Только… Надеялся, она будет его дело продолжать, а получилось…

— А Кир? — Игорь сел на свое кресло, руки на столе сложил, внимательно на дочь глядя… Как бы ни хорохорилась и храбрилась — сдала. С тех пор, как мужа не стало, изменилась. Потемнела, посерела, устала…

— Он не хочет… То есть, вероятно, хочет, но… В сложные времена Ваня на себя все брал. Кирилл — хороший менеджер для периодов стабильности. Мне иногда кажется, ему легче зайти в банкротство, потихоньку поделить, что останется… И разбежаться.

— Ну так может…

— Па… — Ксюша не дала договорить. Опять то же самое. Снова по кругу… «Ну может пусть так и будет? Зачем тебе пробоины в корабле тряпками затыкать? Тебя другой корабль ждет… Если хочешь — можешь там с пробоинами бороться. Под крылом. В тепле. Отцу на радость…Когда есть, кому доски подать, а еще молоток и гвозди…». — Я не брошу дело Вани. Не начинай, пожалуйста…

Игорь долго на дочь смотрел молча… Думал… Тоже злился… Они умели делать это так, чтобы никто не сомневался — они само спокойствие.

— Я услышал тебя… — «подожду, пока наиграешься, не спешу»…

Ксюша усмехнулась, потянулась к фотографии, которая на его столе стояла, в руки взяла…

Мама в молодости. Очень на Ксюшу похожая сейчас… Только без вдовьего взгляда и с румянцем на щеках. Пусть фото черно-белое, румянец все равно виден…

— Я поговорил с Ниной, дочь. Она не будет больше донимать тебя изменами Ивана…

Ксюша кивнула, благодаря… Все же ближе мамы. Так и есть. Знает, что болит немыслимо…

— Я действительно не верю в это, пап, ты не думай, что я… — при матери не расплакалась бы, при отце тоже, если речь об оценках шла, коленках разбитых, рабочей усталости, а по этому поводу…

Глаза моментально мокрыми стали, губы задрожали, она слезу смахнула, портрет матери на место поставила, взгляд отца поймала… Сочувственный такой…

— Не думай, что я с катушек слетела и удовольствие получаю из-за того, что себя же мучаю, просто… Он не мог. Просто не мог. Поэтому и в несчастный случай не верю. Его убили. И когда я узнаю, кто…

— Я дам тебе пистолет и посмотрю, как ты пристрелишь эту гниду. Или сам пристрелю.


Это жутко звучало. У кого-то волосы дыбом встали бы, но… Игорь и Ксения Веремеевы друг друга поняли. Ксюша кивнула, встала…

– Я была сегодня в центре… репродуктивном… Том, в который мы с Ваней ездили когда-то…

Ксюша не собиралась родителям о своем решении говорить. Думала, пусть сначала получится все, а потом она просто перед фактом поставит, но… Захотелось. Именно сейчас, именно отцу…

– Ваня подписал согласие на использование генетического материала в случае кончины. Я хочу родить…

Игорь взгляд опустил… Это значило… Это значило, что его только что долбанули. Неожиданно и сильно. Только дочь так била.

Каждый раз. Каждый раз из-за этого придурка без тормозов… Сначала так же сообщила, что любит его и хочет жизнь с ним прожить… С детдомовским, дурным, дерзким, без гроша за душой… Потом, что если они с матерью его не принимают — она уходит к Бродяге в шалаш (или где они там жили первое время), потом свадьбой огорошила… Игорь-то надеялся, что она бросит сумасшедшего Тихомирова… Ну или он ее, на худой конец… Но нет… Все вопреки делали. Теперь вдвоем уже. Не бросили друг друга, поднялись сами, ни разу его о помощи не попросив… Фамилию мужа взяла… Это был чуть ли не самый сильный удар. Игорь каждый раз, как Ивана видел, должен был заставлять себя спокойным оставаться. Ненавидел его. И принять не мог.

Когда же Игорь узнал о том, что зять погиб… И облегчение испытал, и страх, и сожаление… Он все эти годы ненавидел его за то, что дочь так сильно любила, что посмел своими грязными ногами порог его дома переступить, украсть самое дорогое, что всегда был упрямым, гордым, снисходительным… Надеялся в глубине души, что он пропадет из их жизни, а вместе с ним проблемы. Ксюша вернется, одумается, опомнится…

И она вернулась. Только на том все. Когда отец ее впервые увидел после короткого разговора с Кириллом, который и сообщил… Он больше не сомневался, что «даст пистолет». Он мог неистово ненавидеть Бродягу, но ее-то любил. Поэтому был готов обеспечить ей право отомстить и успокоиться. Да только…

Он и свои каналы подключал, и со следственной группой был всегда на контакте, но дело стояло. Стояло глухо. Настолько, что Игорь подозревал неладное, но пока что выяснить, в чем проблема, не смог.

– Зачем тебе это, Ксюш? Ты же молодая еще… Ты переживешь это, а потом встретишь…

Игорь и сам понимал, что его речь больше напоминает то, что Нина сказала бы, но… Ему каждый раз больно становилось, когда дочь раз за разом доказывала — она не забыла своего Бродягу и забывать не собирается…

– Не хочу никого встречать, па. Хочу ребенка. Чтоб на Ваню похож был. Чтобы чуть легче было…

Не ждала ответа, вышла, молча до комнаты своей дошла, там на кровать, раскинув руки-ноги, глядя в потолок…

Надо было собраться, в душ сходить, потом поесть чего-то… Врач сказал, что без этого никак… Ну и черт с ним. Надо, значит надо…

Игорь же… Шибанул рукой по столу, выдохнул шумно, стал комнату шагами мерить… Как лучше ведь хотел… Просто очередная попытка склонить к тому развитию событий, которое он сам правильным считал, а теперь…

Хотелось оживить Бродягу и своими руками грохнуть. Испортил жизнь дочери. Бесповоротно… А еще… Игорь впервые был готов признать… Пусть бы продолжал портить… Живым. Потому что сейчас… Совсем плохо.

Глава 6

Прошлое…

— Не смей, Ксения, — Бродяга обращался к ней так, когда злился до одури. Когда они находились за шаг до очередной ссоры. Когда понимал — Ксюша уже не остановится.

— Да ты что… — и на сей раз тоже не остановилась — в него полетела ваза. Подарок маман, между прочим… Приехавшей как-то к ним в квартиру и со сморщенным носиком разглядывающей, как тут живет ее кровиночка…

А неплохо живет. Теперь-то не хуже, чем в своей детской комнате для «породистых» принцесс. Пусть кровать без балдахина, и розового замка для барби нет, но квартира в центре города, площадь более чем приличная, у «кровиночки» своя гардеробная, в которой «шанелек» ровно столько, сколько она захотела…

В общем, вазу было не жалко, даже приятно, что не будет взгляд мусолить и напоминать, какие «теплые» отношения связывают его с семьей жены, но то, что Ксюша снова стерву включила…

От этого крышу сносило…

— Пошел нахрен, Тихомиров. Ночевать иди туда же, откуда пришел! — Ксюша и сама не сказала бы, почему ее именно сегодня так накрыло.

Ей с завидной периодичностью приходили смски, анонимки, звонки от сумасшедших, которые заявляли, что беременны от ее мужа, и если в ней есть хоть капля сострадания… Она должна отпустить его и уйти…

Обычно они с Ваней только посмеивались над таким, но сегодня…

Он вторую неделю дома не появлялся практически. Ксюша знала, что аврал. Сама была в нем частично задействована, но… Почему-то планка упала, когда ее у подъезда малолетка какая-то встретила… Беременная настолько, что рожать с дня на день… За руки хватала, объясняла что-то, умоляла Ивана Николаевича к ней отпустить… или хотя бы денег дать…

Она дала. Денег. И понимала. Понимала мозгом, что ее развели, как котенка, да только…

Все разом навалилось. Неудавшееся ЭКО, отсутствие Вани рядом, взгляд консьержки… Которая явно огромное удовольствие от «шоу» получила, и теперь будет дальше по людям разносить…

Ксюша в тот вечер написала Бродяге, что если его в десять вечера дома не будет, она выставит вещи в парадный, и он сможет забрать их там…

Ваня пытался по телефону выяснить, в чем дело, но она сначала скидывала, потом отключила… Вино открыла… Бутылку практически прикончила к его приходу…

Злого, как черт…

Бродяга в гостиную влетел, ключи бросил на стеклянный столик, рядом с бутылкой… Увидел, как она расслабляется, еще сильней челюсти сжал.

Ксюша не пила практически. И сама не была любительницей, а еще… Оказалось, что Бродяга попал в детский дом после того, как мать-алкоголичка скончалась. У него с тех пор к пьяным женщинам особое отношение…

— Что за показательное выступление? — подошел, бутылку двумя пальцами взял, в мусорник отправил, не заботясь о том, что ценная жидкость в сосуде еще имелась…

— Добрый вечер, Иван. Меня Ксения зовут. Ксения Тихомирова. Я ваша жена… — Ксюша тоже встала, дождалась, пока муж к ней повернется, картинно дружелюбным тоном «представилась», даже голову склонила слегка. — Помните такую?

— Давай без этого, Тихомирова. Какого х*ра я должен был все бросать и домой ехать? У нас сегодня по расписанию плановая истерика? Ну так откатай по-быстрому, и я обратно поехал…

— Пошел ты в ж*пу… Идиот… — она его презрительным взглядом окатила, развернулась, в спальню ушла, дверью хлопнула, дышала тяжело, начала вещи собирать… Не его. Свои.

«Плановая истерика», значит… «Откатаем по-быстрому», значит…

Они любили друг друга до одури… До нее же ненавидели, когда ссорились. Слишком сложные характеры. Слишком вспыльчивые. Слишком хорошо знают, как больно друг другу сделать…

— Ты мне внятно объяснишь, что не так?

Тихомиров вслед за женой зашел, желваки ходуном ходили, кулаки сжимались непроизвольно, он же взглядом вслед за ней метался. От гардеробной к кровати. От кровати до гардеробной…

— Ко мне сегодня у подъезда телка пристала. Идиотка редкостная. Требовала, чтобы я тебя к ней отпустила. Пузом тыкала…

— И из-за этого я сейчас отгребать должен? — Ваня только еще сильнее разозлился. Она ведь никогда в нем всерьез не сомневалась. И он в ней тоже. Ревновал — да. Ее нельзя было не ревновать. Слишком красивая, чтобы на нее не смотрели, но… Они всегда знали, что никто другой… Ни при каких обстоятельствах… Как бы ни поссорились… А тут…

— Ты должен отгребать, придурок, потому что я не хочу этим заниматься. Ты мужик? Огради от подобного. Понял меня?

Ксюша замерла, глянула на него яростно, очередную порцию шмоток на кровать бросила, потом мимо него из спальни в коридор, оттуда в ванную…

Сама не знала, зачем мечется, что взять хочет… Реально ли вещи соберет и уйдет… Да и по какой причине? Но… Завелась до предела. До состояния, когда он во всех ее бедах виноватый.

— Меня достало, что ты днями и ночами на работе. Меня достало, что тебе пофигу — будет ребенок или нет. Меня достало, что я прихожу домой, а тут меня ждет какая-то плачущая идиотка…

— А ты хочешь, чтобы я дома сидел и идиоток от тебя отгонял? Ты знала, за кого замуж выходила, Ксюша…


Они не шли на попятные. Только сильнее пожар разжигали.

Ксюша зарычала, шибанула рукой о раковину, потом снова по коридору в сторону спальни, по дороге прихватив ту самую мамину вазу…

— Не смей, Ксения, — Ваня будто последний шанс ей давал… Тихим вкрадчивым голосом… Глядя прямо в яростно горящие глаза…

— Да ты что, — последний шанс она потратила — в него полетела ваза… Конечно, не попала — увернулся, а вот разбилась красиво — звонко, на мелкие осколки… по всей спальне теперь собирать… И это тоже почему-то за его вину засчитано было. Еще сильнее разозлило. — Пошел нахрен, Тихомиров. Ночевать иди туда же, откуда пришел! На работу свою гребаную!

Развернулась, из спальни в коридор, оттуда в зал… В бар, снова бутылку достала, потянулась за штопором… Почему-то нестерпимо хотелось напиться и пожалеть себя. Что так с мужем не повезло. Что с детьми не получается. Что… Просто жалко себя. И все тут…

— Штопор положила…

Он через минуту снова в дверном проеме оказался. Сказал угрожающе… Ксюша же не ответила даже. Штопор одной рукой на пробке зафиксировала, вторую вверх — демонстрируя Бродяге, куда тот может пойти со своими приказами.

Ксюша знала, что он терпеть этого не может. Когда пьет, когда ругается, когда неприличные жесты себе позволяет. Но ей фиолетово было. Катастрофически…

— Положила, я сказал…

Он, конечно же, не пошел, куда послали.

Подошел, силой из рук штопор выдрал, бутылку обратно в бар… Развернулся…

— Ты что творишь, дура?

Ксюша застыла, глядя на него, злясь и… не в состоянии вымолвить ни слова. Не в состоянии сформулировать, что творит, почему творит, почему хреново так…

Молчала долго, а потом всхлипнула…

Раз, второй, третий… Разрыдалась позорно, лицо руками закрывая…

Он рядом оказался быстрее, чем можно было рассчитывал, обнял, к себе прижал…

— Почему у какой-то… У какой-то малолетки… Которая д-д-даже не понимает… — залепетало сбивчиво, чередуя слова с всхлипами… — Которая даже не ценит… П-п-п-пузо, а я… А мы… А ты…