Ева Маршал - Ты просто бомба, детка

Резче, грубее, наглее. Как он сам. Его голос был ниже, чем у оригинала, я помнила, какую сладкую вибрацию внутри он вызывал, когда его обладатель находился ко мне непозволительно ближе…

Нет, это не моя мысль! Я вдруг испугалась того, о чем только что подумала. Жар бросился к щекам, во рту стало сухо. Боже, у меня же есть Генри! Я не должна о таком даже помышлять! Стоит поскорее забыть все, что здесь случилось, никогда не вспоминать и никому не рассказывать. Даже Хлое.

Уноси свою глупую задницу отсюда побыстрее, Шерон!

Но двусмысленные слова песни не позволяли уйти. Они заставляли вспоминать тот момент, когда я впивалась ногтями в его плечи, пока его пальцы двигались внутри…

Над ухом оглушительно завизжали, я отодвинулась в сторону и обнаружила рядом с собой ту самую грудастую девицу в золотом платье. Вблизи она выглядела вульгарнее и старше. Белья она не носила, и зажаренный в солярии силикон выталкивал из-за края ткани темные ореолы сосков.

А Питон пел:

If I say I don't need anyone

Если я скажу, что мне никто не нужен,

I can say these things to you

Я могу сказать это и тебе.

'cause

Потому что:

I can turn on anyone

Я могу соблазнить любую,

Just like I've turned on you

Так же, как и тебя.

Он подошел ближе, и обвел зал указательным пальцем, точно невзначай остановившись на нас. Женщина в золотом платье отреагировала бурно и, пошатнувшись, ухватила меня за локоть.

— Упс! Проссстите… — пьяно пробормотала она извинения, не поворачивая головы. И продолжила, почти без паузы. — Да-а, Дик, да-а.

Мне пришлось отступить назад, что отцепить ее от себя.

I've got a tongue like a razor

У меня язык как бритва,

A sweet switchblade knife

Сладкий перочинный нож.

Девица в косухе, оставшаяся на сцене и решившая выполнить роль подтанцовки, вытворяла что-то на грани приличия. Извиваясь вокруг этого Питона так, словно перепутала его с пилоном для стриптиза. Рука мужчины легла ей на голову, зарылась в волосы, оттянула назад. Под овации публики он эффектно склонился над ней, едва не сунув микрофон ей в приоткрытые губы.

— Да Молли! Отсоси ему, — кто-то выкрикнул из зала, поощряя парочку.

Я сделала еще один шаг назад и еще… почти столкнувшись с подошедшим ко мне со спины Генри. Меня обдал знакомый запах «Royal mayfair», его голубые спокойные глаза равнодушно скользнули по опасной глубине декольте соседки.

— Где ты была, Шерон? Я везде тебя ищу.

— Ходила припудрить носик, — получилось вроде неплохо. Боже, но какой стыд. Никогда, никогда в жизни я не повторю подобного безобразия. — Не оставляй меня, пожалуйста, одну в подобных заведениях, здесь много странных личностей.

Не глядя на него, я обхватила себя руками. Отчасти, чтобы не уцепиться за локоть Генри, но в большей степени, чтобы отделить себя от происходящего. Как в детстве. Я в домике. Это не я разбила любимую вазу тетушка Джослин.

— Скоро уже уйдем, — раздался голос Генри. — Отец ответил смс, подойдет к барной стойке, когда освободится. Проклятие, то он пытается ошиваться рядом и нервирует своим присутствием маму и отчима, то, когда вдруг действительно нужен, заставляет его дожидаться…

Ему приходилось говорить громче, чем обычно, и это его раздражало. Мы значительно удалились от сцены, и следующий куплет песни донесся чуть приглушенно. Словно мне его нашептали в спину.

I can do you favors

Я могу сделать тебе приятное.

But then you'll do whatever I like

А затем, ты сделаешь то, что нравится мне.[2]

«А затем, ты сделаешь то, что нравится мне», мысленно повторила я. Обойдешься, мистер Питон или как там тебя зовут по-настоящему. Не пойму, певец ты или охранник, в любом случае дал мне хороший урок быть осторожной и ответного «презента» тебе уже не получить. Уверена, мы больше никогда не увидимся.

Я качнула головой, стараясь отвлечься, отвязаться от затихающих аккордов песни и гула восхищенных возгласов слушателей.

— Генри, а твой папа…

— Владелец «Свободы», этой забегаловки. Я давно предлагал ему продать бар и спокойно заняться только своими автомагазинами, чтобы не пачкать репутацию семьи, но отец не особенно считается с моим мнением. Продолжает зависать со своими дружками в этом адском притоне, тешит свое эго. Сейчас увидишь.

Начался новый проигрыш. Гитарист старался во всю, девица на сцене принялась страстно постанывать в микрофон, еще больше смущая меня и заводя толпу. Слева раздался грохот. Детина за крайним столиком, роняя банки пива и тарелки с пиццей, завалил свою пассию. Принялся ее страстно целовать. Генри тяжело вздохнул и, неразборчиво пробормотав что-то, направился в противоположную сторону, увлекая меня за собой. Отмахнулся по пути от текила-герл, попытавшейся предложить нам выпивку и положил мне руку на талию, подталкивая к барной стойке.

Я двинулась к стулу и уже собиралась сесть, но Генри остановил меня.

— Подожди, — чуть заметно нахмурился он. Идеально гладкий лоб пересекла маленькая складка. — Что с твоим воротником?

— А что с ним не так?

— Он помялся, — это прозвучало так, словно меня только что уличили в краже миллиона долларов. Или в том, что я бегаю голой по улице. — И перекрутился. Где ты умудрилась привести его в такое состояние? Мама будет недовольна, ты же знаешь, она любит, чтобы все было идеально.

И он шагнул мне за спину, поправляя воротник.

Генри все еще возился с моим платьем, когда позади нас раздался низкий, чуть рокочущий голос. Заставивший меня похолодеть от ужаса.

— Привет, малыш. Ну, как тебе мое выступление?

Нет! Этого просто не может быть! Господи, если я упаду в обморок, можно меня так и унесут с закрытыми глазами? Желательно в больницу на краю города, где я приму постриг, напьюсь и усну минимум на столетие, только чтобы не поворачиваться сейчас лицом к подошедшему мужчине.

— Здравствуй, отец, — Генри обернулся и ловко, как марионетку, потянул за плечи меня.

Питон. Дик Питон его отец? Хуже этого могло быть только… Нет, хуже этого ничего не могло быть. Какого черта он такой молодой?! Лет тридцать… Нет, каких тридцать, уже понятно, что ему тридцать шесть, не меньше. Шерон, не тупи!

— Ты же знаешь, я не любитель подобных развлечений, — говорил Генри, не подозревая, что сейчас творится в моей душе.

Дик молчал. Его лицо превратилось в холодную маску, только глаза неспешно путешествовали по моему шелковому платью, аккуратно застегнутым пуговичкам, ладоням Генри, лежащим на плечах.

— Я приехал сюда по делу, а не слушать твои песни. Но ты похоже, специально меня игнорируешь. — продолжил Генри, несколько грубо с моей точки зрения. Но сейчас ему ответят еще более жестко.

Например, «Я не игнорировал, потому что был занят. Щупал в кладовке твою подружку… малыш».

У меня ослабели ноги, и губы высохли как пустыня Сахара. Пришлось их облизывать под внимательным взглядом отца моего парня. По-мо-ги-те! Сейчас я сдохну от стыда.

— Генри, — медленно начал Дик Питон, — я пою раз в неделю, и ребята специально приезжают послушать. Но теперь я весь к твоим услугам… Познакомишь с… красавицей?

— А, да, конечно. Это моя девушка — Шерон Уайти. Мама и Кшиштоф ее одобряют. Шерон, знакомься, мой отец, Ричард Торн. Постарайся быть с ним милой, — произнес Генри отступая.

Ты даже не представляешь, дорогой, как я была с ним мила. … адовы небеса!

Я выдохнула и медленно кивнула:

— Здравствуйте, мистер Торн. Очень приятно.

— Хм. Рад.

Че-е-ерт! Надо вообще молчать, у меня сейчас как у преступницы — «любое слово может быть использовано против».

Глаза Дика сузились, в них мелькнуло то ли раздражение, то ли холодная ярость… Но это длилось лишь мгновение. Потом его лицо разгладилось — он словно надел бесстрастную маску.

— Что ж… — он остановился и мне показалось, сейчас скажет: «Вишенка», но мужчина ровно продолжил: — Рад знакомству, Шерон.

Всю последующую часть встречи я сидела тихо, как мышь под веником. Говорил преимущественно Генри, рассказывал о проекте, что его реализация поможет его учебной практике и важна для работы в корпорации Кшиштофа Завельски.

Ему нужны были небольшие спонсорские средства, потому что отчим поощрял самостоятельность. Генри готов был работать над развитием… и так далее, бла-бла-бла.

Дик кивал, барабанил по стойке сильными загорелыми пальцами и время от времени через плечо Генри бросал на меня скользящие нечитаемые взгляды. От которых мой желудок скручивало ужасом, и начинало подташнивать. Сутулиться и прятаться за спину Завельски я посчитала ниже своего достоинства. Поэтому пришлось просто закрыть глаза, когда Дик потер пальцы, проводя подушечкой большого по кончикам остальных. От такого просто жеста почему-то стало жарко.

Когда мужчины пожали руки и попрощались, я помчалась к выходу первой. Чуть не врезалась в откуда не возьмись появившегося на моем пути рыжего громилу… которого так боялась совсем недавно. А сейчас он показался мне совершенно не страшным. Правильно говорят — все познается в сравнении.

— С дороги, я спешу! — веско рыкнула я, и он отшатнулся. Мелькнуло ошарашенное лицо. Еще пару шагов, и я, наконец, вырвалась на улицу, на свежий воздух.

Все. Спаслась…

Только спину странно жгло, словно я чувствовала чей-то тяжелый взгляд прямо между лопаток.

— Опаздываем, — Генри быстро шел по золоченному холлу оперы, уже пустому. — Шерон!

Я ухватила его за руку, словно за спасательный круг. Локоть был надежен и прочен, как и весь Генри.

— Не висни, больше легкости, покажи, какая ты красавица, — нотка раздражения мелькнула в голосе. Но от меня он не отстранился, двигался все так же ровно, как крейсерский корабль на параде.

Если не обращать внимание на его постоянные замечания, а оценивать только по поступкам — его следовало хватать и срочно тащить под венец. Всегда уверен, щедр, предельно морален. Господи, да еще день назад он казался мне идеалом. Почему я сейчас морщусь от его совета? Раньше привычка моего парня к тотальному контролю напрягала, но в целом воспринималась терпимо.

— Прекрасное платье! — я обернулась на похвалу и увидела элегантную пожилую леди, выплывающую из боковой галереи. Кажется, мы встречались и раньше, но не помню где. — Эта гамма вам очень идет, милочка.

Мои губы непроизвольно растянулись в улыбке. Пока я благодарила, Генри тут же подхватил мои слова и от души встречно восхитился ее выдержанным и тонким стилем. Вот он, мой мир. Мир утончённых женщин и галантных мужчин. Мир, где нет места бранным словечкам, разукрашенным девицам и пошлым татуировкам.

Шли последние минуты перед началом, и в роскошную ложу, где среди бордового и театральной позолоты нас уже ждали мистер и миссис Завельски, мы добрались практически в последний момент.

— Папа недоволен, — открыв дверь и бросив взгляд внутрь, шепнул мне на ухо Генри.

Я вздрогнула от слова «папа», как от пощечины, но тут же облегченно выдохнула. Конечно, Генри имеет в виду своего отчима, именно его обязательно нужно называть «папа». Седовласый благородный Кшиштоф Завельски повернул голову, здороваясь. Лично я по его виду ни эмоций, ни настроения прочесть не могла. Всегда выдержанный, всегда хладнокровный, идеально-благородный. Он придерживался старых традиций «много работаешь — мало отдыхаешь» и скорее всего весь день провел в офисе. Подозреваю, в его кабинете стопроцентно существует отдельная гардеробная с набором рубашек, костюмов и галстуков на все случаи жизни, вряд ли он потратил драгоценное время на дорогу домой в пригород за смокингом, в котором он сейчас щеголял.

На столике рядом с его креслом лежала программка и отключенный телефон. Такую же программку держала в руках его супруга, мать Генри, стройная изящная блондинка, настолько молодо выглядевшая, что была похожа на старшую сестру своего сына. В отличие от мужа, она поднялась с места и поспешила обнять меня.

Блистательная Миранда Завельски была моим идеальным примером или ночным кошмаром. Тут с какой стороны посмотреть. Худенькая до точенности, хоть помирай от зависти. Никаких моих выдающихся бедер и слишком крупной попы, которая раздражала Генри.

Колье на ее шее стоило состояние, а муж смотрел с восхищением и гордостью. Великолепная пара.