— Я уже сказала, та ссора ни при чем. Дело не только в наших разногласиях. Все вышло совсем не так, как я себе представляла. Мне плохо.

— Нам обоим приходится идти на жертвы, мы это всегда знали. Ведь не думала же ты, что у нас все сразу будет идеально. Мы оба должны приспособиться.

Хелен так и подмывало возразить: «Но я не хочу приспосабливаться, я просто хочу, чтобы ты взял и исчез из моей жизни». Вместо этого она сказала:

— Я хочу вернуть свою прежнюю жизнь.

— Какую жизнь? — сказал Мэтью, не агрессивно, но с глубоким любопытством. — Мы были вместе больше четырех лет, я — твоя жизнь.

— Ну, хорошо, тогда я хочу новой жизни. Ту, в которой не участвуют бывшие жены, дети, сослуживцы, которые отпускают шуточки за моей спиной…

— А, так вот где собака зарыта, — протянул он, совершенно не понимая, в чем дело на самом деле. — Ты стыдишься меня, потому что я намного старше тебя, и тебе кажется, будто люди насмехаются над этим…

— Не в том дело, но, раз уж ты сам заговорил… да, именно так и происходит… — Увидев, как изменилось выражение его лица, Хелен поспешно сказала: — Прости. Прости. Забудь! Как я уже говорила, проблема вовсе не в этом.

— Тогда в чем проблема? Тебе не нравится тот факт, что у меня есть бывшая жена — которая, должен заметить, держится исключительно достойно и мужественно и с которой тебе нет абсолютно никакой необходимости иметь дело — или дети, которых ты видишь раз в неделю по три часа и которых, как я уже сказал вчера вечером, ты не обязана видеть, если не хочешь. Во всяком случае, какое-то время.

— Мэтью, нет смысла ссориться заново. Между нами все кончено. Конец истории.

— Ты меня не любишь?

— Да, наверное… Не люблю. Мне очень жаль.

— Но ты говорила, что любишь. Сколько раз ты умоляла меня бросить Софи и переехать к тебе! Неужели ты действительно думаешь, что я бы сделал это, не будь абсолютно уверен, что так хочешь ты?

— Знаю. Мне жаль.

Мэтью все больше и больше заводился.

— Господи Иисусе, Хелен, я бросил своих детей, можно сказать, лишил их детства ради того, чтобы быть с тобой, — я думал, что это и твое желание!

— Так и было. Когда-то. А сейчас — уже нет.

— Нельзя же просто так взять и разлюбить! Мы не дети, а жизнь — не игра. Мы сломали жизнь другим людям. Ты не можешь просто сказать: «Я ошиблась».

— Мне очень жаль, но я действительно ошиблась.

— Нет, Хелен, не надо. Прошу тебя, не бросай меня! Пожалуйста.

Она знала, конечно же, что он так себя и поведет, что он развалится на части — то ли потому, что по-настоящему любит ее, то ли потому, что не в силах перенести унижения оттого, что его самого бросили. Хелен велела себе быть твердой и не поддаваться на уговоры. Но вид у Мэтью был такой жалкий — он даже плакал, — что она растерялась.

— Пожалуйста, не бросай меня. Пожалуйста, — сказал он, схватив ее за руку. — Я слишком стар, чтобы начинать сначала. Я не выдержу… Говорю тебе, я сделаю какую-нибудь глупость.

Неужели перед ней тот властный, разумный мужчина, который всегда руководил их отношениями? Он превратился в жалкую рыдающую развалину. «О господи, — думала она, — он стал таким из-за меня!» Она старалась стоять прямо и не двигаться, а он все умолял ее, все на что-то надеялся, не понимая, что это безнадежно. Черт побери — у нее нет сил устоять перед ним. Она погладила его по голове, и он, поняв, что все изменилось, крепко обхватил ее руками.

Она понимала, что должна попросить его собрать вещи и убираться прочь, но не могла.

— Все хорошо, — сказала она. — Все будет хорошо.

Глава 22

Хелен страшилась встречи с Софи вечером в среду. Она знала, что Лео поговорит с ней — хотя бы о том, что она отказалась работать на него, если не обо всем остальном, — и понимала, что каким-то образом ей придется объясниться. Она уже собиралась отказаться, но Рейчел заявила, что они с Нилом заказали еду из китайского ресторана и собираются посмотреть телевизор, а вынести еще один вечер на диване в обществе Мэтью Хелен была просто не в состоянии. Кроме того, она испытывала мазохистскую потребность узнать, что именно Лео рассказал Софи.

Она провела день как в тумане. Как в кошмарном сне. И хуже всего то, что кошмарный сон был ее собственным творением. Ей казалось, сну не будет конца. У нее почти получилось. Она объявила Мэтью, что все кончено, что она больше его не любит. Ей бы потерпеть еще несколько минут — но, может быть, раз она все-таки смягчилась, она добрее, чем думает? Просто здорово. Ну и лапочка же я. Аллилуйя. Наградите меня орденом и позвольте вернуться к прежней колючести. Я буду бросать песок в лицо детям, дергать за хвосты старых собак и сумею выгнать любовника, которого разлюбила. Может, вообще сбежать отсюда? Куда же? У нее нет ни жилья, ни денег, ни работы…

Лора предупредила ее, что назавтра к ним придет Лео для предварительного обсуждения. В половине первого. Она попросилась пораньше уйти на обед, и Лора нехотя отпустила ее. Хелен отчего-то казалось, что Лео должен ей позвонить — правда, непонятно, под каким предлогом, — и огорчилась оттого, что он не звонит и вообще не борется за нее. «Ну и пусть, — твердила она себе. — Значит, не так уж я ему и понравилась. Я просто льстила себе». Все равно ей стало неприятно.

В офисе было тихо. Война против Хелен из бухгалтерии утихла, или, во всяком случае, объявили временное перемирие, а к тому, что сослуживцы игнорируют ее, Хелен уже привыкла. Правда, в спину ей по-прежнему отпускали ехидные замечания, но и они уже надоели.

Когда к ним заходил Мэтью, девицы навострили ушки, но он продолжал как ни в чем не бывало флиртовать со всеми девушками и воспринимал их смех как поощрение. Еще каких-нибудь две с половиной недели — и она пошлет их всех подальше. Хелен огляделась по сторонам. Она точно не будет скучать ни по кому из сослуживцев.

Чтобы отвлечься от печальных мыслей о собственной жизни, она постаралась сосредоточиться на проблеме Сандры Хепберн. Сандра надеялась на номинацию в категории «Самая модная женщина» Асе Awards, не имея никакого заметного таланта. В категории «Самая модная женщина» развернулась отчаянная борьба. И Сандре необходимо как-то выделиться из толпы остальных конкуренток — броских, но вялых красоток. Хелен разделила лист бумаги пополам и начала записывать плюсы и минусы Сандры.

«Плюсы»…

Она задумчиво погрызла карандаш, но не смогла припомнить ничего подходящего. Тогда она принялась заполнять другую половину листа под шапкой «Минусы»:

Нет таланта;

Нет карьеры;

Непопулярна;

Уродлива.

Отличное начало, подумала она. Затем зачеркнула слово «уродлива» и поменяла его на «непривлекательна».

Она попыталась проанализировать проблему Сандры, по ходу дела делая заметки. Насколько она понимала, ей предстоит соперничать со старлетками из мыльных опер и неведомо как затесавшейся в эту компанию поп-певицей. Вокруг сотни хорошеньких девушек. Если честно, Сандра не была красавицей и не обладала ярким характером. Чем она обладала — пышной грудью, которую она обожала выставлять напоказ, как и другие части тела, особенно в присутствии фотографов. Если бы она не скидывала с себя одежду так часто, ее бы вообще никто не знал, потому что она была никто и ничто. Ее прославили безумные выходки, но такого рода славе трудно было позавидовать. Ее презирали женщины, и над ней смеялись мужчины, когда показывали друг другу ее фотографии в рубрике «Упс!» со спущенными бретельками или с подписью «Господи, как мне стыдно!» с грудью, в очередной раз выставленной напоказ. Сандра любила называть себя «моделью» — действительно, она несколько раз позировала для дешевых порножурналов с раздвинутыми ногами — денег на ретушера явно пожалели — да еще с подписями такого рода: «Я люблю заниматься сексом втроем» или «Я получаю по четыре оргазма за ночь». В общем, ее можно было назвать просто ничтожеством. Она ничего собой не представляла, но кое-как сводила концы с концами.

В списке клиентов «Глобал» были сотни подобных девиц. Их амбиции, конечно, совершенно не соответствовали их возможностям, но в каком-то смысле такие клиентки — мечта любого рекламного агента, потому что они готовы пойти на все, чтобы попасть в газеты. Потом они скисали, так как на горизонте появлялась следующая «звездюлька» и публика переключала свое внимание на нее. Прежние любимицы таблоидов месяцами названивали агентам («За что я вам плачу?»). Затем шли слезы: «Пожалуйста, скажите, что мне еще сделать?» — и, наконец, они понимали, что им конец, и никто никогда о них больше не слышал. Известность Сандры клонилась к закату, но Хелен хорошо к ней относилась — Сандра всегда была вежлива, никогда не выходила из себя и не строила иллюзий относительно того, что сумеет еще долго уклоняться от настоящей работы. Пределом ее мечтаний было стать известной и популярной. Пока она добилась только первого.

Хелен осознала с удивлением, что пятнадцать минут пролетели незаметно и что она работает увлеченно. Она всегда хотела иметь работу, в которую можно погрузиться с головой, и завидовала таким людям, как Мэтью: он говорил, что день проносится незаметно, потому что он увлечен тем, что делает. Она начала было по привычке жалеть себя: «Я должна была стать кандидатом», но вовремя себя одернула. Сосредоточься, приказала себе она.

Значит, в честной борьбе Сандре ни за что не победить. Она превратилась для всей страны в своего рода притчу во языцах; и даже если кому-нибудь она действительно нравилась, никто не признался бы в том из страха, что все станут смеяться им в лицо. Хелен записала в блокнот: надо обыграть ее в ином качестве — в качестве девушки, которую можно счесть привлекательной. У них есть недели две — надо, чтобы все начали говорить: «В самом деле… если взглянуть на нее поближе, она не так плоха». Она не умеет петь, она не актриса — даже говорит-то с трудом, если честно. Единственное, чего у нее не отнимешь, — ее тело, точнее, фигура от шеи и ниже. Но даже и тут в ней нет ничего особенного. Все равно, необходимо придать ее модельным претензиям некоторый вид законности. В газетах ее часто называют моделью; может, публика тоже, в конце концов, поверит? Просто так — вряд ли. Значит, придется организовать ей профессиональную фотосессию. Но фотографы не станут снимать ее одетой, зачем привлекать излишнее внимание к ее лицу? И ни один из шикарных журналов ею не заинтересуется. Разве что…

Хелен улыбнулась себе. Она любила это чувство, когда ты систематически разбираешь проблему и приходишь к решению. Это как работа детектива — изучаешь улики и находишь убийцу. Один телефонный звонок — и она готова идти и представить свою идею Лоре. Она встала и едва не наткнулась на Хелен из бухгалтерии, которая нервно шаталась вокруг ее стола. Хелен выдавила из себя улыбку.

— Ты в порядке?

— Да, — нервно сказала Хелен из бухгалтерии, — но я хотела бы знать, не хочешь ли ты пообедать со мной, если свободна.

Сердце Хелен упало. Ее настроение, которое она слегка подняла за последние полчаса, опять снизилось до уровня плинтуса. Она немедленно принялась изобретать благовидный предлог для отказа.

— О, Хелен, я бы с удовольствием, но… Я должна пойти поговорить с Лорой, это важно, и это единственное время, которое у нее есть за целый день…

— Послушай, если ты не хочешь, так и скажи, — возразила Хелен из бухгалтерии, — но я только что видела, как Лора и Мэтью вместе пошли перекусить.

— Вот как! — Лицо Хелен напряглось, и она попыталась привести его в порядок и скроить более-менее радостную мину.

— Должно быть, она забыла сказать мне. Отлично! Встретимся внизу через две минуты, мне нужно сбегать в туалет, — сказала она, встревоженная, чтобы остальные не увидели их двоих — офисных парий, — уходящих из конторы вместе.

— Это гениально. — Лора уселась за стол, улыбаясь Хелен. — Нет, в самом деле, гениально, черт побери. И ей понравится.

Идея Хелен была до смешного проста. Она исходила из того, что, если Сандру почаще будут называть моделью, люди начнут в это верить. Она видела достаточно пресс-релизов «Глобал», где новые подружки клиентов назывались «бывшими моделями», когда на самом деле все, что они когда-либо делали, — это снимались для каталогов в возрасте пятнадцати лет или участвовали в показе на подиуме в местном магазине, когда им было восемь. Таблоиды часто раскапывали подобные истории. Было очевидно, что с Сандрой слишком поздно начинать утверждать такого рода гламурное прошлое, но что, если они могут издать сообщение, в котором говорится, что она согласилась попозировать фотографу из «Вог»? Можно предъявить и снимки — не слишком крупным планом, конечно, чтобы не подчеркивать недостатки внешности Сандры. Снимки, тем не менее, должны быть качественными, чтобы все поняли, что ее фотографировали не для порножурнала… Допустим, «Вог» никогда не напечатает этих фотографий — на самом деле они вообще ничего не будут знать. Одним из клиентов «Глобал» был фотограф Бен Демано, только что вышедший из наркологической клиники. Он очень хотел, чтобы его снова взяли на работу, но брать его боялись — риск, что он снова слетит с катушек, был слишком велик. Допустим, Сандра ему хорошо заплатит. И тогда выигрывают оба — Сандра получает позитивную рекламу, а Бен получает гонорар и известность; после того как под фотографиями появится его подпись, бывшие работодатели поймут, что он не только жив, но и трудится. Они смутно намекнут на дату публикации и, к тому времени, как все осознают, что фотографии никогда не будут напечатаны в одном из лучших модных журналов, Сандра получит награду, а на остальное наплевать. Главное, чтобы Сандра купила Бена с потрохами за 3 тысячи фунтов.