Когда мы подходим к палате номер 507, то переглядываемся. После небольшого, но более чем многозначительного молчания я произношу:

– Я хочу войти сама.

Бьорн кивает.

– Даю тебе три минуты. Потом я тоже зайду.

Сердце бешено колотится. Открываю дверь и вхожу. Царит тишина. Вдруг у меня внутри все обрывается, когда я вижу Эрика с закрытыми глазами. Он спит. Осторожно подхожу к нему и рассматриваю его. У него фиолетовое лицо, разбита губа, нога в гипсе. У него просто ужасная физиономия. Но я все равно люблю его, и мне плевать, как он выглядит.

Хочу его потрогать…

Хочу его поцеловать…

Но не решаюсь. Боюсь, что он откроет глаза и прогонит меня.

– Что ты здесь делаешь?

Я подскакиваю, услышав его сиплый голос, а когда смотрю на него, то чуть не падаю в обморок.

О Господи… Его глаза…

Его красивые глаза залиты кровью, и это очень страшно. Чувствую, как мое дыхание учащается. А он, повышая голос, спрашивает:

– Кто тебя предупредил? Какого черта ты здесь делаешь?

Я не отвечаю. Смотрю на него, а он кричит:

– Вон! Я же сказал, чтобы ты убиралась отсюда!

Я хватаю ртом воздух и, ничего не сказав, разворачиваюсь, выхожу из палаты и бегу по коридору. Бьорн бежит следом и останавливает меня. Увидев, в каком я состоянии, он пытается меня успокоить. Меня тошнит. Говорю ему об этом, и он быстро дает мне бумажный пакет. Когда мой желудок приходит в норму, Бьорн, мой добрый друг встает и с серьезностью, которой я никогда у него не замечала, произносит:

– Не двигайся с места, понятно?

Киваю и вижу, как он направляется к палате Эрика.

Резко открывает дверь. Раздаются их голоса. Они спорят. Услышав шум, несколько медсестер прибегают посмотреть, что случилось. Очень скоро Бьорн выходит рассерженный, берет меня за руку и говорит:

– Идем. Вернемся сюда завтра.

Оцепенев от страха, позволяю себя вести.

Мне не хочется уходить, но я понимаю, что в коридоре ничего не сделаю.

Мы остановились на ночь в одном из лондонских отелей. Я едва могу сомкнуть глаза. Мои мысли только о любимом, о том, что он там, в больничной палате, совсем один.

На следующий день Бьорн заходит за мной в номер. Он переживает из-за моего состояния. Я бледная. Когда мы снова приезжаем в больницу, мой желудок восстает. Здесь Эрик, и я уверена, что он снова меня прогонит. Но на этот раз я его не послушаю. Он обязан выслушать то, что я ему скажу.

Когда я снова оказываюсь перед палатой номер 507, смотрю на Бьорна и опять прошу его позволить мне зайти одной.

Он отрицательно машет головой, его не убеждают мои слова. Но в конце концов он соглашается с моим решением, не выдержав моего пристального взгляда.

Дрожащей рукой и с нервами на пределе открываю дверь. На этот раз Эрик не спит. Когда он видит меня, его угрюмое лицо еще больше искажается.

– Уходи отсюда, ради всего святого, – цедит он сквозь зубы.

Но я вхожу. Позабыв о вчерашнем бессилии, подхожу к нему и прошу:

– Скажи мне, по крайней мере, что ты в порядке.

Не глядя на меня, он отвечает:

– Я был в порядке до того, как ты приехала.

Меня ранят его слова. Они просто убивают. Но я молчу, и он продолжает:

– Уйди отсюда. Я не звонил тебе, потому что не хочу тебя видеть.

– А я хочу. Я волнуюсь за тебя и…

– Ты волнуешься? – кричит он, пронзая меня взглядом своих кровавых глаз. – Ну надо же, как же… Уходи со своим любовником и больше не появляйся в моей жизни.

Дверь открывается, и, словно ураган, врывается Бьорн.

Лицо Эрика еще больше черствеет, и он ворчит:

– Я сыт вами по горло. Убирайтесь отсюда оба.

Никто из нас не двигается с места, и Эрик продолжает орать:

– Я хочу, чтобы вы ушли! Вон!

И тут его голос, его грубый голос заставляет меня отреагировать. Позабыв о его избитом состоянии, я смотрю Эрику в глаза, совсем не похожие на глаза моего любимого, и выпаливаю:

– Я пришла сюда, чтобы ты смог лицезреть это вживую: мудак!

Мой ответ приводит его в замешательство. Бьорн пользуется моментом:

– Как ты можешь быть таким дураком? Как ты можешь думать такое о Джуд и обо мне?

– Мы поговорим с тобой, когда мне станет лучше, – ворчит Эрик. – А теперь уходите. Я не хочу разговаривать.

– Разумеется, мы поговорим, – отвечает Бьорн. – Но для начала перестань вести себя как идиот и будь мужчиной, которым я всегда тебя считал.

– Бьорн… – рычит Эрик.

Бьорн смотрит на него и, не меняя сердитого выражения лица, продолжает:

– Мне наплевать на твое состояние, на ногу, на твое разбитое лицо или глаза. Я не двинусь с места, пока не увижу те доказательства, такие голословные, которые у тебя есть против нас. Мудак!

Это слово из уст Бьорна в такой напряженный момент смешит меня, хотя сам он вовсе не смешной. Чертово напряжение.

Эрик матерится. Он произносит сотни матов по-немецки, но мы все равно не двигаемся с места. Он не напугает нас этим. Мы не уйдем, пока все, наконец, не выяснится.

Я снова чувствую усталость.

Осматриваюсь в поисках туалета. И когда нахожу его, быстро бегу туда. Я ужасно себя чувствую. Присаживаюсь на унитаз. Вскоре заходит Бьорн и ласково шепчет:

– Если тебе плохо, мы можем уйти.

Знаком говорю: «Нет».

– Все в порядке, не волнуйся. Мне лишь нужно, чтобы Эрик нам поверил.

– Он поверит, красавица. Обещаю, что так и будет.

Через несколько минут мы оба выходим из туалета, Эрик внимательно смотрит на нас. Я присаживаюсь на стул и молча наблюдаю за тем, как они заводят новый спор. Высказывают все, что хотят, а я остаюсь в стороне. У меня нет сил даже на то, чтобы говорить. Эрик не смотрит на меня. Он избегает меня.

Видимо, он понимает, что когда смотрит на меня, я меняюсь в лице. Его глаза, как у трансильванского вампира, пугают меня. Наверно, поэтому он старается не показывать их мне.

Входит медсестра, чтобы узнать, что происходит. Эрик просит ее вывести нас, но Бьорн, вооружившись своим шармом, флиртует с женщиной и выставляет ее из палаты, заворожив своей лестью.

Мы с Эриком остаемся наедине. Запасшись мужеством перед его поражающим воображение лицом, я встаю и заявляю:

– Я никуда не уйду, если только не с тобой. И сейчас же я позвоню твоей матери и сестре, чтобы они знали, что случилось.

– Будь ты проклята, Джудит. Не вмешивайся.

– Я вмешиваюсь, потому что ты – мой муж, и я тебя люблю, понятно?

Айсмен в его самом страшном и разрушительном виде смотрит на меня и гневно цедит сквозь зубы:

– Джуд…

Отлично… Он назвал меня уменьшительным именем. Дела налаживаются. Хищный зверь утихомиривается, и я продолжаю:

– Когда я попала в больницу, ты был рядом со мной. Ты не оставлял меня одну ни на минуту, и теперь…

– Теперь ты уйдешь, – прерывает он меня.

– Значит так, послушай, такого не будет. – Вызывающе посмотрев на него, я снова сажусь в кресло рядом с его кроватью и, доставая мобильный из сумочки, говорю: – Если хочешь, встань и вышвырни меня отсюда. А пока я останусь здесь.

Он смотрит… смотрит… и смотрит на меня.

Я смотрю… смотрю… и смотрю на него.

Испания против Германии, матч начинается!

Он понимает, что бессилен, а я не собираюсь уходить. Открывается дверь. Заходит Бьорн, подходит к кровати и говорит:

– Послушай, коллега, умираю – так хочется посмотреть на эти доказательства. Покажи их нам.

С неловким выражением лица Эрик указывает на ноутбук. Бьорн подает ему его. Эрик открывает его, что-то набирает на клавиатуре и, развернув компьютер, говорит приказным тоном:

– Я хочу, чтобы вы скрылись с моих глаз, как только просмотрите их.

Я быстро поднимаюсь.

Бьорн открывает видео. Я сразу же узнаю «Гуантанамеру». Мы с Бьорном разговариваем у бара, и слышно, как мы говорим:

– И если это не слишком личное, то какие тебе нравятся женщины?

– Такие, как ты. Умные, красивые, сексуальные, соблазнительные, естественные, сумасбродные, сбивающие с толку, и я обожаю, когда они меня удивляют.

– И это все я?

– Да, милая моя, ты именно такая!

Мы с Бьорном в шоке переглядываемся. Со стороны это действительно выглядит не так, как было на самом деле.

На следующем видео мы оба танцуем на танцполе, отрываясь по полной. Далее следует серия фотографий, где мы идем под руку по улице и сидим в ресторане, чокаемся бокалами с вином.

Не веря своим глазам, мы снова все пересматриваем. Эрик, глядя на все это, еще больше раздражается и спрашивает:

– Ну, что теперь? Кто из нас врет?

Меня пожирают злость, гнев и отчаяние. Одним ударом закрыв ноутбук, я цежу сквозь зубы:

– Какой же ты мудак!

Я так сильно хлопнула крышкой компьютера, что Эрик сгибается от боли в ноге. Он чертыхается и, глядя на меня, рычит:

– Не смей меня больше оскорблять, иначе…

– Иначе что, чертов упрямец? – Я в ярости швыряю ему в грудь свой мобильный телефон. – Иначе ты вышвырнешь меня из своей жизни? Знаешь что, красавчик, да пошел ты!

Бьорн смотрит на меня. Он пытается меня утихомирить, но я, словно гидра, уже хватаю свою сумочку и выхожу из палаты. Шагаю к лифту, пока меня не останавливает Бьорн. Он спрашивает:

– Куда ты собралась?

– Подальше отсюда. Подальше от него… от…

– Джуд…

Я останавливаюсь. Что я делаю? Куда я иду?

Падаю в объятия Бьорна, который говорит:

– То, что мы увидели… Мы оба знаем, как это было на самом деле, и нас не в чем здесь обвинять. Нужно лишь убедить в этом твоего упрямого мужа и рассказать ему о грязной игре Лайлы.

Я поддаюсь на его уговоры. Когда вхожу в палату, у Эрика нервный вид. Он еще более раздражен, чем несколько секунд назад. Пойдя к нему, я произношу:

– Лайла записала нас, сделала монтаж записи, и ты в это веришь? Таково твое доверие ко мне, к твоей жене?

Опускаю сумочку на кровать и снова нечаянно делаю Эрику больно. Он смотрит на меня, а я продолжаю:

– Ты заблуждаешься.

Он фыркает. Тогда Бьорн, понимая, что мы опять начнем спорить, вмешивается:

– Эти фотографии были сняты в тот день, когда Джуд приехала ко мне в кабинет подписать документы, о чем ты сам ее попросил. Затем я пригласил ее пообедать, как обычно делаю это с тобой, с Фридой и любой своей подругой. Что дает тебе основания не верить нам?

Эрик не отвечает, и Бьорн недовольно продолжает:

– Мы с тобой дружим уже очень давно, и я всегда доверял тебе на сто процентов. Мне больно от того, что ты думаешь, что я, твой друг, буду вести грязную игру с твоей женой. Или ты решил, что я готов потерять нашу дружбу, чтобы перепихнуться с Джудит? – Его гневный голос заставляет меня посмотреть на него, затем он продолжает: – Напоминаю тебе, друг мой, что именно ты предлагаешь мне свою жену, и ты сам получаешь удовольствие от того, что мы делаем втроем. Втроем! И да, мне это нравится. Мне нравится Джудит. Я сказал тебе это еще в первый раз, когда ты нас познакомил, и потом – каждый раз, когда вы ссорились. Но я также говорил тебе, что вы созданы друг для друга и не должны позволять, чтобы кто-то вмешивался в вашу жизнь. Вы оба слишком дороги для меня. Ты – потому что ты для меня как брат, а она – потому что она твоя жена и прекрасный человек. Я люблю вас обоих, и мне больно оттого, что ты во мне сомневаешься.

Эрик молчит. Он слушает Бьорна, который продолжает говорить:

– Наша дружба особенная, и я прикасался к твоей жене только с твоего позволения. Разве я предавал тебя чем-то подобным? Разве ты упрекал меня когда-либо в нечистой игре? Или, может, это когда-то делал я? Если раньше, когда ты не был женат, я всегда уважал тебя, то почему я не должен делать это сейчас? Или, может быть, эта глупая Лайла значит для тебя больше, чем мы с Джуд, вместе взятые?

Эрик смотрит на него. Слова Бьорна отзываются в нем болью, но тот не унимается:

– Ты достаточно умен, чтобы поразмыслить и понять, кто тебя любит, а кто – нет. Если ты решишь, что мы с Джудит тебе врем, то ты, дружище, проиграешь, потому что если кто и любит и уважает тебя в этом мире, так это Джуд. И чтобы решить это недоразумение, знай: Норберт привезет Лайлу сюда, в больницу. Она, скорее всего, будет злиться, но я хочу, чтобы она наконец пролила свет на все происходящее для тебя, меня и Джудит.

После этого наш добрый Бьорн смотрит на меня и, прежде чем выйти, говорит:

– Я подожду снаружи.

Сказав это, он выходит, оставив нас одних. Сказанные им слова шли из самого его сердца, и я знаю, что Эрик это понимает. С угрюмым лицом он закрывает глаза и машет головой.

– Он сказал правду. Лайла со всеми нами играла, – настаиваю я.

Эрик смотрит на меня. От его взгляда у меня волосы становятся дыбом. Устав хранить секрет Бьорна, я говорю:

– Ты знаешь, что мы с Бьорном никогда не предали бы тебя. Почему же тогда ты в этом сомневаешься? Или, может, ты не убедился, что я люблю тебя больше жизни, так же, как и он? – Он молчит, и я продолжаю: – Я расскажу тебе кое-что, о чем ты ничего не знаешь и о чем, я уверена, Лайла тебе не рассказала. Это касается Бьорна. Потом я уйду, чтобы ты над этим поразмыслил. Ты ей доверяешь, потому что она была подругой Ханны, не так ли? – Он подтверждает это кивком головы. – Поэтому я хочу, чтобы ты знал: пока ты страдал от случившегося с Ханной, эта дамочка развлекалась с Леонардом.