друга, а потом он начинает жестко сосать мой язык. Я стону, как только его нога раздвигает мои колени, и его рука движется вверх, отыскав мою мокрую киску. Его пальцы скользят внутрь, и он начинает двигать ими. Я настолько мокрая, что его движения издают хлюпающий звук. Он поднимает голову и внимательно смотрит на меня.

— Ты все еще продолжаешь меня ненавидеть? — спрашивает он.

— Я ненавижу тебя, — слова повисают в воздухе, словно домоклов меч, между нами.

— Кому я должен верить? Может твоему телу, которое говорит мне обратное, — огрызается он.

Он поднимает меня на руки и несет в спальню. Одеяло такое холодное в контрасте с мой пылающей кожей.

— Что ты собираешься делать? — тупо спрашиваю я.

У него вырывается смешок.

— Ты настолько наивна, маленькая Таша.

Он моментально спускает свои штаны, его член жесткий и стоит прямо. Ной опускается на кровать.

— Ты моя, — жестко рычит он, толкаясь глубоко в меня. У меня вырывается стон, и он кладет свои скользкие пальцы от моих соков мне в рот, заставляя меня их посасывать. Я хватаюсь за прохладную простынь, как только он наращивает скорость. Он не отводит взгляда от меня, я прикрываю глаза, потому что не могу выдержать его взгляда.

— Открой глаза, — строго приказывает он.

Я распахиваю глаза.

— Скажите мне, что ты хочешь, чтобы я остановился.

— Я... Я... ах...

— Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я продолжал трахать тебя.

— Я хочу, чтобы ты... ну... черт с тобой.... трахал меня.

— Скажи мне, что твоя киска принадлежит мне.

— Моя киска принадлежит тебе, — стону я.

— Я почти не услышал твой ответ.

— Моя киска принадлежит тебе, — кричу я повышенным тоном, волны совершенно невероятного оргазма накрывают меня с головой. Вибрация, как ураган, проходит через нее. Он полностью меня высасывает до того, как все заканчивается. Я смотрю на моего великолепного мужчину, как он выгибается и рычит, испытывая свое удовлетворение.

Он отстраняется и кончает, его сперма бьет ключом.

— Я должна идти, — шепчу я через какое-то время.

— Я знаю. Давай я позвоню Сэму.

Он поднимается с постели и выходит из комнаты.

Я иду в ванную, моюсь, и потом только спускаюсь вниз. Ной ждет меня у бара со стаканом в руке. У меня дежавю. Я вхожу в комнату и останавливаюсь посередине.

— Прости, что я наговорила тебе все эти жуткие вещи, — говорю я.

Он с грустью смотрит на меня.

— Не извиняйся, Таша. Все это не важно. То, что происходит между нами, нет причин извиняться.

— Но я наговорила тебе столько гадостей и рассердила тебя.

— Ты, на самом деле, веришь, что какие-то глупости могут изменить мое отношение к тебе? Я готов умереть за тебя, Таша Эванофф.

Я, рыдая, бегу в его объятия. Он с силой прижимает меня к себе.

— Моя бедная, маленькая Таша, — растягивая слова произносит он, притягивая к себе и приглаживая мои волосы. — Не приходи ко мне больше, хорошо? Оставь все это мне. Ничего не делай.

Я чувствую боль от его слов, словно мне в грудь воткнули нож, но утвердительно киваю.

Он целует сначала один мой глаз, из которого льются слезы, потом другой.

— Я обещаю тебе, что ты будешь моей, или я умру, бл*дь, пытаясь это сделать.

Словно глупая дурочка я начинаю снова рыдать. Раньше я почти никогда не плакала, пока не встретила его. Теперь я сама себе напоминаю какой-то сломанный кран, из которого постоянно текут слезы.

— Ш-ш-ш... моя дорогая.

— Я не хочу, чтобы ты умер, — всхлипывая произношу я.

— Мы все когда-нибудь умрем. В итоге, все равно за нами придет смерть. Мне не страшно умереть за тебя.

— Мой отец…

— Я не боюсь твоего отца. У меня припрятан туз в рукаве.

Я перестаю плакать и во все глаза смотрю на него.

— Правда? Какой?

Он улыбается.

— Ты серьезно думаешь, что я скажу тебе?

— Но дай мне хотя бы какую-то подсказку, что это может быть?

— Нет.

Приезжает такси, и он выходит проводить меня на улицу. У открытой двери такси, наши пальцы задерживаются. В свете фонарей его лицо выглядит грустным и отстраненным. Мы оба знаем, что эта встреча может быть последней. Я целую его в щеку. Его кожа такая горячая, но я чувствую колючую щетину. Я вдыхаю его запах в последний раз и, закрыв глаза, отворачиваюсь. Слезы опять льются сами собой.

https://www.youtube.com/watch?v=Ak7kedzR8bg

Десять зеленых бутылок

Я оставляю бабушку на кухне после того, как насладилась с ней чаем, просовываю ноги в туфли и иду к лестнице, взбираясь вверх по две ступеньки за раз. В доме мрачно и тихо, отец все еще спит.

Я открываю дверь в свою комнату. Не знаю почему, но тут же все поняла, видно до сих пор была не в себе... то есть я была настолько глупой, что у меня даже в мыслях не было, что может настолько ужасное произойти... я думала, что Сергей, завернутый в свою подстилку, крепко спит, поэтому даже не отреагировала, когда вошла в комнату.

Я все еще продолжаю думать, что он спит, пока иду в его сторону. Хотя воздух внутри комнаты имеет странный запах — сладковато металлический. Остановившись над ним, мой разум упорно отказывается верить в то, что я вижу.

Но потом приходит осознание реальности, и у меня подкашиваются ноги. У меня такое чувство, словно я ушла с головой под воду. Я не слышу ничего, мои конечности двигаются сами собой, словно в замедленной съемке, падая перед ним на колени.

Словно в замедленном фильме, я протягиваю руку, хватаю край подстилки и приподнимаю, и в этот момент мое оцепенение заканчивается, видно я выныриваю из глубины. С воплем ужаса я падаю на задницу. В безумии, я встаю на четвереньки, быстро перебирая ногами и руками, как слабоумное четвероногое животное, ударившись спиной о стену, прижимаюсь к ней. Я тяжело дышу через раз, вжавшись спиной в стену, не в состоянии отвести глаз от моего прекрасного, такого красивого обезглавленного мальчика.

Кто-то зашел ко мне в комнату и убил моего ребенка!

Отрубив ему голову.

Его голова отделена от тела, лежит рядом с его хвостом, такое мог проделать только, однозначно, больной монстр. Это самое ужасное зрелище, которое я когда-либо видела за свою жизнь. Медленно я подползаю к обездвиженному телу Сергея.

— Прости, — шепчу я. — Мне очень жаль. Я не хотела оставлять тебя, но не могла... Я так тебя люблю.

Я подползаю к его лежанке и глажу его шерсть. На ощупь шерсть стала жесткой и холодной. Я вздрагиваю от этого ощущения. Сергей мертв уже давно.

Должно быть он страдал.

Может он даже испугался.

Обращаю внимание на что-то завернутое в бумагу А4 формата, лежащую у него на теле. Я беру это в руки. Внутри одна из тех крошечных магнитофонных кассет, которую используют боссы, чтобы на диктовать своим секретарям задания. Я читаю записку. Всего лишь три коротких слова, которые превращают мое сердце в кусок льда:

«Один за другим»

В оцепенении я нажимаю кнопку воспроизведения на кассете и слышу детскую песню «Десять зеленых бутылок» [5] .  На самом деле, песня невинная, но сейчас она мне кажется жуткой, словно предупреждение. Это самое большое оскорбление — слушать песню, глядя на изувеченное тело Сергея. Я хватаю кассету и со всей силы бросаю ее об стену, она рассыпается на кусочки, из нее вылетает магнитная лента, упав совсем близко к вкусняшкам, которые я оставила.

Он так и не съел их.

Руки сами собой сжимаются в кулаки от беспомощности.

Я подхожу к кровати на полусогнутых ногах и стаскиваю одеяло. Складываю его в четверо и кладу рядом с неподвижным не маленьким телом Сергея. Встав на колени, я пытаюсь перенести его на новое место. В первую очередь его отрубленную голову с запекшейся кровью. Мои руки тут же окрашиваются в темно-красный.

Аккуратно я укладываю его голову, затем приподнимаю тело. Мертвый он стал гораздо тяжелее, и я кряхтя, приподнимаю его. После того как я его переместила, мне стало легче, я ложусь рядом с ним, соединив две его половинки.

— Прости. Прости меня. Прости, — снова и снова шепчу я, обнимая его холодное, окоченевшее тело. Чувство вины — ужасно. Меня не было здесь, и я не смогла защитить его. В это время я занималась своим делами, хотя мне следовала быть с ним рядом. Если бы я оставила его с бабой. Я даже не думала об этом, вернее я подумала, что он может залаять, когда я позвоню или поднимет шум и разбудит папу.