– Как ты смотришь на то, чтобы мы с тобой поиграли и оставили все эти пунктики?

Прижавшись к стене, отвечаю ему поцелуем:

– С удовольствием, сеньор Циммерман.

Глава 10

Два дня спустя звонит моя золовка Марта, и мы договариваемся этим вечером выйти покутить.

Вау, я так соскучилась по вечеринкам!

Сначала мы договорились с Грациэлой, но потом к нам присоединились ребята. Они не хотят, чтобы мы шли одни. Когда мы все подъезжаем ко входу «Гуантанамеры», я вижу по выражению лица любимого, что он не восторге от этого места.

Мы заходим. На танцполе уже танцуют Анита, Марта с Артуром и еще пара моих знакомых. Я расплываюсь в улыбке. Как же отплясывает моя золовка немка! Эрик рассматривает ее. Он никогда не видел, как она так танцует, и, глядя на ее виляние бедрами, удивленно спрашивает:

– Почему моя сестра так кривляется?

Я прыскаю. В этот момент Марта замечает нас и бежит навстречу, а следом за ней – ее жених. Мы приветствуем друг друга.

Вдруг я обращаю внимание на парня, который танцует с Анитой. Откуда взялась эта конфетка? Сообразив, куда я смотрю, Марта шепчет:

– Впечатляет, не так ли?

Я, в полном изумлении, киваю. Речь о темноволосом невероятно сексуальном парне.

– Мы прозвали его Дон Идеальное Тело.

– Чертовски красив этот Дон, – шепчу я.

– Его зовут Масимо, – так же шепотом овечает Марта.

– И кто он такой?

– Друг Рейналдо.

– Кубинец?

– Нет, аргентинец. Красавчик, правда?

– Не то слово.

Отрицать это было бы самой страшной ложью в мире. Мы, словно завороженные, наблюдаем, как Анита танцует сальсу с этим аргентинцем. Внезапно рядом со мной оказывается Эрик:

– Джуд, твой напиток.

Принимая бокал, понимаю по его взгляду, что он слышал наш разговор и сейчас сердится.

Ах, мой мальчик, он меня ревнует.

Я улыбаюсь, а он – нет.

Подхожу к нему, целую и шепчу:

– Мне нравишься только ты.

– И Масимо, – хмыкает он.

В конце концов, расцеловав Эрика, я добиваюсь от него улыбки, и он целует меня. Когда мы все начинаем болтать, замечаю, что Эрик и Декстер перекидываются взглядами, когда мимо них проходит привлекательная женщина. И смеюсь про себя. Не могу на них сердиться. Я же не слепая.

Эрик платит за очередную порцию мохито. Вдруг звучит одна песня, и почти все кричат:

– Куба!

Эрик с удивлением смотрит на меня. Я начинаю медленно вилять бедрами в такт музыке, и муж сканирует меня своими голубыми глазами. Ему нравится мое короткое платье, которое я купила во время медового месяца. Соблазняя его, говорю:

– Давай. Пойдем танцевать.

Мой мальчик делает большие глаза и отрицательно машет головой.

Ему осталось лишь сказать мне: «Ни за что на свете!»

Мы вернулись в Германию, и, похоже, из его поведения исчезла естественность, которая была во время медового месяца. Очень жаль.

Мне так нравился раскованный Эрик. Он серьезно смотрит на меня и, видя, что я не прекращаю танцевать, говорит:

– Иди на танцпол.

Горя желанием потанцевать и спеть песню группы Orishas, выхожу на танцпол и танцую вместе с друзьями. Мы медленно и сексуально двигаемся. Музыка проникает в наши тела, и мы подпеваем:

Представляю, представляю

Кубу orishas тайно из Гаваны?

Представляю, представляю

Кубу, хэй, моя музыка.

Танцпол заполняется.

Танцуя, мы все горланим эту песню. Эрик не спускает с меня глаз. Он следит за мной. Он недоволен.

Приходит мой друг Рейналдо. Он замечает Эрика и спешит поздороваться с ним. Они улыбаются друг другу. Мой блондин знакомит его с Декстером и Грациэлой, показывает ему, где я. Рейналдо, с его широкой кубинской улыбкой, бежит на танцпол и, обхватив меня за талию, начинает танцевать под эту горячую музычку.

Представляю, представляю

Кубу orishas тайно из Гаваны.

Смотрю на Эрика и понимаю, что ему нисколечко не нравится, как мы вытанцовываем. Вдруг подпрыгиваю, и после этого начинает подпрыгивать весь танцпол, продолжая горланить песню:

Ты узнаешь, что в румбе – смысл жизни,

Что приятный гуагуанко[17] хорошо слился

В моей старой и прекрасной Гаване с ощущением завтрашнего дня.

И все это представляешь ты, Куба-а-а![18]

Все присутствующие оживленно поют и танцуют. Когда песня заканчивается, диджей меняет ритм, и я возвращаюсь к мужу, умирая от жажды. Беру мохито и делаю огромный глоток.

– Солнце мое, ты не танцуешь?

Эрик долго на меня смотрит… смотрит и, увидев, что я вся вспотела, спрашивает, убирая волосы с моего лица:

– С каких это пор мне нравится танцевать?

Превосходный ответ. Не хочу спорить и напоминать ему, что во время медового месяца он танцевал все, что хотел, и даже более, поэтому не зацикливаюсь и, обняв его за шею, мурлычу:

– Ладно, тогда поцелуй меня. Это ведь тебе нравится, правда?

Наконец-то он улыбается!

Целует меня, и мы наслаждаемся друг другом. Вскоре меня одергивает Марта и снова тянет на танцпол, где мы начинаем танцевать под «Bemba colorа». Эрик снова мрачнеет. Ему явно не нравится «Гуантанамера».

Грациэла наблюдает за нами, и я делаю ей знак присоединиться к нам. Она, не раздумывая, выходит на танцпол, виляя бедрами.

Эрик с Декстером переглядываются и вздыхают.

Ох уж и парочка!

Тут же присоединяются Рейналдо, Анита, Артур, еще пара кубинских друзей и Дон Идеальное Тело.

Мать честная! Вблизи аргентинец еще привлекательнее.

Я не первый раз в этом клубе и знаю, как нужно танцевать под эту песню. Все становятся в круг и в центре, пара за парой, показывают свои способности в этом прекрасном пылком танце. Мы с Мартой, словно безумные, вытанцовываем и выкрикиваем: «Сахарок!»

Когда песня заканчивается, я возвращаюсь к Эрику. Мне опять хочется пить. Он с неловкостью смотрит на меня и спрашивает:

– И так будет всю ночь?

Вижу, что Декстер говорит что-то Грациэле, и та закатывает глаза. Поворачиваюсь к своему нелатинскому парню и, выпив огро-о-о-о-омный глоток вкуснейшего мохито, спрашиваю:

– Тебе не нравится тусовка?

На лице у него написано, что он не понял это слово. Я продолжаю:

– Тебе не нравится здешнее веселье?

Эрик, точнее, Айсмен, осматривается и со всей своей сокрушительной серьезностью отвечает:

– Нет. Мне ничего здесь не нравится. Но тебе – да, ведь так?

Покончив с мохито, смотрю на него. Знаю, что ему это не понравится, и все же отвечаю:

– Ты же это знаешь, любоф моя.

У него вздымаются крылья носа.

Ва-а-а-а-у-у-у-у, как это возбуждающе!

Придвинувшись к нему, шепчу:

– Когда ты такой собственник, то заводишь меня, словно «Дукати»[19].

Приклеиваюсь телом к нему. Даже на каблуках я достаю только до его носа. Эрик не шевелится, лишь смотрит на меня. Начинаю медленно двигаться в такт музыке. Чувствую его эрекцию и, целуя, спрашиваю:

– Хочешь, поедем домой?

Он, не раздумывая, кивает, заставляя меня улыбнуться.

Когда мы приезжаем домой, часы показывают уже четверть третьего ночи. Прощаемся с Декстером и Грациэлой. Войдя в комнату, Эрик все еще хмурится.

Из-за мохито я чувствую себя немного шкодницей и, подойдя к нему, говорю:

– Послушай, любимый…

Но больше ничего не успеваю сказать.

Айсмен заключает меня в объятия и целует с такой страстью и властностью, от которых у меня подкашиваются ноги. Он прижимает меня к стене, разрывает на мне трусики и говорит у самых моих губ, расстегивая брюки:

– Мне не нравится, что ты танцуешь с другими.

Мощным ударом он сразу же вонзается в меня, отчего у меня перехватывает дух.

– Я не хочу, чтобы ты ходила в это место, понятно?

Его страсть сводит меня с ума, но я не так глупа. Крепко хватаю его за плечи и, глядя ему в глаза, отвечаю, не теряя здравого смысла:

– Туда ходят мои друзья, в чем проблема?

Эрик снова мрачнеет. Он сжимает мои бедра, снова прижимает к себе, заставляя меня вскрикнуть. Я схожу с ума, когда он глубоко проникает в меня. Обалдеть! Но он продолжает:

– Мне не нравится это место.

Я целую его, а когда отрываюсь от его губ, отвечаю:

– А мне нравится. Мне там весело, и я не делаю ничего плохого.

– Ты делаешь плохо мне, – цедит он сквозь зубы, снова нанизывая меня.

Не хватает воздуха. Но мне нравится эта горячая игра, и, желая большего, я шепчу:

– Нет, дорогой. Я никогда не сделаю тебе плохо.

Снова проникнув в меня, Эрик тяжело выдыхает и шепчет:

– Слишком много мужчин смотрят на тебя.

– Но я только твоя.

Его губы снова находят мои. Его руки опускаются к моей попке, и он раз за разом бомбит меня. Без остановки. Он зол, и я в восторге от его ярости. Я раскрываюсь. Обожаю, когда он такой властный. Он такой страстный, что я не выдерживаю. Прижавшись к нему, взрываюсь мощным, вызывающим зависимость наслаждением.

Заметив это, Эрик ускоряет атаку. Он неустанно погружается в меня, пока его хриплый рык не дает мне понять, что и он дошел до предела.

Мы стоим у стены, не отпуская друг друга. Мы в восхищении от такого секса. Тяжело дышим. Я смотрю на Эрика и заключаю:

– Надо же, тебя возбудила «Гуантанамера».

Он опускает на меня глаза и, видя мою улыбку, улыбается сам. Целует меня и говорит:

– Малышка, это ты меня возбуждаешь… Только ты.

Он больше не будет мне ничего запрещать. Он понимает, что не должен делать этого. Хотя он четко дал мне понять, что думает о «Гуантанамере».

Этой ночью, еще раз занявшись диким сексом в душе, мы уснули, обнимаясь и очень… преочень любя друг друга.

Дни проходят, а отношения Декстера и Грациэлы не продвигаются.

Меня это начинает утомлять.

Бьорн звонит пригласить Грациэлу на ужин, она соглашается, но Декстер ничего не говорит.

Неужели у этого мужика в жилах течет не кровь?

На следующий день я расспрашиваю Грациэлу о свидании, и та с удовольствием рассказывает, что Бьорн все время вел себя очень галантно. Никакого секса.

Откровенно говоря, меня это не удивляет. Помимо того, что Бьорн – красавчик, он еще истинный джентльмен и настоящий друг.

У Флина начинаются занятия в школе. В первый день учебы он взволнован. Всю дорогу мы с Норбертом с улыбкой смотрим на счастливого мальчика. Он везет в рюкзаке подарок для своей подруги Лауры, который сделал сам и который ему не терпится вручить.

Но когда днем мы заезжаем за ним в школу, он выглядит совсем иначе. Печален и расстроен.

– Что случилось? – спрашиваю у него.

Со слезами на глазах мой маленький кореец-немец шепчет, держа в руках нераспечатанный подарок:

– Лауры больше нет в школе.

– Почему?

– Ариадна сказала, что ее родители переехали в другой город.

Ах, мой мальчик. Это его первое разочарование в любви.

Как жаль. Почему любовь всегда так жестока?

Пока Норберт ведет авто, обнимаю Флина, и он не сопротивляется. Целую его чернявую голову и, пытаясь представить, что сказал бы мой отец, наконец говорю:

– Послушай, Флин, понимаю, ты грустишь из-за того, что не встретился с Лаурой, но подумай о хорошем. Думай о том, что, хотя она больше не в твоей школе, с ней все в порядке. Или ты предпочел бы, чтобы с ней что-то случилось?

Мальчик поднимает на меня глаза и, отрицательно махая головой, говорит:

– Но я больше ее не увижу.

– Этого никто не может знать. Жизнь непредсказуема, и, возможно, когда-нибудь ты снова встретишься со своей подругой.

Мой мальчик не отвечает, и я, пытаясь заставить его улыбнуться, предлагаю:

– Как ты смотришь на то, чтобы мы купили подарок для Эрика? В эту субботу его День рождения.

Он кивает. Я быстро даю Норберту знак разворачиваться, и он привозит нас в ювелирный магазин, где, как мне известно, есть часы, которые нравятся моему мужу. Они стоят дохренища, но, послушайте, мы можем себе это позволить!

В ювелирном магазине меня никто не знает, зато знают Флина и Норберта. Когда же я представляюсь сеньорой Циммерман, они, кажется, готовы расстелить передо мной красный ковер и осыпать лепестками роз.

Круто! Вот что значит иметь деньги.

Купив часы и ремешок из черной кожи, который выбрал Флин для своего дяди, прошу завернуть все в подарочную упаковку. Когда вижу личико своего племянника, становится грустно. Не могу, когда он такой печальный, особенно после того, как он целый месяц был очень весел. Мы садимся в машину, и я пытаюсь его развеселить.

– Знаешь, что через две недели мы с Юргеном будем участвовать в гонках по мотокроссу?

– Ух ты! Правда?

Я утвердительно киваю и спрашиваю:

– Хочешь быть моим помощником?

Мальчик соглашается, но без энтузиазма, и я продолжаю:

– Как ты смотришь на то, чтобы в конце следующей недели мы начали твои занятия по езде на мотоцикле?