— Ах как жаль! — всплеснула я руками, но отставать не собиралась. — А какие у них были раньше обычаи? Расскажите, Брайн. Ну, пожалуйста.

 — Мисс, это не для ваших нежных ушей.

 — Поверьте, Брайн, нежные уши мисс выдерживают даже мат сеньора Гарсия-Пуговкина, так что вы можете за них не опасаться.

 — Ох, вы сами просили, — пробубнил Брайн, подавая мне руку, чтобы помочь взобраться на валун. — Ну, например, считается, что, если съесть мозг врага, то человек становится мудрее. У майри очень ценится левый глаз врага, ибо в нем сокрыта душа убитого. Но нет ничего лучше сердца врага — там сосредоточена магическая сила, которая переходит в распоряжение к шаману или вождю.

 — Нормальные у них деликатесы, — хихикнул Билл. — А я вот не люблю субпродукты. Фу, как можно есть глаза врага?

 Я перевела возмущения немца австралийцу. Брайн нахмурился и с поучительностью в голосе ответил:

 — Если возникает угроза племени, то богу жертвуется самое дорогое. И не всегда сердце врага. Несколько лет назад вождь племени выбрал сердце собственного сына для жертвы. Своими руками рассек грудь и передал трепещущее сердце в распоряжение бога. И сделано это было для того, чтобы племя победило в предстоящей битве.

 — Кошмар какой! — одновременно ужаснулись мы. Родриго только усмехнулся.

 — Если совсем все плохо, то вождь отдает свое сердце для спасения племени.

 — Да-да, — тут же встрял Родриго. — В начале прошлого века на племя майри напало племя раукаху. Пришлось воинам майри разорвать вождя и поджарить на костре…

 — Пока жрец исполнял песнопения, воины танцевали ритуальный танец вокруг котла, в котором варилось сердце вождя, — кивнул Брайн. — Потом верховный жрец оторвал кусочек от сердца вождя и бросил его в сторону врагов, чтобы ослабить их.

 Я шарахнулась в сторону, кое-как сдерживая рвотные позывы.

 — Супер, — уважительно протянул Билл. — Скажите, ведь у племени сейчас нет никаких проблем и войн, да? Нас ведь не будут есть? Это было бы несколько неудобно. И к тому же мне через три дня кровь из носа надо быть дома. У меня…

 Пришлось некультурно пнуть Билла ногой.

 — Болтун — находка для шпиона, — зашипела на него.

 — Ну что вы, юноша, у племени есть более важные дела, чем войны. Например, вы сейчас попадете на обряд срубания дерева для каноэ вождя. Жаль, что вы пропустили обряд татуировки губ дочери вождя. Очень красивый обряд.

 — А как же праздник рождения новой луны? И зачем вождю каноэ, если тут нет рек?

 — Племя живет на берегу большого озера. А праздник рождения новой луны как раз совпадает с обрядом срубания дерева для каноэ.

 — Кстати, этот обряд проводится тоже с жертвоприношением сердца, — с садисткой усмешкой вставил Родя. — Еще поговаривают, что во время войны майри съели экипаж немецкого танка, который очень некстати попался им в руки. Так что, Билл, я бы на твоем месте немедленно драпал домой. А то, не дай бог, вспомнят свои дурные привычки и съедят тебя по старой доброй памяти.

 — Родриго, откуда в горах Австралии немецкие танки? — фыркнула я.

 — Ефимова, ты б не позорилась что ли. Историю почитай как-нибудь на досуге.

 — А вот еще интересный случай был, — разошелся Брайн. — Однажды зверски убив вождя соседнего племени, майри его съели, тщательно собрали все косточки и сделали из них ножи, рыболовные крючки, наконечники для стрел… Руки вождя тоже пошли в дело. Их высушили, пригнув пальцы к ладони, и прибили к стене. Его пальцы служили крючками для вешанья корзин.

 — Зачем? — простонала я.

 — Как зачем? Чтобы показать, что даже после смерти вражеский вождь служит племени майри. Вот, кстати, и он.

 Брайн остановился и поприветствовал разукрашенного белым и красным темнокожего низенького мужичка с рахитным пузиком и торчащими ребрами. Из одежды на нем было только ожерелье из разноцветных перьев и поясок с кисточками на концах. За мужичком стояла дюжина точно таких же, только немного меньше размалеванных, низкорослых коренастых рахитных созданий без перьев. Брайн что-то прокурлыкал на их языке и показал на нас. Билл и я как по команде улыбнулись. Точнее оскалились подобием улыбки. Родриго приветственно кивнул. Вождь издал гортанный звук и выпятил грудь вперед.

 — Вождь рад приветствовать вас на земле майри. И просит следовать за ним, — перевел Брайн. — И ничего не трогайте руками без разрешения.

 Мы тут же спрятали руки в карманы.

 — Брайн, они нас точно не будут есть? — все-таки уточнила я. Мне было не по себе от всех этих рассказов. И быть съеденной черт знает где черт знает кем мне совершенно не хотелось.

 — Нет, мисс, что вы. Вам совершенно нечего бояться. Мясо белых людей не такое вкусное, как мясо местных жителей.

 — Господи, спасибо Тебе за то, что я не вкусная, — совершенно серьезно взмолилась я.

 — Не сочтите за оскорбление. К тому же вы, мисс, и ваш друг слишком костлявы, чтобы кто-то позарился на вас, как на пищу.

 — Да, — решила я до конца поддержать свою абсолютную пищевую непригодность. — И наши друзья знают, где нас искать. Так что в случае чего, шума будет много.

 Брайн лишь улыбнулся. Мне не нравился этот проводник. Не нравилось это племя. Не нравилась эта затея.

 — На самом деле, — тихо сказал Родриго, — белый цвет кожи ассоциируется у майри с трауром. Они считают, что белые люди — слуги смерти. А кто же добровольно согласится съесть слугу смерти?

 Я облегченно вздохнула. Все-таки надо было почитать про обычаи племен Австралии, тогда не было бы так страшно.

 Билл дернул меня за руку и указал на скалу. На самом краю сидел юноша с луком. Увидев нас, он ловко спустился вниз, прихватив охапку стрел. Что-то сказал вождю. Тот величественно кивнул. Юноша подскочил к Родриго и начал верещать, показывая стрелы.

 — Это Ириан, сын вождя. Он говорит, что только что сделал этот лук из пальмового дерева. Каждая из этих стрел предназначена для определенного животного, — перевел Брайн. — Этот лук он дарует воину, вам, мистер Родриго. Вот эта стрела предназначена для обезьян. Этой надо бить кабана. А эта — для охоты на людей. Ириан взрослый. Он убил уже четверых.

 При этом Ириан совершенно недвусмысленно посмотрел на нас. Мне стало не по себе.

 Деревня находилась на берегу огромного озера. Полтора десятка круглых очень низких хижин без дверей и окон с конусообразными кровлями из связанных в длинные пучки пальмовых листьев. Я обратила внимание, что входят и выходят из дома на четвереньках через какой-то лаз. Из щелей сочился дымок, по всей видимости от очага. К нам устремилась орава детей. Маленькие, голые, черные, грязные. Все как один с рахитом — выпяченным животиком и впалой грудью. Местные красавицы приветливо улыбались желтыми треугольными зубами. Кто-то был в ожерельях из листьев папоротника, кто-то просто ходил и светил голой грудью. Хорошо хоть на талии было какое-то подобие юбок из переплетенных листьев тростника.

 — Черт, — пробормотал Билл, осматривая аборигенок. — Да на это даже у Тома не встанет.

 — Самое главное, чтобы у них на нас не встало, — буркнула я в ответ.

 — Надеюсь, мы не подходим под их каноны красоты.

 За деревней простиралась завораживающе красивая долина, над которой возвышались горы, покрытые непроходимым лесом. Их вершины утопали в облаках. И еще было видно зеркало озера. К нам подошли другие майри. Ириан что-то говорил им, указывая на нас. В частности на Билла, что не могло не напрягать. Неожиданно Биллу тоже преподнесли лук. И еще раз объяснили про стрелы. Билл улыбался, крутил оружие, но стрелы взять в руки не решался — оказывается, они отравлены.

 — Однажды мы сидели в засаде и убили двух мужчин из соседней деревни. Я принес ноги одного из них в свой дом, — не без гордости произнес мужчина лет тридцати. Затем Брайн подробно перевел, какие блюда из человечины можно приготовить прямо на раскаленных скалах. И объяснил, что самое вкусное в человеке — это ягодицы.

 Окружившие нас мужчины начали с радостью показывать шрамы и рассказывать, как сражались с другими племенами и ели врагов своих. Меня затрясло. А как же то, что они не едят человечину уже много десятков лет? Я убью Родриго! Во что он нас втянул?

 — Знаешь, если в следующий раз я начну настаивать на экскурсиях, сделай все возможное, чтобы мы туда не попали, — сквозь улыбку процедил Билл мрачно.

 — Надеюсь, что у Родриго и организаторов этой поездки все просчитано, — отозвалась я так же. — Родька опытный путешественник. Он без подстраховки носу из дома не высунет.

 — Хотелось бы в это верить…

 — «Ма-ру-ся от счастья слезы льет. Как гусли душа ее поет!» — пропел Родриго радостно, обхватив Билла за плечи. — Прощайтесь, дети мои. Сегодня, мальчик, ты станешь мужчиной. Черт, ты же не понимаешь по-русски. Say goodbye. Now, boy, u gonna become a man.

 — Что значит прощайтесь? — встрепенулась я.

 — На охоту мы идем. Не буду же я позориться и оставлять его в деревне, как телку какую-то. А ты тут с женщинами пообщайся.

 — А переводчик?

 — А что переводчик? Переводчик пойдет с нами. Я же должен понимать, о чем они говорят. В конце концов, решение, кто кого есть будет, принимает вождь, а не его женщины. А нам нельзя быть съеденными. Это может повредить моему здоровью. И вообще, я не собираюсь пропускать из-за них тренировки и соревнования. Кстати, твоему дохлику тоже не мешало бы подкачать тело, а то глиста глистой.

 — Родриго, я тебя очень прошу, сделай так, чтобы с ним ничего не случилось. Я не знаю, как ты его вчера уговорил поехать сюда, но сделай так, чтобы он вернулся живым и здоровым.

 — Что мне за это будет?

 — А что ты хочешь?

 — Тебя.

 — Родриго, ну какой смысл трахать тело, если мыслями оно с другим? Ты будешь уважать себя после этого?

 — Ты не поняла. Я вообще тебя хочу. Полностью в личное пользование.

 — Давай не будем выяснять здесь отношения. Как друг — я вся твоя. Как женщина — мои мысли, мое тело, моя душа принадлежит ему. И только ему. Ты же знаешь это. Не убивай меня. Без него я отсюда не уйду.

 — Романтичная ты моя, — Родриго прижал меня к себе и потрепал голову. Поцеловал в макушку. — Дурочка, глупенькая дурочка. Разве я могу оставить тебя здесь? Не переживай, я присмотрю за ним. Bill! Let's go! Great things are to be done! Идиот… Какой же я идиот…

 Через час я освоилась в деревне и даже начала худо-бедно понимать, что от меня хотят аборигенки. Они показывали мне хозяйство и объясняли, как, что и из чего можно приготовить. За хижинами у каждой семьи разбит огород. Там они выращивают сладкий картофель батат, овощи. Во двориках важно ходят куры, в грязных лужах бултыхаются утки, а в загонах нежатся свиньи. Еще я видела, что они разводят каких-то животных, похожих на больших крыс, но кто это — не признала. Куры и утки у меня никаких вопросов не вызвали, а вот черные, худосочные, мелкие свиньи неприятно удивили. Хотя, с другой стороны, что я хочу? Им самим-то есть нечего, а тут еще свиней прокорми. На озере, куда меня повели купаться, выяснилось, что майри действительно давно не занимаются каннибализмом, но очень соблюдают и чтят обычаи. И, если я правильно все поняла, обычай поедания врага — самый важный в их жизни и связан с представлением о мире: если оставить труп убиенного разлагаться, то победа будет не полной и враг сможет навредить племени. Но в целом майри очень дружелюбный народ и всегда рады гостям.

 Обычное утро женщины-майри начинается с работ в огороде, где она и батрачит с утра и до упора в любую погоду. Младшие дети предоставлены сами себе. А старшие девочки остаются дома, мастерят юбки из волокон растений или плетут сетки для хвороста, овощей или ловли рыбы. Мне тоже предложили сменить джинсы и футболку на местный наряд. Я как-то постеснялась — не в моих правилах было ходить топлесс среди чужих людей. Мониба, как звали жену вождя, на чье попечение меня оставили, не стала настаивать, ее больше интересовало, в каких я отношениях с молодыми людьми. Пришлось Билла заделать себе в мужья, а Родриго в родные братья, что-то мне подсказывало, что подробности наших взаимоотношений могут оскорбить бедняжку, а обижать людоеда — далеко не самый разумный поступок в этой жизни. Мониба показывала мне, как разжигать огонь палочками, как жарить на камнях мясо той самой крысы. А потом заставила это съесть. «Мыши плакали, кололись, но продолжали жрать кактус». Ладно, хоть крысу… Могла ведь и человечину предложить. А отказаться не удобно…

 Родриго и Билл вернулись к обеду сияющие, как солнце. Родьку распирало от гордости, а Билл скакал, как щенок-подросток, которому выдали самую классную в его жизни игрушку. Я смотрела на них и не могла налюбоваться. Один — настоящий мужчина, рядом с которым ничего не страшно, который за тебя порвет любого. Второй — забавный и смешной, нежный и ласковый. Они такие разные. И я люблю их обоих.